Боги, гробницы, ученые - Курт Церам
- Дата:19.07.2025
- Категория: Исторические приключения / История
- Название: Боги, гробницы, ученые
- Автор: Курт Церам
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наполеону нужен личный секретарь. Мэр города представляет ему Фижака и умышленно искажает его фамилию – «Шамполеон». «Какое хорошее предзнаменование, – восклицает император, – он носит половину моего имени!»
Шампольон тоже здесь. Наполеон расспрашивает его о работе, узнает о коптской грамматике, о словаре. Шампольон холоден (он с двенадцати лет имеет дело с властителями, гораздо ближе стоящими к богам, чем Наполеон). Император же приходит в восторг от юного ученого, долго с ним беседует, обещает в знак монаршей милости напечатать его книги в Париже.
Не довольствуясь этим, Наполеон на другой день посещает его в библиотеке, вновь возвращается к разговору о его занятиях языками – и все это в те дни и часы, когда он находится на пути к отвоеванию своей мировой империи.
Два завоевателя Египта стоят здесь друг против друга.
Один, включивший страну фараонов в свои геополитические планы, желавший вновь возродить ее. (Тысячи шлюзов хотел он тогда построить, чтобы раз и навсегда обеспечить рентабельность земледелия. Теперь, получив более подробные сведения о коптском языке, он вновь загорается и тотчас решает сделать коптский язык новым всенародным языком Египта.)
И другой – он еще ни разу не побывал в Египте, но мысленно видел этот исчезнувший древний мир, который ему суждено завоевать силой своего интеллекта и знаний, тысячи раз.
Однако дни Наполеона сочтены. Его вторичное поражение наступает столь же быстро, как и его вторичный успех. Эльба была для него убежищем, остров Святой Елены станет местом смерти.
И снова в Париж возвращаются Бурбоны. Они чувствуют себя не слишком уверенно, они не очень сильны и поэтому не собираются мстить. И все-таки (могло ли быть иначе?) приговоры выносятся сотнями, «наказания сыплются с такой же щедростью, как некогда сыпалась на евреев манна небесная».
В число преследуемых попадает и Фижак – вольно же ему было сопровождать Наполеона в Париж! И стоит ли удивляться, что при том, с какой поспешностью разбирают политические дела, при том, сколь много недоброжелателей и завистников нажил себе в Гренобле юный профессор, между ним и братом не делают различия. Ведь даже в научных делах их не всегда отличали друг от друга.
Кстати, это небезосновательно, ибо младший Шампольон в последние часы Ста дней, в то самое время, когда он безуспешно пытался раздобыть тысячу франков для покупки очередного египетского папируса, принял участие в организации так называемого Дельфийского союза, деятельность которого теперь, во время Реставрации, кажется весьма предосудительной.
Когда роялисты приблизились к Греноблю, Шампольон встретил их на бастионах, призывая к сопротивлению, не желая разбираться в том, что, собственно, сулит больше свободы.
Но что происходит дальше? В тот самый момент, когда генерал Латур приступает к обстрелу внутренней части города и плодам труда Шампольона начинает грозить нешуточная опасность, он покидает бастион, оставляя политику и войну, и мчится в библиотеку. Здесь, на втором этаже, он проводит все часы обстрела, таская воду и песок, один во всем здании, рискуя жизнью ради своих папирусов.
Вот тогда-то, уволенный из университета, сосланный как государственный преступник, Шампольон приступает к окончательной расшифровке иероглифов. Изгнание длится полтора года. За ним следует дальнейшая неустанная работа в Париже и Гренобле.
Шампольону угрожает новый процесс, опять-таки по обвинению в государственной измене. В июле 1821 года он покидает город, в котором прошел путь от школьника до академика. А годом позже выходит в свет его труд «Письмо к г-ну Дасье относительно алфавита фонетических иероглифов…» (Lettre à M. Dacier relative à l’alphabet des hiéroglyphes phonétiques) – книга, в которой изложены основы дешифровки иероглифов. Она сделала его имя известным всем, кто обращал свои взоры к стране пирамид и храмов, пытаясь разгадать ее тайны.
Иероглифы были известны всему миру. Сообщения о них содержатся в трудах целого ряда античных авторов. Их не раз пытались толковать во времена западноевропейского Средневековья. А после Египетского похода Наполеона они в бесчисленных копиях попали в кабинеты ученых.
И как это ни парадоксально звучит, неудачи с расшифровкой иероглифов были прежде всего обусловлены ошибочными рассуждениями одного-единственного человека, а не отсутствием способностей или недостатком знаний у тех, кто брался за расшифровку.
Геродот, Страбон, Диодор Сицилийский, посетившие Египет, говорили об иероглифах как о непонятных рисунках-письменах. И лишь Гораполлон составил в IV веке н. э. подробное описание «значений» иероглифов. (Указания, содержащиеся в более ранних работах Климента Александрийского и Порфирия, неясны.)
Вполне понятно, что за отсутствием каких-либо иных материалов труд Гораполлона лег в основу всех дальнейших исследований. Гораполлон считал, что иероглифы – это рисуночное письмо. И с его легкой руки все интерпретаторы на протяжении столетий старательно искали символический смысл изображений. Профаны благодаря этому могли дать волю своей фантазии, но ученые приходили в отчаяние.
Когда Шампольон расшифровал иероглифы, стало ясно, как много верного содержат рассуждения Гораполлона. Стала ясна эволюция иероглифов, исходным пунктом которой была простая символика: волнистая линия обозначала воду, очертания дома – дом, знамя – бога. Однако эта же символика, применяемая последователями Гораполлона к более поздним надписям, приводила на ложные пути.
Нередко эти пути были и авантюристическими. Так, иезуит Афанасий Кирхер, человек весьма изобретательный (между прочим, он сконструировал волшебный фонарь), опубликовал в Риме в 1653–1654 годах четыре тома переводов иероглифов. Ни один из них не был верным, ни один не имел ничего хотя бы сколько-нибудь общего с оригиналом. Группу иероглифов, находящуюся на одном из римских обелисков и передающую греческий титул императора Домициана «автократор» («самодержец»), он, например, перевел следующим образом: «Осирис – создатель плодородия и всей растительности, производительную способность которого низводит с неба в свое царство святой Мофта»! И все-таки в противоположность доброй дюжине других ученых Кирхер признавал значение коптского языка, этой позднейшей формы египетского языка.
Сто лет спустя Жозеф Дегин (Де Гинь) объявил перед французской Академией надписей и изящной словесности китайцев египетскими колонистами, опираясь в своем утверждении на сравнительный анализ иероглифов. И все же (это «и все же» сопутствует буквально каждому ученому, ведь каждый из них находил хотя бы один правильный след) он, во всяком случае, правильно прочел имя египетского царя Менеса. Один из его противников мгновенно обратил его в «Мантуф», что послужило поводом к выпаду Вольтера – самого ядовитого глоссатора своего времени – против этимологов, «для которых гласные не в счет, а согласные не имеют значения». В то же время английские ученые утверждали, в противоположность Дегину, что египтяне – выходцы из Китая.
Можно было предположить, что Трехъязычный камень из Розетты положит конец
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Новые Миры Айзека Азимова. Том 4 - Айзек Азимов - Научная Фантастика
- Как зарегистрировать бизнес в России: ООО, ИП, самозанятый - Ирина Некит - Менеджмент и кадры
- Эмоциональный интеллект - Дэниел Гоулман - Психология