Дон-Жуан - Джордж Байрон
- Дата:20.06.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Дон-Жуан
- Автор: Джордж Байрон
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Песнь двенадцатая
[532]
1И средние века не так страшны,Как страшен средний возраст нашей жизни.То глупы мы, то мудры, то смешныИ с каждым днем становимся капризней.Уж многие страницы прочтеныИ скомканы в бессильной укоризне;Седеют наши кудри с каждым днем,И мы самих себя не узнаем.
2В такое время надо умирать;Мы юношей уже не понимаем,Со стариками время коротатьЕще не можем — и везде скучаем…Еще любовь способна утешать,Но вскоре даже к ней мы остываем,И только деньги, теша мысль и взгляд,По-прежнему заманчиво блестят.
3О, золото! Кто назовет несчастнымСкупого? Он несказанно богат;Все силы мира золоту подвластны,Власть золота — как якорный канат.Вам кажется, скупой живет ужасно —Он плохо ест, боится лишних трат;Но он же, сэкономив корку сыра,Счастливее, чем все владыки мира!
4Любовь, разврат, вино et ceteraВредят здоровью; жажда громкой славыВредит душе; азартная играВредит карману. Лучшие забавы,Как видно, не доводят до добра,Но жажда денег исправляет нравы;Скупой, копящий золото, давноЗабыл разврат, и карты, и вино.
5О, золото! Кто возбуждает прессу?Кто властвует на бирже? Кто царитНа всех великих сеймах и конгрессах?Кто в Англии политику вершит?Кто создает надежды, интересы?Кто радости и горести дарит?Вы думаете — дух Наполеона?Нет! Ротшильда и Беринга[533] мильоны!
6Они и либеральный наш Лафитт[534] —Владыки настоящие вселенной:От них зависит нации кредит,Паденье тронов, курсов перемены;Республик биржа тоже не щадит,Заботятся банкиры несомненно,Чтобы проценты верные рослиС твоей, Перу, серебряной земли.
7К скупым неприменимо сожаленье;Воздержанность классическая ихСчитается за честь и украшеньеИ киников, и множества святых[535].Внушает же отшельник уваженьеПечальным видом странностей своих!Но вас богач суровый возмущает,Когда во имя денег сокращает
8Свои расходы? Да ведь он — поэт!Поклонник высшей и чистейшей страсти!Прекрасный блеск накопленных монетЕму дает изысканное счастье;Его слепит алмазов чистых цветИ кротких изумрудов сладострастье;И для него, как солнце, горячиЧервонных слитков яркие лучи.
9Ему принадлежат материки;Из Индии, Цейлона и КитаяПлывут его суда; в его мешкиЦерера собирает урожаи.Его чуланы, склады, сундукиБогаче королевских. ПрезираяВсе плотские восторги, он одинЦарит над всем — духовный властелин.
10Быть может, он, потомству в назиданье,Построит школу, церковь, лазарет,Оставив после смерти в новом зданьеУнылый бюст иль сумрачный портрет?Быть может, человечества страданьяОн утолить задумает? Но нет!Он предпочтет богатство целой нацииДержать в руках — и строить махинации.
11Но что бы он ни делал — все равно!Пусть высший принцип — только накопленье!Какому дураку разрешеноНазвать безумьем это увлеченье?А почему, скажите, не грешноКутить, любить, выигрывать сраженья?Спросите-ка наследников, какойПриятней предок — мот или скупой?
12О, как прелестна звонкая монета!О, как милы рулоны золотых!На каждом быть положено портретуКого-то из властителей земных, —Но ныне бляшка солнечная этаЦеннее праха царственного их.Ведь и с дурацкой рожей господинаЛюбой червонец — лампа Аладдина[536]!
13«Любовь небесна, и она царит[537]В военном стане, и в тени дубравы.И при дворе!» — поэт нам говорит;Но я поспорю с музой величавой:«Дубрава», правда, смыслу не вредит —Она владенье лирики по праву,Но двор и стан военный не должны,Не могут быть «любви» подчинены.
14А золото владеет и дубравой(Когда деревья рубят на дрова!),И тронами царей, и бранной славой —И на любовь известные праваИмеет, ибо Мальтус[538] очень здравоНам это изложил; его словаНас учат, что супружеское счастьеУ золота находится во власти!
