Полное собрание сочинений. Том 17 - Л Н. Толстой
- Дата:30.07.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Полное собрание сочинений. Том 17
- Автор: Л Н. Толстой
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай Николаевичъ говорилъ, что законъ прогресса, к[отор]ый есть единственная руководительная нить исторіи, никѣмъ не доказанъ и болѣе чѣмъ сомнителенъ.
— Какже, — повторилъ онъ нѣсколько разъ, — законъ прогресса для всемірной исторіи, a 9/10 рода человѣческаго: Китай, Азія, Африка, идутъ по обратному закону. —
Профессоръ отвѣчалъ, что законъ прогресса видится во всѣхъ народахъ историческихъ, и что наука до неисторическихъ народовъ не имѣетъ дѣла.
Николай Николаевичъ замялся и сконфузился. —
— Такъ вы и знать не хотите про нихъ?
Пр[офессоръ]: — Они не входятъ въ область науки. —
Николай Николаевичъ замолчалъ. —
Мы ѣхали домой и тутъ, дорогой, esprit de l’escalier Николая Николаевича, (какъ онъ называетъ свои сужденія о впечатлѣніяхъ дня), особенно разыгрался. И я запомнилъ и за[пи]сывалъ этотъ «умъ лѣстницы», потому чт[о] выраженія его мнѣ кажутся замечательны[ми]).55
— Не принадлежитъ наукѣ, не въ области на[уки],56 — повторилъ онъ мнѣ слова Профессора. — В[ы]57 слышали нашъ споръ?
— Да, отчасти. —
— Замѣтьте,58 что забавно, — сказалъ онъ мнѣ, съ с[воей]59кроткой умной улыбкой. — Забавно то, что въ исторіи только и интересна философская мысль исторіи. Т. е. законъ, по которому [она] живетъ, который они нашли въ исторіи. Чтò мнѣ за дѣло, кого завоевалъ Аннибалъ60 или какія у Людовика XIV были любовницы. Мнѣ интересенъ законъ, т. е., что изъ этаго выходитъ. А онъ говорить: законъ прогресса. И когда я хочу провѣрять этотъ законъ, онъ говорить: провѣряй его только по нашей наукѣ, к[отор]ая и основана на этомъ законѣ. Т. е., я спорю, что въ этой десятинѣ нѣтъ 40 саж[енъ], онъ говоритъ: смѣряй не своимъ, а моимъ саженемъ — ровно 40 саж[енъ]. Я самъ мѣрялъ. Они говорятъ, прежде чѣмъ спрашивать, годна ли наука, они говорятъ: повѣрь наукѣ, изучай ея; точно также какъ религіозные миссіонеры. Изучи, работай надъ ней, посвяти ей годиковъ 10, пусть у тебя волоса за ней повылѣзутъ, тогда не усумнишься. И правда, не усумнишься, потому что жалко тебѣ будетъ потраченныхъ на нее трудовъ и годовъ. Онъ ужъ не можетъ со мной согласиться. Ему надо отречься отъ 10 лѣтъ трудовъ. Избави его Богъ. —
Но главное то, что этотъ пріемъ — не возраженія, а устраненія спора, недавно выдуманъ во всѣхъ наукахъ и очень ловокъ. Главный интересъ состоитъ именно въ ея философскомъ значеніи, т. е., мнѣ хочется знать, какія истины доказываетъ исторія, что же выходитъ изъ того, что были Пуническія и такiя то войны, и такіе то законы. Мнѣ хочется знать, чтòжъ выходитъ изъ того, — что нервъ возвратно дѣйствуетъ, и сахаръ вырабатывается въ печени, и теоріи уголовнаго права такія и такія то.
