Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский
- Дата:09.11.2025
- Категория: Исторические приключения / Публицистика
- Название: Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии
- Автор: Юрий Павлович Вяземский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии"
📚 "Вооружение Одиссея" - это захватывающее философское путешествие в мир эволюционной антропологии, написанное автором Юрием Павловичем Вяземским. В книге рассматриваются вопросы эволюции человека, его развития и влияния на окружающий мир.
Главный герой книги, Одиссей, отправляется в увлекательное путешествие, чтобы раскрыть тайны происхождения человека и его места в мире. Он исследует различные аспекты эволюционной антропологии, погружаясь в историю и философию.
Автор книги, Юрий Павлович Вяземский, является известным философом и антропологом. Его работы посвящены изучению человеческой природы, эволюции и культуре. Вяземский объединяет в своих произведениях философию и науку, помогая читателям понять глубинные законы мироздания.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения различных жанров, включая бестселлеры и книги классиков. Погрузитесь в мир литературы и философии, откройте для себя новые горизонты знаний и эмоций.
Не упустите возможность окунуться в увлекательное путешествие вместе с Одиссеем и откройте для себя мир эволюционной антропологии через призму философии. Слушайте аудиокниги онлайн на сайте knigi-online.info и погрузитесь в мир слова и мысли!
Погрузитесь в исторические приключения с аудиокнигами из категории Исторические приключения на сайте knigi-online.info!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В феноменальных своих модальностях охлос проявляется в многочисленных и крайне разнообразных социальных объединениях, от мельчайших семейных пар до конфессиональных объединений и такого новейшего охлономического таксона, как «развитый мир» (в противоположность «неразвитому» или «развивающемуся»). Все это феноменальное я предлагаю называть по-латыни «социумами» или по-русски «обществами» («общее» ведь ключевое слово для всех социальных объединений), чтобы, с одной стороны, отличать их от трансцендентального охлоса, а с другой – от кратономических и филоно-мических образований, о которых речь пойдет в следующих параграфах.
Где-то посреди этого длинного социального континуума (семья… развитый мир) располагаются народы и нации. Насколько я понял, именно эти социальные образования замечательный феак Лев Гумилев чаще всего именует этносами. Дары Гумилева, как я пытался показать, вследствие неразвитости аналитической истории, драгоценны и продуктивны (см. § 140). Но гумилевские «этносы» я не могу признать продуктивно-категориальными для всякого исторического исследования. Тут все зависит от «крупности» или «общности» рассмотрения. Когда мы с вами берем этногенетический план, особенно рельефным и освещенным становится этнос. Когда отъезжаем на план, который другой замечательный феак, Арнольд Тойнби, именует цивилизационным, этносы теряют свою базовость; империи, например, намного менее этничны, чем народы и нации. И уж совсем не-этничны такие «технотронные» социальные образования, как развитый и развивающийся миры. Именовать их соответственно «суперэтносами» и «супер-супер-суперэтносами» мне представляется непродуктивным. Можно, наверное, рассуждать о суператомах и микро; субатомах, но не лучше ли именовать их так, как принято: молекулами и атомарными частицами? Насколько я понимаю, молекула ведет себя не так, как атом, и схожим образом то, что Гумилев называет «суперэтносом», приобретает феноменологические характеристики, иногда принципиально отличные от характеристик собственно этносов. Так что дело тут не только в терминологии, но и в феноменологии, и, скажем, католический социум намного менее этничен, чем этически-религиозен; он в большей мере субрелигиозен, чем суперэтничен, хотя некоторая доля «романскости» ему имманентно присуща (недаром, говоря о социальных образованиях, я употребил слово «континуум»). Но, странное дело, именно эту романскость католичества, германизм протестантства и эллинство православия Гумилев, как правило, не замечает.
С благодарностью принимая дары Гумилева, я также не совсем понимаю, почему он с таким упорством настаивает на биологичности этногенеза, его принципиальной не-общественности. Все определения, которые Гумилев дает этносу, все рассуждения о присущих ему стереотипах поведения, поведенческом языке и «сходном реагировании в критических условиях» лишь подчеркивают доминирующую социальность этнических образований. Да и как народ может быть не-обществом? Впрочем, догадываюсь, что, если бы физика в те времена, когда жил и работал Лев Николаевич, находилась в такой же непререкаемой идеологической зависимости от «марксизма-ленинизма», как история, то наши выдающиеся физики, может быть, тоже настоятельно подчеркивали бы свою принадлежность, скажем, к химии: дескать, все наши открытия совершены в области химии и ничуть не противоречат марксистско-ленинской физике.
