Алхимики - Наталья Дмитриева
- Дата:08.09.2024
- Категория: Приключения / Исторические приключения
- Название: Алхимики
- Автор: Наталья Дмитриева
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в Компостеле уныние вновь овладело им. Не находя себе места, он уходил из города и целыми днями бесцельно бродил по берегу, избегая людей.
Серо-зеленые валы накатывали на высокий берег, пена и водоросли оставляли на камнях уродливые пятна. Океан пел раскатисто и торжественно, белые чайки перекликались резкими плачущими голосами. Горячий песок забивался в сандалии. Ветер рвал плащ, звеня нашитыми на нем ракушками, и оставлял на губах вкус соли.
Ренье до боли в глазах вглядывался вдаль, но не видел ничего, кроме рваных облаков и волн до самого горизонта.
— Вот и все, — сказал он однажды, — дорога кончилась. Говорят, где-то впереди есть другой берег, но так ли это — знает лишь море. Быть может, оно изо дня в день бьется об него, точно грешник о райские врата, и оставляет на нем лохмотья пены и свою зеленую кровь. Быть может, этот берег всегда озарен светом ясного дня, а, может, он мрачен, как преддверие ада. Море, море! В бурю ты стонешь, словно раненый зверь. Ангелы носятся над твоими водами, святые раздвигают их мановением рук. Но ведь я не святой и не ангел, и не могу пройти по ним, как по суше. Разве таков конец моего пути? Мне говорили о сладостном умиротворении, которое нисходит на людей в месте, отмеченном звездой. И вот я стою на этом самом месте, но моя грудь сжимается от тоски, и печаль давит на сердце, как никогда прежде. Иисус на небесах и дьявол в преисподней, вы крепко держите мою душу и тянете каждый к себе, так что скоро она разорвется на части! Господь, почему ты не дал мне крыльев? Почему я корчусь в грязи, как червь, когда мой дух возносится к звездам? Святой Иаков, покровитель странствующих, если ты слышишь, подай мне знак, укажи дорогу!
И когда на землю опустилась тьма, в небе зажегся звездный крест и указал ему на восток. Через полгода Ренье морем вернулся в Нидерланды.
V
Темнело, и надо было позаботиться о ночлеге. Хотя Ренье провел в странствиях почти два года, он говорил себе, что лишь у апостолов достаточно святости, чтобы без вреда для здоровья спать на мокрой земле. Он навострил уши, надеясь услышать лай собак, свидетельствующий о близости жилья, но вокруг стояла тишина.
Между тем тучи на небе разошлись, и стали видны звезды. От земли поднимался сырой туман, и Ренье ускорил шаг, хлопая себя по бокам, чтобы не замерзнуть. Вдруг впереди он увидел небольшой лесок, перед которым, то вспыхивая, то угасая в тумане, мерцало оранжевое пятно костра. В ту же секунду ветер донес восхитительный запах жареной ветчины, и в пустом брюхе пикардийца запело.
У костра сидели два человека: один толстый, как бочонок, другой тощий, словно жердь. Между ними на земле лежала салфетка, а на ней — окорок, полковриги хлеба и головка чеснока.
— Мир вам, братья, — сказал Ренье, подходя ближе.
Увидев его, оба подскочили, и пикардиец узнал паломников, встреченных им в Генте. Толстяк назвался Корнелисом Питерсеном, худой — Стефом из Антверпена. Сейчас и тот, и другой смотрели на Ренье, как на призрак.
— Кто ты — человек или дух? — спросил толстяк, крестясь. Его приятель трясся, как осиновая лист.
— Бог с тобой, брат, — ответил пикардиец. — Вглядись получше: не далее, как утром, мы с тобой опрокинули дюжину кружек темного в трактире «Shild» («Щит»), и ты за все заплатил, потому что до этого проиграл мне в кости.
При этих словах худой перестал дрожать, а у толстяка, напротив, жир заходил ходуном.
— Я тебя узнал, — сказал он, багровея от злости.
— И я тебя, брюхан, — ответил Ренье. — Будь благословенная твоя почтенная утроба, ибо широкой душе потребно вместительное прибежище. Человек, чья доброта так необъятна, не оставит другого блуждать во тьме, голоде и холоде.
Он сел к огню и вытянул ноги в мокрых сандалиях.
— Чтоб мне ослепнуть, если я своими глазами не видел, как тебя разнесло на куски там, в Генте! — воскликнул Стеф.
— И, скорбя обо мне, вы устроили поминки? Доброе дело! Да разорви меня на сотню кусков, каждый пропел бы хвалу этому славному окороку. Его аромат возвращает мертвеца к жизни.
— Так ты мертв или жив? — спросил антверпенец.
— Ни то, ни другое, ибо я умираю с голоду.
— Скверно, когда не знаешь, на каком ты свете, — сказал Стеф. Он подбросил хвороста в костер, и от мокрых веток повалил дым. Потом он отрезал большой ломоть хлеба для себя и еще один для Питерсена и положил на них по куску ветчины, с которой капал жир. Глядя на это, Ренье тяжело вздохнул и пробормотал:
— Beneficia non obtruduntur[37].
— Что это значит? — спросил антверпенец.
— Значит, что протягивать руку стоит не каждому, а кусок хлеба — тем более.
— Хлеб нынче дорог, — вздохнул Стеф, однако дал ему краюшку, которую Ренье проглотил, почти не разжевывая.
— Non facis aliquid per dimidium[38], — сказал он. — Голод не тщеславен, но пища, не орошенная вином — камень в желудке.
Питерсен бросил на него злобный взгляд.
— Запей из своей фляжки.
— Увы, у меня ее нет.
— Куда же она делась? — спросил толстяк.
— Прохудилась, пришлось выбросить.
Питерсен покачал головой.
— Зря ты это сделал. Не следует разбрасываться тем, что посылает Господь; можно было залепить дырку глиной, а фляжку сбыть старьевщику и выручить пару медяков. Ты же отказался от добра и призвал зло на свою голову. Жажда — вот твое зло, и ты наказан по справедливости. — И толстяк, чмокая, припал к бутылке.
— Скажи, мудрый брат, куда лить сподручней — в полную бочку или в пустую? — спросил Ренье.
— Какой дурак станет лить в полную бочку? Так ведь только расплещешь без толку, — удивился Питерсен.
— А как назвать того, кто опивается сверх меры, когда рядом человек умирает от жажды? — спросил Ренье. — Ты и есть дурак, почтенный брат; твое брюхо полно, а ты наливаешься вином, не видя, как оно выплескивается на землю.
Толстяк проглотил последний кусок и стал ковырять в зубах. Стеф протянул Ренье бутылку с остатками вина, и пикардиец вылил ее содержимое себе в рот. Вино оказалось кислым и немилосердно щипало небо.
Меж тем антверпенец придвинулся к Ренье и сказал:
— По всему видать, ты человек ученый.
— Для доброй души не требуется много науки, — ответил тот.
— А все же есть наука, которой никогда не бывает достаточно. Она делает человека богатым и счастливым.
— Artes serviunt vitae, non sapientia, fortuna regit[39].
— О чем ты говоришь? — спросил Питерсен.
— О том, что любое знание бессильно перед божьей волей. Господь не пожелает, и не видать тебе ни счастья, ни богатства.
- Бык и бабочка - Алла Лазарева - Русская современная проза
- Зов - Наталья Дмитриева - Научная Фантастика
- Фиора и Папа Римский - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Азартные игры высшего порядка - Мария Симонова - Научная Фантастика
- Очень средний кризис. Не очень среднего возраста - Ирина Дорфман - Русская современная проза