В дебрях Севера - Джеймс Кервуд
- Дата:19.06.2024
- Категория: Приключения / Прочие приключения
- Название: В дебрях Севера
- Автор: Джеймс Кервуд
- Год: 1992
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут до его ноздрей внезапно донесся запах, непохожий на влажную сырость тумана. Пахло дымом! Сердце Питера забилось быстрее, и, принудив себя встать, он побрел на запах.
На лужке, скрытом двумя скалами, отходившими от кряжа под прямым углом, он нашел Веселого Роджера. Сначала он увидел еле тлеющие угли костра, а потом и своего хозяина. Веселый Роджер спал. Его обветренное, странно осунувшееся лицо было обращено к небу. Появление Питера не разбудило Мак-Кея. Что-то в выражении его лица заставило щенка удержаться от веселого повизгивания. Он тихонько подошел к Роджеру и лег рядом. Как ни осторожно было это движение, спящий пошевелился. Его рука приподнялась и расслабленно легла поперек спины Питера. Словно подчиняясь воле и отчаянному призыву девушки, оставшейся в лесу, так далеко отсюда, пальцы слепо сжали тряпки, повязанные на шее Питера, — весть, которую он нес своему хозяину.
Солнце уже давно поднялось высоко, озарив лесной пейзаж, а Питер и его хозяин продолжали спать.
9
Веселый Роджер проснулся потому, что Питер заворочался. Еще в полудремоте, не открывая глаз, он вдруг вернулся к действительности, которая на несколько часов была заслонена снами. Все его тело ныло. Шея затекла. Он лежал, как бревно, на жесткой земле. Потом к нему вернулись воспоминания обо всем, что произошло накануне, и он впервые заметил присутствие Питера.
Приподнявшись, Роджер в изумлении уставился на щенка. Собственно говоря, в том, что Питер удрал из хижины миссионера и догнал его, не было ничего особенного. Любой верный пес сделал бы то же. Но Мак-Кей растерялся от неожиданности и в первый момент почувствовал даже что-то вроде досады. Словно Питер сознательно нарушил возложенный на него долг. Когда накануне Мак-Кей шагал под потоками дождя через лес, он думал о Питере только как о звене, соединяющем его с той, кого он любил. Он как будто поручил Нейду Питеру, поручил ему охранять и беречь ее и напоминать ей о нем. Он находил некоторое утешение в том, что ради Нейды пожертвовал верным другом. А Питер так его предал!
Питер словно отгадал негодование и гнев Мак-Кея, в глазах которого не появилось знакомой улыбки. Он не пошевелился и продолжал лежать, распластавшись на земле, уткнув нос между передними лапами. Эта поза выражала признание своей вины, смиренное ожидание заслуженной кары. И все же в глазах, блестевших за завитками жесткой шерсти, Веселый Роджер прочел мольбу о прощении.
Мак-Кей молча протянул руку — этого было довольно: в одно мгновение Питер очутился у него на груди. Ведь их сердца соединяла настоящая любовь, и Веселый Роджер сказал голосом, прерывавшимся не то от смеха, не то от рыдания:
— Хромуля, чертенок ты эдакий! Ах ты чертенок…
Его пальцы наткнулись на тряпичный ошейник Питера, и он вздрогнул, сообразив, что это лоскутки, оторванные от платья Нейды. Увидев, что хозяин наконец-то понял, какую важную весть он принес, Питер стал внимательно следить за каждым его движением. Мак-Кей развязал узелок, и яркое, словно умытое вчерашней грозой солнце заиграло на каштановой пряди.
Теперь из груди Веселого Роджера вырвалось настоящее рыдание, и Питер увидел, что хозяин прижимает блестящие волосы к лицу, что по его широким плечам пробегает непонятная дрожь, а глаза наполняются влагой, непохожей на дождевую.
— Радость моя! — бормотал Роджер. — Эх, почему я не малый ребенок, Хромуля! Никогда еще… никогда в жизни у меня еще не было такого желания заплакать!
