Физиология брака - Оноре Бальзак
- Дата:13.08.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Физиология брака
- Автор: Оноре Бальзак
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Физиология брака" от Оноре Бальзак
📚 "Физиология брака" - это произведение, которое погружает слушателя в мир сложных отношений между мужчиной и женщиной. В центре сюжета - главный герой, чья жизнь переплетена с тайнами, страстью и предательством. Он ищет истинное счастье, но сталкивается с множеством препятствий на своем пути.
Автор Оноре Бальзак - великий французский писатель, чьи произведения всегда вызывают интерес у читателей. Его творчество отличается глубоким психологическим анализом персонажей и острым социальным зрением.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Мы собрали лучшие произведения разных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе.
🎧 "Физиология брака" - это шедевр, который заставляет задуматься о природе человеческих отношений и искать ответы на вечные вопросы о любви и преданности. Погрузитесь в мир страсти и интриги вместе с этой аудиокнигой!
Об авторе:
Оноре де Бальзак (1799-1850) - французский писатель, один из основоположников реализма в литературе. Его произведения известны своим глубоким анализом общественных явлений и психологии персонажей. Бальзак создал множество произведений, которые стали классикой мировой литературы.
Погрузитесь в мир литературы с knigi-online.info! Слушайте аудиокниги онлайн бесплатно и наслаждайтесь произведениями великих писателей.
Не упустите возможность окунуться в увлекательные истории из жанра классической прозы на нашем сайте! 📖
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть ли на свете человек, который настолько равнодушен к тайнам любви, что ни разу в жизни не любовался легкой, кокетливой походкой женщины, летящей на свидание? Она скользит среди толпы, словно змея в траве. Напрасно выставленные в витринах шедевры портных и белошвеек пытаются пленить ее своим блеском; словно верное животное по невидимым следам хозяина, она идет вперед, не слыша адресованных ей комплиментов, не видя обращенных на нее взоров, не обращая ни малейшего внимания даже на неизбежные в многолюдном Париже столкновения с прохожими. Еще бы! ведь у нее каждая минута на счету! Ее походка, наряд, глаза тысячу раз выдают ее с головой уже тогда, когда она спешит на свидание. Но насколько же восхитительнее для праздного наблюдателя и насколько страшнее для мужа лицо этой счастливицы, когда она возвращается назад из тайного приюта, куда вечно стремится ее душа!.. Блаженство изменницы запечатлено даже в неописуемом беспорядке растрепавшейся прически, которой сломанный гребень холостяка не сумел придать того блеска и той безупречной элегантности, какую без труда сообщает ей умелая рука камеристки. А сколько пленительной непринужденности в походке женщины, возвращающейся со свидания! Откуда мне взять слова, чтобы описать, какой дивный румянец окрашивает ее щеки, какой меланхолии и одновременно веселости, какой невинности и одновременно гордости преисполняется ее взгляд, теряющий всякую самоуверенность!
Если так красноречив облик женщины, чьи приметы по справедливости следовало бы поместить в Размышление, посвященное «Последним симптомам», женщины, которая стремится скрыть обуревающие ее чувства, вы без труда поймете, какую обильную жатву для наблюдателя представляет женщина, еще не изменившая своему долгу и по возвращении домой одним своим видом простодушно выдающая мужу свои тайны. Будь моя воля, я бы с большой охотой украсил каждую лестничную площадку розой ветров и флюгером.
В заключение скажу, что способы превратить собственное жилище в некую обсерваторию зависят всецело от своеобразия места и обстоятельств: так что всякий ревнивец волен выходить из положения по-своему.
Размышление XVI
Брачная хартия
Сознаюсь, мне известен в Париже всего один дом, устроенный так, как требует описанная в двух предыдущих Размышлениях система. Впрочем, должен добавить, что, собственно говоря, система и была выведена из наблюдений за этим домом — восхитительной крепостью, в которой царствует хмельной от любви и ревности молодой докладчик по кассационным прошениям.
