Красная комната - Август Стриндберг
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Красная комната
- Автор: Август Стриндберг
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Войдите! – крикнул Фаландер таким тоном, каким обычно предлагают не войти, а убраться вон.
В комнату вошла молодая девушка небольшого роста, но с очень изящной фигуркой. Тонкое овальное лицо обрамляли такие светлые волосы, словно их отбелило солнце: у них был совершенно другой оттенок, нежели тот, что бывает у белокурых от природы волос. Маленький носик и красиво очерченный рот создавали причудливую игру линий ее милого лица, которые непрерывно меняли форму, как в калейдоскопе; когда, например, у нее слегка раздувались ноздри, обрисовывая розоватый хрящик, похожий на лист фиалки, то губки ее раскрывались и обнажали маленькие ровные зубки, которые, хотя и были ее собственными, казались слишком ровными и слишком белыми, чтобы не внушать кое-каких подозрений на этот счет. Ее чуть удлиненные глаза от переносицы опускались к вискам, и потому у них всегда было молящее меланхолическое выражение, которое составляло волшебный контраст с игривыми чертами нижней части лица; однако зрачки находились в постоянном движении: в один миг они сужались и становились как острие иглы, а уже в следующее мгновение широко раскрывались и смотрели так, словно это были линзы подзорной трубы.
Тем временем она вошла в комнату и заперла дверь на ключ.
Фаландер по-прежнему сидел и писал.
– Ты что-то поздно сегодня, Агнес, – сказал он.
– Да, поздно, – ответила она несколько вызывающе, снимая шляпу и осматриваясь.
– Мы довольно долго засиделись вчера вечером.
– Почему бы тебе не встать и не поздороваться со мной? Ведь не так же ты устал?
– Ах, прости, совсем забыл.
– Забыл? Я заметила, что последнее время ты стал часто забываться.
– Правда? И давно ты это заметила?
– Давно? Что ты хочешь этим сказать? И сними, пожалуйста, халат и туфли!
– Видишь, дорогая, первый раз в жизни я что-то забыл, а ты говоришь: последнее время, часто! Ну разве не удивительно? А?
– Да ты издеваешься надо мной? Что с тобой происходит? Последнее время ты стал какой-то странный.
– Опять – последнее время? Почему ты все время говоришь о каком-то последнем времени? Ты же сама понимаешь, что это ложь. Зачем тебе нужно лгать?
– Так, теперь ты обвиняешь меня во лжи!
– Ну что ты. Я просто шучу.
– Думаешь, я не вижу, что я тебе надоела? Думаешь, я не видела, сколько внимания ты уделял вчера этой проститутке Женни и за весь вечер не сказал мне ни слова?
– Ты, кажется, ревнуешь?
– Я? Представь себе, нисколько! Если ты предпочитаешь ее – пожалуйста! Меня это не трогает ни в малейшей степени!
– Правда? Значит, ты не ревнуешь? Прежде это было бы весьма досадным обстоятельством.
– Прежде? Ты о чем?
– О том… очень просто… что ты мне надоела, как ты только что сама выразилась.
– Ты лжешь! Не может этого быть!
Она раздула ноздри, показала свои острые зубки и уколола глазами-иголками.
– Поговорим о чем-нибудь другом, – сказал Фаландер. – Тебе понравился Реньельм?
– Очень! Такой славный мальчик! И такой милый!
– Он по уши в тебя влюбился.
– Брось болтать!
– Но хуже всего то, что он хочет на тебе жениться.
– Пожалуйста, избавь меня от подобных глупостей.
– Но поскольку ему всего двадцать лет, он намерен подождать, пока не будет достоин тебя, как он сам выразился.
– Вот чудак!
– Он считает, что будет достоин тебя, когда станет известным артистом. А известным артистом он не станет до тех пор, пока не будет получать роли. Ты не поможешь ему раздобыть какую-нибудь роль?
Агнес покраснела и забилась в угол дивана, показав ему пару элегантных ботиков с золотыми кисточками.
– Я? Когда у меня самой нет ни одной роли? Ты опять издеваешься надо мной.
– Да, пожалуй.
– Ты дьявол, Густав! Понимаешь? Настоящий дьявол!
– Может быть. А может быть, и нет. Это не так-то просто решить. И все-таки, если ты разумная девочка…
– Замолчи…
Она схватила со стола острый нож для бумаги и угрожающе замахнулась им как бы в шутку, но так, словно это было всерьез.
– Ты сегодня такая красивая, Агнес! – сказал Фаландер.
– Сегодня? Почему только сегодня? А раньше ты этого не замечал?
– Отчего же? Замечал.
– Почему ты вздыхаешь?
– Это я всегда после того, как напьюсь.
– Дай-ка я взгляну. У тебя что, болят глаза?
– Бессонная ночь, моя дорогая.
– Сейчас я уйду, и ты выспишься.