В его глазах стояли слезы, а губы вздрагивали, но Питер прочел на лице хозяина радость. Мак-Кей поднялся на ноги и поглядел на юг — туда, откуда он ушел навстречу ночной буре. В его воображении возникла картина: он видел, как Нейда в хижине отца Джона привязывает на шею Питеру прядь своих волос и открывает перед ним дверь, за которой бушует гроза, зная, какую радость доставит Веселому Роджеру ее прощальный привет. Этот залог вечной любви и верности.
Он отгадал только малую часть правды. И Питер, по какой-то нелепой ошибке природы лишенный дара речи, напрасно отбегал к тропе, стараясь объяснить хозяину, что Нейда тоже пошла за ним, не боясь бури, и ждет его в глубине леса.
Но Мак-Кей видел мысленным взором только тускло освещенную комнату в хижине миссионера — и ничего больше.
Он прижал к губам шелковистую прядь, еще хранившую дождевую влагу, а потом ревнивым движением скупца разгладил ее, перевязал веревочкой и спрятал в сумку из мягкой оленьей кожи. Он собирал валежник для костра, а сердце его пело — ведь теперь он был не один.
Они поели и пошли дальше. Дни следовали за днями, а они все шли и шли. Настал август, они были уже далеко на севере и все продолжали идти по бескрайним дебрям, дремавшим в сонной тишине» месяца первых полетов»— месяца, когда птенцы учатся летать, а дремучие леса погружены в тихий сон.
Дни слагались в недели, и наконец перед нашими путниками открылся бассейн Оленьего озера.
На востоке лежал Гудзонов залив, к западу простирались темные боры и извилистые реки северного Саскачевана4, а на севере — еще дальше на севере — их манили пустынные равнины и не нанесенные на карты дебри вокруг озер Атабаска, Невольничьего и Большого Медвежьего. Туда-то они и продвигались медленно, но неуклонно.
Леса и болота на их пути временно обезлюдели. Хижины охотников и трапперов, индейские типи стояли пустые и покинутые. Нигде под деревьями не курились дымки костров, на утренней и на вечерней заре не раздавался собачий лай, охотничьи тропы зарастали травой, топоры трапперов смолкли, и все было охвачено великим безмолвием, которое, казалось, пульсировало и билось, точно огромное сердце — сердце дикой природы, сбросившей на время узы, которые наложил на нее человек.
Для обитателей леса это была пора каникул, летнего праздника. Они растили детенышей, их мех сейчас никуда не годился и мясо тоже. Вот почему люди — мужчины, женщины, дети — вместе с собаками на время ушли из лесов к факториям Компании Гудзонова залива, разбросанным по границам этих северных дебрей. Еще две-три недели — и они вернутся. Снова закурятся дымки над хижинами, смуглые дети будут играть у входов в типи. Десять тысяч лесных жителей — белых, индейцев, метисов — по двое, по трое, целыми семьями вернутся к своим извечным занятиям в диком краю, который раскинулся от Гудзонова залива до западных гор, от Водораздела до Ледовитого океана.
Но пока природа была еще свободна, и этой свободой была насыщена звенящая лесная тишина. Ведь наступили дни, когда волк играл с волчатами и не выл, когда рысь сонно потягивалась и не торопилась на охоту, — дни, занятые заботами о потомстве, ночи дремотных шорохов, красноватой полной луны, журчания обмелевших ручьев, которым снились ливни и весенние разливы. И все это — ленивое жужжание насекомых, шелестящие вздохи древесных вершин, приглушенные голоса зверей и птиц — сливалось в тихий вибрирующий шепот, словно природа обрела новую речь, пока человек временно отсутствовал.
- Другие берега - Владимир Набоков - Биографии и Мемуары
- Райский остров - Мария Зайдеман - Научная Фантастика
- Наблюдатель - Отто Заубер - Эзотерика
- Наследство дядюшки Питера - Яков Левант - Шпионский детектив
- Багровый лед - Екатерина Даль - Прочая детская литература / Русская классическая проза