Мадемуазель де Мопен - Теофиль Готье
- Дата:07.09.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Мадемуазель де Мопен
- Автор: Теофиль Готье
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олень бежал с быстротой оленя, как, собственно, ему и полагалось, и пять десятков собак, гнавшихся за ним по пятам, изрядно подхлестывали его природную резвость. Погоня летела с такой скоростью, что до охотников лишь изредка доносился собачий лай.
Теодор, обладатель самого быстроногого коня и самый ловкий наездник, с необычайным пылом унесся вслед своре. За ним мчался д'Альбер. Далее скакали Розетта и маленький паж Иснабель, с каждой минутой они все больше отставали от остальных.
Вскоре разрыв увеличился настолько, что исчезла всякая надежда наверстать упущенное.
— Может быть, остановимся ненадолго и дадим передышку лошадям? — предложила Розетта. — Охота умчалась в сторону пруда, а я знаю проселок, который приведет нас туда одновременно с остальными.
Иснабель натянул поводья своей горной лошадки; она опустила голову, и на глаза ей упали прядки, отделившиеся от гривы; копытами она рыла песок.
Лошадка эта являла собой разительный контраст с лошадью Розетты: одно животное было черно, как ночь, другое — атласно-белое; одно косматое, с растрепанной гривой, у другого грива была заплетена голубыми ленточками, а хвост расчесан и завит. Второе было похоже на единорога, а первое на спаниеля.
Наездники различались между собою точно так же, как их скакуны. Насколько черны были волосы у Розетты, настолько белокуры у Иснабеля; брови у нее были очень четко очерчены и весьма заметны, а брови пажа совсем не выделялись на фоне кожи и смахивали на пушок персика. Лицо у Розетты было румяное и яркое, как полуденное солнце, а пажа прозрачностью и нежными красками напоминало о первых лучах рассвета.
— Давайте попытаемся догнать охоту! — обратился Иснабель к Розетте. — Лошади уже отдышались.
— Поехали! — отозвалась прелестная амазонка, и они пустили лошадей вскачь по боковой аллее, которая вела к пруду; лошади бежали бок о бок, почти во всю ширину аллеи.
Со стороны Иснабеля у обочины росло раскидистое узловатое дерево, выставлявшее вперед толстую ветку, словно руку, которая грозила наездникам кулаком. Ребенок не заметил ее.
— Берегитесь! — воскликнула Розетта. — Пригнитесь пониже, не то вас выбросит из седла!
Совет запоздал; ветка со всего маху ударила Иснабеля в грудь. Удар был так силен, что мальчик не удержался в стременах; лошадь ускакала вперед, а ветка была такая толстая, что не прянула в сторону, и паж, вылетел из седла, скатился назад и грохнулся оземь.
Он тут же лишился сознания. Розетта в сильном испуге соскочила с лошади и бросилась к Иснабелю, не подававшему признаков жизни.
С головы у него слетела шапочка, и прекрасные белокурые волосы пышно рассыпались по песку. Его маленькие ладони разжались и побелели так, что стали похожи на восковые. Розетта опустилась перед ним на колени и попыталась привести его в чувство. У нее не было при себе ни солей, ни склянки, и она совсем растерялась. Вдруг она заметила, что в дорожной рытвине скопилось немного чистой и прозрачной дождевой воды; к величайшему ужасу крошечной лягушки, наяды этого водоема, Розетта омочила в нем пальцы и брызнула несколько капель на голубоватые виски юного пажа. Казалось, он не почувствовал этого, и жемчужные брызги скатились по его белым щекам, как слезы сильфиды по лепестку лилии. Розетта подумывала, что его дыхание, быть может, стесняет одежда; она распустила ему пояс, расстегнула пуговицы камзола и распахнула ворот сорочки, чтобы грудь дышала свободнее. Тут Розетта обнаружила нечто такое, что было бы самой приятной на свете неожиданностью для мужчины, но ее, судя по всему, отнюдь не обрадовало: ее брови сомкнулись, а верхняя губа слегка задрожала; ее взгляду явилась белоснежная девичья грудь, еще не вполне округлившаяся, но подающая самые лучезарные надежды, надежды, которые уже отчасти начинали исполняться; упругая, нежная, цвета слоновой кости, как сказали бы подражатели Ронсара, грудь, которую сладко было созерцать и еще слаще было бы целовать.
— Это женщина! — вымолвила Розетта. — Женщина! Ах, Теодор!
Иснабель — сохраним за пажом это имя, хотя оно и вымышленное, — тихонько вздохнул и томно поднял удлиненные веки; он был ничуть не ранен, а только оглушен ударом. Вскоре он сел на траву, а затем с помощью Розетты сумел встать на ноги и взобраться на коня, который встал на месте, как только лишился седока.
Тихим шагом поехали они в сторону пруда, а там оба всадника — или, вернее, обе всадницы — еще застали конец охоты. Розетта в немногих словах поведала Теодору, что произошло. Теодор во время ее рассказа то бледнел, то краснел и на обратном пути все время ехал бок о бок с Иснабелем.
В замок вернулись совсем рано! И день, начинавшийся так весело, завершился весьма уныло.
Розетта была задумчива, д'Альбер тоже, казалось, глубоко ушел в себя. Вскоре читатель узнает, что было тому причиной.