Узнав, что есть на свете человек, вознамерившийся усовершенствовать брачные установления во Франции, он великодушно отворил мне двери своего особняка и пригласил осмотреть сей гинекей. Я восхитился изобретательностью, которая позволила ему с помощью элегантной мебели, роскошных ковров и прекрасных живописных полотен скрыть следы ревности, достойной восточных деспотов. Я убедился, что изменить супружескому долгу в этих стенах решительно невозможно.
— Сударь, — обратился я к Отелло из Государственного совета, который показался мне не слишком сведущим в вопросах высшей брачной политики, — я не сомневаюсь, что госпожа виконтесса с радостью обитает в вашем маленьком раю; больше того, я уверен, что она безмерно счастлива, особенно если вы часто составляете ей компанию, однако рано или поздно сей райский уголок наскучит вашей супруге, ибо человек, сударь, пресыщается всем, не исключая вещей возвышеннейших. Как же поступите вы, когда госпожа виконтесса, перестав находить в ваших выдумках прежнюю прелесть, откроет ротик и зевнет, а после, чего доброго, напомнит вам о двух неотъемлемых правах женщины, попрание которых лишает ее счастья: о личной свободе, то есть праве гулять где вздумается, по своей собственной воле, и свободе печати, то есть праве отправлять и получать письма, не опасаясь вашей цензуры?..
Не успел я договорить, как господин виконт де В*** сильно сжал мне руку и вскричал:
— Вот какова женская неблагодарность! Во всем свете неблагодарнее короля только народ, но женщина, сударь, превосходит в неблагодарности их обоих. Замужние женщины — все равно что подданные конституционной монархии: сколько бы правительство ни уверяло их, что они благоденствуют, сколько бы ни поручало жандармам и чиновникам, парламенту и армии заботиться о том, чтобы народ не умер с голоду, чтобы улицы освещались газовыми рожками за счет граждан, солнце согревало нашу сорок пятую параллель своими яркими лучами, рабочие худо-бедно мостили дороги, а деньги у граждан отнимали исключительно сборщики податей, эту прекрасную утопию никто не ценит! Гражданам хочется чего-то иного!.. Они без зазрения совести требуют у правительства права прогуливаться по этим дорогам и права знать, на что расходуются уплаченные ими налоги, а в довершение всего, если поверить болтовне иных писак, окажется, что король обязан поделиться с каждым из граждан толикой своей власти и проникнуться новомодными трехцветными идеями[234], которые распространяют так называемые патриоты, а говоря проще — висельники, всегда готовые продать свою совесть за обладание миллионом франков, порядочной женщиной или герцогской короной.
— Господин виконт, — перебил я его, — я совершенно согласен с вами в этом последнем пункте, но что же вы все-таки ответите на справедливые требования вашей супруги?
— Я отвечу, сударь... отвечу то же самое, что отвечают министры, которые вовсе не так глупы, как уверяют своих сторонников депутаты оппозиции. Прежде всего я торжественно пожалую своей жене нечто вроде конституции, гласящей, что моя жена совершенно свободна. Я признаю за ней неотъемлемое и законное право ходить куда ей вздумается, писать кому ей захочется и получать письма, содержание которых останется мне неизвестным. У моей жены будут все права, какими обладает английский парламент: я позволю ей говорить сколько душе угодно, спорить, предлагать сильные и энергические меры, которые она, однако, не сможет приводить в исполнение, а там... там посмотрим!
— Клянусь святым Иосифом[235]!.. — сказал я самому себе. — Вот человек, постигший науку о браке не хуже меня.
— Вы посмотрите, сударь, — произнес я затем, обращаясь на сей раз к своему собеседнику, ибо желал вызвать его на разговор еще более откровенный, — и однажды утром увидите, что не избегли общей участи и остались в дураках.