– Не уходи. Я все равно не засну.
– Мне в любом случае лучше уйти. Собственно, я и пришла только затем, чтобы сказать тебе об этом.
Голос ее стал нежным, а веки медленно опустились, словно занавес после сцены смерти одного из героев.
– Спасибо, что ты все-таки пришла сказать мне об этом, – ответил Фаландер.
Она встала и надела шляпу перед зеркалом.
– У тебя есть какие-нибудь духи? – спросила она.
– Нет, только в театре.
– Прекрати курить свою трубку; вся одежда пропахла этой мерзостью.
– Ладно, не буду.
Она наклонилась и застегнула подвязку.
– Извини! – сказала она, бросив на Фаландера умоляющий взгляд.
– А что такое? – спросил он безразлично, словно ничего не заметил.
Поскольку ответа не последовало, он собрался с духом, глубоко вздохнул и спросил:
– Куда ты идешь?
– Пойду примерить новое платье, так что можешь не беспокоиться, – ответила Агнес, как ей казалось, очень непринужденно. Но по фальшивым ноткам в ее голосе Фаландер понял, что все это заранее отрепетировано, и сказал только:
– Тогда прощай!
Она подошла, чтобы он ее поцеловал. Фаландер обнял ее и так прижал к груди, словно хотел задушить, потом поцеловал в лоб, проводил до дверей и, когда она выходила, коротко бросил:
– Прощай!
Глава 16
На Белых горах
В этот августовский день Фальк снова сидит в маленьком парке на Моисеевой горе, такой же одинокий, каким оставался все лето, и припоминает все, что ему пришлось пережить с тех пор, как три месяца назад он был здесь в последний раз, такой уверенный в себе, такой мужественный и сильный. Сейчас он чувствует себя старым, усталым, ко всему безразличным; он заглянул во все эти дома, что громоздятся там, далеко внизу, и ему открылась картина совсем не та, которую он себе представлял. Он многое повидал за это время и наблюдал людей в такой обстановке, в какой их может увидеть только врач, лечащий бедняков, да газетный репортер, с той лишь разницей, что репортер видит их такими, какими они хотят казаться, а врач – такими, какие они есть на самом деле; Фальку представилась возможность наблюдать людей как общественных животных во всем многообразии их видов и форм. Он посещал заседания риксдага и церковных советов, правления акционерных обществ и благотворительных организаций, присутствовал при полицейских расследованиях, бывал на празднествах, похоронах и народных собраниях; и повсюду слышал красивые слова, великое множество слов, слов, какими никогда не пользуются в повседневной речи, тех весьма специфических слов, которые отнюдь не служат для выражения какой-то определенной мысли, во всяком случае, той, какую нужно высказать. В результате он получил крайне одностороннее представление о человеке как о лживом общественном животном, которое и не может быть ничем иным, поскольку цивилизация запрещает открытую войну; у него почти не было живого общения с людьми, и потому он начисто забыл, что существует еще одно животное, которое за бокалом вина и в компании друзей, если только его не дразнят, бывает чрезвычайно приятным и обходительным и охотно появляется в обществе со всеми своими слабостями и недостатками, когда поблизости нет посторонних. О нем Фальк совершенно забыл и потому был преисполнен горечи. Но было еще одно досадное обстоятельство: он потерял уважение к самому себе! При том, что не совершил ни единого поступка, которого ему следовало бы стыдиться! Самоуважения его лишили другие, и произошло это очень легко и просто. Везде и всюду, где он только появлялся, каждый старался выказать свое неуважение к нему, и он, которого с самого детства пытались лишить чувства собственного достоинства, никак не мог уважать того, кого все презирают! Но особенно он приходил в отчаяние, когда видел, как любезно и предупредительно обращаются с журналистами консервативного толка, теми самыми, кто защищал или, в лучшем случае, оставлял без внимания несправедливость и зло. Значит, он вызывал всеобщее презрение не потому, что был журналистом, а потому, что выступал в защиту бедных и обездоленных! Порой его охватывали мучительные сомнения. Так, в отчете о заседании акционеров общества «Тритон» он употребил слово «мошенничество». «Серый плащ» ответил длинной статьей, в которой настолько ясно и убедительно обосновал национально-патриотический характер предприятия, что Фальк уже сам был близок к тому, чтобы убедиться в своей неправоте, и его еще долго мучили угрызения совести из-за того, что он так легкомысленно опорочил репутацию ни в чем не повинных людей. Теперь он пребывал в том удрученном состоянии духа, которое было чем-то средним между крайней нетерпимостью и абсолютным безразличием, и лишь от каждого последующего импульса зависело, какое направление примут его мысли.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Justitia – est… Часть 1 - Эрика Картман - Детектив
- Рожденный от ветра - Брайан Ламли - Ужасы и Мистика
- Вегетарианство в мировых религиях - Стивен Роузен - Религия