Глава восьмая
Нет, любезный мой Сильвио, нет, я тебя не забыл; я не из тех, кто шагает по жизни, ни разу не оглянувшись; мое прошлое следует за мной по пятам и вторгается в настоящее, а то и в грядущее; твоя дружба для меня — одна из тех залитых солнцем лужаек, которые лучше всего видны на горизонте моих последних лет, уже затянутом синей дымкой; и я часто оглядываюсь на нее с вершины, на которую теперь взобрался, и любуюсь ею с чувством неизбывной печали.
О, какое прекрасное было время! Как ангельски чисты мы были! Наши ноги едва касались земли, у нас словно крылья росли за плечами, наши желания подхватывали и уносили нас ввысь, и золотой ореол отрочества трепетал над нашими головами на весеннем ветерке.
Помнишь остров, поросший тополями, в том месте, где река разделяется надвое? Туда можно было добраться по очень длинной и совсем узкой доске, которая опасно прогибалась посредине. Козам этот мостик был в самый раз, и, по правде сказать, только козы им и пользовались: в этом была главная прелесть. Короткая густая трава, из которой, помаргивая, выглядывали очаровательные голубые глаза незабудок, желтая, словно нанковая, тропинка, опоясывавшая зеленый наряд островка, вечно зыблющиеся тени осин и тополей были также не последними украшениями этого рая; женщины приносили сюда куски полотна и расстилали на траве, чтобы роса отбелила их; они казались квадратными снежными сугробами; а эта девочка, вся смуглая, загорелая до черноты; ее темные дикарские глаза так лукаво сверкали из-под длинных прядей волос — она бегала за козами и грозно помахивала ивовым прутиком, когда ей казалось, что они вот-вот потопчут холсты, которые она сторожила, — ты помнишь ее? А бабочки цвета серы, мечущиеся и ныряющие в воздухе, а зимородок — мы столько раз пытались его изловить, он свил себе гнездо в зарослях ольшаника… А эти спуски к реке по грубо вырубленным ступеням и столбы, и сваи, снизу совсем позеленевшие и почти всегда скрытые за частоколом деревьев и кустарников? Какая прозрачная и сверкающая была вода! Как просвечивало дно, усыпанное золотистым гравием! И до чего приятно было, сидя на бережку, окунать ноги в речную струю! Стебли кувшинок, усеянные золотыми цветами, переплетались затейливыми узорами и походили на зеленые волосы, ниспадающие на агатовую спину купающейся нимфы. Небо с лазурной улыбкой смотрелось в это прозрачное, как чистейший жемчуг, зеркало и в разные часы дня с неистощимым разнообразием отливало то бирюзой, то золотыми блестками, заволакивалось то ватой, то муаром. Как я любил эти эскадры уток с изумрудными шейками, которые без конца сновали от берега к берегу, оставляя борозды на зеркальной глади воды!
Как хорошо мы вписывались в этот пейзаж! Как гармонично сочетались с этой тихой и безмятежной природой, как легко находили с ней общий язык! Кругом царит весна, в груди торжествует юность, трава залита солнцем, губы озарены улыбкой, все кусты усыпаны снегом цветов, в душе у нас цветут белоснежные иллюзии, стыдливый румянец сияет на наших лицах и на цветах шиповника, в сердце звенит поэзия, в деревьях прячутся щебечущие птицы, свет, воркование, ароматы, тысячи смутных шумов, и сердце бьется, и вода журчит по гальке, стебельки травы и наши помыслы тянутся ввысь, капля росы скользит по чашечке цветка, слезинка срывается с ресниц и бежит по щеке, влюбленный вздох, шелест листвы… Какие вечера нам выдавались, когда мы гуляли неспешным шагом у самой реки, так близко, что подчас одна нога ступала по воде, а другая по суше.
Увы, это продолжалось недолго, во всяком случае для меня, потому что ты, хоть и приобрел опыт мужчины, сумел сохранить детское чистосердечие. Семя испорченности, зароненное в меня, быстро проросло, и все, что было во мне чистого и здорового, безжалостно извела гангрена. Изо всех невинных радостей мне осталась лишь твоя дружба.
Я привык ничего от тебя не скрывать — ни поступков, ни помыслов. Я обнажал перед тобой самые сокровенные уголки моего сердца; я обязался описывать тебе самые странные, несуразные и смешные побуждения своей души, но, по правде сказать, с недавних пор меня захватили столь ни с чем не сообразные переживания, что я не смею признаться в них и самому себе. Я уже писал тебе прежде, что в поисках прекрасного, упорных и беспокойных, боюсь рано или поздно столкнуться с невозможным или скатиться до противоестественного. Мои опасения почти сбылись. Когда же я избавлюсь от всех этих разнородных течений, которые тянут меня в разные стороны и заносят то вправо, то влево? Когда же палуба моего корабля перестанет ходить ходуном у меня под ногами, доколе через нее будут перекатываться валы, поднятые всеми этими бурями? Где обрету я пристань, у которой мог бы бросить якорь, и незыблемую скалу, недосягаемую для волн, где мог бы обсушиться и отжать морскую пену из волос?
- 1888 - Ж. Л. Готье - Классический детектив / Периодические издания / Триллер
- Книга замет – Добрых примет - Владимир Портнов - Русская современная проза
- Без очков. Восстановление зрения без лекарств - Марина Ильинская - Здоровье
- Цвет и ваше здоровье - Елена Егорова - Здоровье
- Железная маска (сборник) - Теофиль Готье - Исторические приключения