Я спрашиваю: чтòже, совершенствуется или нѣтъ человѣчество, безсмертна ли душа, справедлива ли смертная казнь и т. п. Мнѣ говорятъ: vous êtes hors la question, cela n’est pas du domaine de la science.61 Точно какъ на публичномъ засѣданіи общества, на к[отор]омъ разговариваютъ о томъ, когда дать обѣдъ, и неосторожный членъ неловко спрашиваетъ о томъ, что сдѣлало общество. «Вы внѣ вопроса, вы внѣ науки». — Прежде каждая наука не отстраняла отъ себя философскихъ вопросовъ, связанныхъ съ нею; теперь Исторія прямо говоритъ, что вопросы о назначенiи человѣчества, о законахъ его развитія — внѣ науки. Физіологія говоритъ, что она знаетъ ходъ дѣятельности нервовъ, но вопросы о свободѣ или несвободѣ человѣка — внѣ ея области. Законовѣдѣніе62 говоритъ, что оно знаетъ исторію происхожденія такихъ и такихъ то постановленій, но что вопросъ о томъ, въ какой мѣрѣ эти постановленія отвѣчаютъ нашему идеалу справедливости, находится внѣ ея области, и т. д. Еще хуже — медицина говоритъ: эта ваша болѣзнь внѣ науки. Такъ на чорта ли мнѣ ваши науки? Я лучше буду въ шахматы играть. Единственная законность ихъ только въ томъ и состоитъ, что онѣ должны отвѣчать мнѣ на мои вопросы. А вы всѣ учитесь для того, что весело учиться; хотя знае[шь], что ничему не выучишься. —
— Такъ какже быть? — спросилъ я.
— Да такъ-же. Въ этомъ никто не виноватъ. Это безсиліе знанія, — это запрещеніе человеку вкушенія плода отъ древа познанія добра и зла есть неизмѣнное свойство человѣчества. Только такъ и говорить надо. Гордиться не надо. Чѣмъ мнѣ гордиться, что я буду знать до малѣйшей подробности значеніе каждаго гіероглифа,63 а все таки не въ силахъ буду понять значеніе гіероглифической надписи. —
— Они надѣются понять ее, — сказалъ я.
— Надѣются. Пора понять, что эта надежда живетъ 3000 историческихъ лѣтъ, и мы на одинъ волосъ не подвинулись въ знаніи [того,] чтò справедливость, чтò свобода, что за смыслъ человѣческой жизни? А въ шахматы играть пріятное занятіе; но гордиться незачѣмъ, и еще меньше — презирать тѣхъ людей, которые не умѣютъ играть въ шахматы.
————
** [ДВА ПУТНИКА.]
(1875—1876 гг.)
Два64 человѣка съ котомками на плечахъ шли по пыльной шоссейной дорогѣ, ведущей изъ Москвы въ Тулу. Одинъ, молодой человѣкъ, былъ одѣтъ въ короткой зипунъ и плисовыя шаровары. На глазахъ, подъ мужицкой новой шляпою, у него были надѣты очки. Другой былъ человѣкъ лѣтъ 50, замѣчательной красоты, съ длинной сѣдѣющей бородой, въ монашеской рясѣ подпоясанной65 ремнемъ и въ кругломъ, высокомъ, черномъ колпакѣ, которые носятъ служки въ монастыряхъ, надѣтомъ на сѣдѣющіе длинные волоса.
Молодой человѣкъ былъ желтъ, блѣденъ, грязно пыленъ, и, казалось, едва волочилъ ноги; старый человѣкъ шелъ бодро, выпячивая грудь и размахивая руками. Къ красивому лицу его, казалось, не смѣла приставать пыль и тѣло его не смѣло знать усталости.
Молодой человѣкъ б[ылъ] магистръ Московскаго университета Сергѣй Васильичъ Борзинъ.
Старый человѣкъ, отставной подпоручикъ Александр[овскихъ] временъ пѣхотнаго полка, бывшій монахъ и за неприличное поведеніе выгнанный изъ монастыря, но удержавшій монашеское одѣяніе. Его звали Николай Петровичъ Серповъ.