— Сударь, — отвечал он очень серьезно, — позвольте мне докончить. Великие политики именуют то, что я изложил, теорией, но эту теорию они так умело маскируют практикой, что она развеивается как дым; министры лучше любого нормандского стряпчего владеют искусством растворять содержание в форме. Господин фон Меттерних и господин фон Пилат[236], люди выдающиеся, уже давно задаются вопросом, в уме ли Европа, не грезит ли она наяву, знает ли, куда идет, задумывается ли над своими действиями, — умение, заказанное массам, народам и женщинам. Господа фон Меттерних и фон Пилат с ужасом замечают, что наш век помешан на конституциях, как предыдущий был помешан на философии, а век Лютера — на необходимости реформировать погрязшую в злоупотреблениях римскую церковь; ведь поколения воистину похожи на заговорщиков, которые разными путями движутся к одной и той же цели, сообщая своим преемникам заветный пароль. Но господа фон Меттерних и фон Пилат ужасаются напрасно, и это единственное, в чем я могу их упрекнуть, ибо во всем остальном они правы: они не желают, чтобы в назначенный день из всех шести королевств[237], входящих в империю, являлись в столицу докучливые буржуа и мешали им наслаждаться властью. Каким образом люди столь незаурядного ума не разгадали глубокого смысла, который таит в себе конституционная комедия, и не поняли, что высшая политическая мудрость заключается в том, чтобы бросить веку кость?
Я отношусь к законной власти совершенно так же, как и они. Власть — нравственное существо, в котором инстинкт самосохранения развит столь же сильно, сколь и в человеке. Инстинкт самосохранения зиждется на главном принципе, сводящемся к трем словам: «Ничего не потерять». Чтобы ничего не потерять, власть должна либо возрастать, либо быть безграничной, ибо власть, стоящая на месте, никчемна. Если же она отступает, она перестает быть властью и покоряется какой-то другой силе. Подобно этим господам, я знаю, в каком ложном положении оказывается безграничная власть, пошедшая на уступку: ведь она тем самым способствует зарождению другой власти, чья мощь со временем будет только усиливаться. Эта вторая власть непременно уничтожит первую, ибо всякое существо неизбежно стремится к наибольшему развитию своих сил. Следственно, если даже власть пошла на уступки, она старается немедленно взять их назад. Эта борьба между двумя властями, составляющая сущность нашего конституционного правления, напрасно пугает патриарха австрийской дипломатии, ибо если уж ломать комедию, то безопаснее и веселее всего делать это на английский и французский манер. Англия и Франция сказали своим народам: «Вы свободны!» — и тем весьма им потрафили; народ исполняет при правительстве роль того ряда нулей, что сообщает величие единице. Но стоит народу начать вольничать сверх меры, как тотчас разыгрывается сцена обеда Санчо Пансы[238] — оруженосца, ставшего губернатором и пожелавшего подкрепить силы трапезой. Каждый из нас, мужчин, обязан пародировать эту великолепную сцену в кругу семьи. Иначе говоря, жена моя имеет полное право идти куда ей вздумается, но перед уходом она непременно сообщит мне, куда и зачем она идет и когда вернется. Вместо того чтобы требовать у нее эти сведения с грубостью наших полицейских, которые, впрочем, рано или поздно обязательно исправятся, я стараюсь придать моим расспросам форму самую изысканную. Уста мои, глаза и весь вид обличают то любопытство, то равнодушие, то серьезность, то веселость, то страсть прекословить, то безграничную любовь. Разыгрывать подобные семейные сценки, остроумные, тонкие и изящные, донельзя приятно. В тот день, когда я снял с головы жены брачный венец, я понял, что мы, подобно придворным, участвующим в короновании короля, сыграли первые сцены долгой комедии.
- Джентльмены, обратите внимание - Рэндал Гаррет - Научная Фантастика
- Модеста Миньон - Оноре Бальзак - Классическая проза
- Собрание сочинений. Том II. Введение в философию права - Владимир Бибихин - Юриспруденция
- Златоокая девушка - Оноре Бальзак - Классическая проза
- Брак во имя Альянса (СИ) - Штерн Оливия - Любовно-фантастические романы