Согласен, что этническую общность нельзя сводить к общности языковой. Но, вопреки Гумилеву, предлагаю считать язык самым ярким и самым продуктивным показателем этнической общности. Литовец, или татарин, или калмык, если захотят продемонстрировать свою чужеродность мне, русскому, то прежде всего заговорят на своих национальных языках, и их противоположность мне я ощущу намного острее, чем, если, скажем, они начнут по католически креститься, совершать намаз и произносить буддистские молитвы на русском, однако, языке. Украинские националисты отвергают всемирно известного Гоголя и превозносят почти совсем неизвестного в мире Шевченку – вы догадываетесь, на каком основании? На языковом, разумеется: Гоголь по-русски писал и только тем заслужил их националистическое презрение. Попробуйте назвать, например, Мандельштама или Бродского еврейскими поэтами. И если вам это придется по вкусу, то будем последовательными и Лермонтова назовем русско-шотландским, а Пушкина – российско-абиссинским сочинителями. Сам Лев Николаевич, отказывая языковой общности в праве считаться основным показателем общности этнической, говорит о том, что римский этнос «продолжал существовать, ассимилировав через распространение языка и культуры население провинций (романизация)»10 (курсив мой. – Ю. В.). Не только на уровне народностей, народов и наций, но и в более мелких социумах язык, языковые особенности играют яркую, индикативную роль. Не знаю, как теперь, но в середине XX века, чтобы принадлежать к сообществу выпускников Оксфордского университета, надо было говорить с характерным оксфордским акцентом; образование и характерное манерничанье не могли заменить этой языковой общности. И товарищ Шарапов, отправляясь на встречу с бандитами, прежде всего настраивал себя на блатной язык, репетировал с Жегловым, «ботал» по телефону со связниками, «лепил горбатого» горбатому герою Джигарханяна.
«Сравнительная филология, – писал Николай Данилевский, – могла бы служить основанием для сравнительной психологии племен, если бы кто успел прочесть в различии грамматических форм различия в психологических процессах и в воззрениях на мир, от которых первые получили свое начало»11.
Такой филологии, к сожалению, пока нет. Но успешно развивается социальная психология, которая пытается учитывать психологические особенности различных социумов. Ее научными результатами мы можем воспользоваться.
А пока я предлагаю определить две базовые эмоции, которые проникают в нашу «социальную психику» (охлономическую в своей трансцендении) и приводят в движение все многообразие ее психем. Первую, положительную, управляющую интенциями-интуициями, образами и понятиями общности, я пока затрудняюсь определить.
Эмоциональное состояние, ею вызываемое, Конрад Лоренц называет «энтузиазмом». Может быть, в этом направлении будем искать и найдем адекватное русское слово? Что же касается отрицательной эмоции, сопровождающей чувство чужеродности, социальной враждебности, образа врага и т. д., то мне ее обозначение подсказала всем нам хорошо известная песня, почти что гимн лоренцовскому «воинствующему энтузиазму»: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна. Идет война народная, священная война». Ключевое слово – ярость. Благородной ее делает патриотический энтузиазм, объединяющий народы и нации.
Территориальная география, ландшафтно-климатические условия безусловно влияют на национальную психологию народов и наций. Но подозреваю, что намного сильнее влияют на них чужеродные социальные объединения, угрожающие извне и вторгающиеся в их внутреннюю этническую структуру. Примитивно говоря, скажем, русский национальный характер очерчивался не столько полями и березками, реками и снегами, сколько бандами викингов, ордами монголо-татар, германскими «колонистами», хлынувшими в российские экономические, политические и духовные структуры после Петра Первого, большевистскими маргиналами-инородцами, превратившими Россию в антинародный полигон.
§ 167
Еще большую ормологическую путаницу мы наблюдаем в феакийских исследованиях феноменальных проявлений кратоса.
Например, часто смешивают и даже отождествляют национальные сообщества и властные иерархии, и то и другое называя «государством». А ведь это разные модусы,
- История британской социальной антропологии - Алексей Никишенков - Культурология
- Космическая Одиссея - Артур Кларк - Космическая фантастика
- Убийство по лицензии - Светлана Успенская - Детектив
- Московское семейство старого быта - Петр Вяземский - Публицистика
- Новая ученица кумихо - Чо Ёна - Городская фантастика / Прочая детская литература / Зарубежные детские книги / Фэнтези