Вотъ какъ сошлись эти два человѣка: Василій Сергѣичъ,66 окончивъ диссертацію и написавъ нѣсколько статей въ Московскихъ журналахъ, уѣхалъ въ деревню, какъ онъ говорилъ, окунуться въ рѣку народной жизни и освѣжиться въ струяхъ бытового потока. Пробывъ мѣсяцъ въ деревнѣ, въ совершенномъ одиночествѣ, онъ написалъ слѣдующее письмо къ своему литературному другу и редактору журнала:
«Государь мой и другъ Иванъ Финогеичъ, мы не должны и не можемъ предвидѣть и предрѣшать развязку вопроса, разрѣшающагося въ тайникахъ бытовой жизни строя русскаго народа. Необходимо глубокое изученіе многоразличныхъ сторонъ русскаго духа и его проявленій. Оторванность жизни... Петровский переворотъ... и т. д.»
67Смыслъ и значеніе письма было то, что Василій Сергѣичъ, проникнувшись строемъ бытовой жизни народа, убѣдился, что68 задача опредѣленія назначения р[усскаго] н[арода] глубже и труднѣе, чѣмъ онъ предполагал, и потому, для разрѣшенія этой задачи, онъ считалъ необходимымъ предпринять путешествіе пѣшкомъ по Россіи и просилъ своего друга подождать уясненіемъ вопроса до окончанія своего путешествія, обѣщая рядомъ длинныхъ статей тогда выяснить все, что онъ узнаетъ.
Написавъ это письмо, Василій Сергѣичъ занялся матерьяльной стороной приготовленія къ путешествію. И какъ ни тяжело это было ему, онъ углубил[ся] даже въ подробности наряда, досталъ зипунъ, сапоги съ гвоздями, шляпу и, запершись отъ слугъ, долго глядѣлся69 въ зеркало. Очки онъ не могъ снять — онъ б[ылъ] слишкомъ близорукъ. Другая часть приготовленій состояла въ взятіи денегъ по крайней мѣрѣ 300 р. на дорогу. Денегъ въ конторѣ не было. Василій Сергѣичъ позвалъ старосту и конторщика и, найдя въ реестрѣ 180 четвертей овса, велѣлъ продать ихъ; но староста замѣтилъ, что овесъ оставленъ на сѣмена: тогда Василій Сергѣичъ, просмотрѣвъ графу ржи и найдя тамъ 160 четвертей ржи, спросилъ, достаточно ли будетъ этой ржи на сѣмена? На что староста отвѣтилъ вопросомъ: не прикажутъ ли они сѣять старой. Разговоръ кончился тѣмъ, что Ст[ароста] понялъ, что Василій Сергѣичъ70 меньше малаго дитяти знаетъ въ хозяйствѣ, а В. С. понялъ, что рожь уже посѣяна и сѣется обыкковенно изъ новаго урожая и что потому 160 чет., исключая на мѣся[чину] 10 ч[етвертей] можно продать.
71Деньги были получены и В[асилій] С[ергѣичъ] собрался идти на другой день, когда вечеромъ онъ заслышалъ голосъ незнакомый въ лакейской и къ нему вошелъ старый отцовскій слуга Степанъ.
— Николай Петровичъ Серповъ, — сказалъ Степанъ.
— Кто такой Николай Петровичъ?
— А какже, Николай Петровичъ, что къ папашѣ еще ѣзди[ли], монахи. —
— Не помню. — Чтожъ онъ?
— Васъ желаютъ видѣть, кажется, не въ своемъ видѣ. —
Въ комнату вошелъ Николай Петровичъ, расшаркался, топнулъ ногой «Вояжеръ Серповъ...» Пожалъ руку.
- Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879–1884 гг. Моя жизнь - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Музей - Виорель Ломов - Социально-психологическая
- Проект общего плана устройства народных училищ - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Полное собрание сочинений. Том 20. Анна Каренина. Черновые редакции и варианты - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Поляна, 2014 № 03 (9), август - Журнал Поляна - Периодические издания