15Но ведь любовь почти запрещенаБез брака? Ибо все мы разумеем,Что якобы сопутствует онаСупружеству. Однако мы не смеемНастаивать… Верней — любовь должна(В угоду всем ханжам и фарисеям)Служить венцом супружеских утех;Любовь без брачных уз — позор и грех.
16Но разве «при дворе», «в военном стане»Да и «в тени дубравы», черт возьми, —Все воины, все гранды, все крестьянеЯвляются женатыми людьми?Не знаю, как оправдываться станетЗа этот ляпсус Скотт — mon cher ami[539], —Ведь он себя пристойностью прославил;Всегда его в пример мне Джеффри ставил[540].
17К успеху равнодушен я, ей-ей!В былые годы мне везло немало,А в юности успех всего нужней,И это мне в дальнейшем помогало.Да, я доволен юностью моей:Хороших дней мне много перепало,И, как бы я за них ни заплатил,Я ни умом, ни сердцем не остыл.
18Я знаю: барды многие не разВзывают, как к неведомому богу,К суду потомства, веруя, что насРассудят и поддержат хоть немного.Но лично я — противник громких фразИ не зову потомков на подмогу.Они для нас загадка, мы — для них;Живые склонны думать о живых!
19Мы сами ведь потомство — вы и я;Кого же помним мы и понимаем?Весьма немногих, милые друзья;Мы — на двадцатом имени хромаем!За множество досадного враньяМы старого Плутарха упрекаем,И Митфорд — современный грекофил —Его ошибки ярко осветил.
20Признаюсь вам, читатель благосклонный,И вам, неблагосклонные пииты, —В двенадцатой главе вполне законноЯ к Мальтусу прибегну под защитуИ к Уилберфорсу; лучше ВеллингтонаСпаситель чернокожих знаменитый;Ведь наш-то Веллингтон, по мере сил,И белокожих в рабство обратил!
21А Мальтус сам себя опровергаетНа практике; я, право, не шучу:Я (как чужое солнце ни сверкает!)Зажгу своей теории свечу.Философ размноженье осуждает:Оно-де бедняку не по плечу;Он, помня о проблеме пропитанья,Обуздывать обязан все желанья.
22Как благородно, тонко и умно,И, боже, что за слово «филогения»[541]!Оно, пожалуй, несколько темноИ может вызывать недоумение,Но вслух произносить запрещеноОбычное простое выражение,Не то у всех нас, господи прости,Была бы «филогения» в чести,
23Но где я бросил милого Жуана?Он в Лондоне — столице всех усладИ всех невзгод людского океана,Где новичку превратности грозят.Хоть наш герой видал чужие страныИ был известным опытом богат,Но край, в котором ныне он блистает,Все иноземцы плохо понимают.
24Мы можем очерк дать любой страны,Определяя степень процветания,Температуры лета и весны, Особенности климата, питания.Всего трудней — признаться мы должны —Тебя познать, о Великобритания!Так много львов и зубров всех породВ зверинце этом царственном живет!
25Но полно о политике: начнемPaulo majora[542]. Ловкий мой геройЛавировал с отличным мастерством,Как конькобежцы зимнею порой.Он тонко флиртовал в кругу своем;Красавицам ведь кажется игройНевинная сия «тантализация»[543] —Не грех им мил, а грешниц репутация.
26Не все дороги наши, скажем прямо,Под снегом целомудрия лежат:Порой и совершит иная дамаКакой-нибудь чертовский эскапад, —И, право, на ослицу Валаама[544]С такой тревогой люди не глядят,Испуганно и скорбно восклицая:«О! Кто бы мог подумать, дорогая?!»
27Леила всем понравилась. ОнаБыла тиха, задумчива, послушнаИ как-то романтически бледна;Восточными глазами равнодушноОна вокруг глядела. НовизнаНе трогала ее; ей было скучно…Ее судьба, ее прелестный взорСтал модной темой с некоторых пор.
28Конечно, дамы расходились в мненьях;Я не хочу красавиц обижать,Но споры столь обычное явленье,Что им бывает трудно помешать.Придется мне признаться, к сожаленью,Что дамы любят шумно обсуждать!На этот раз их воодушевилаЗадача воспитания Леилы.
29Но все сошлись на том, чтоб подыскатьДля маленькой Леилы нечто лучшее;Ее наружность будет представлятьОпасность для ее благополучия,А Дон-Жуан с собою совладатьЛет пять способен в самом лучшем случае, —И потому разумней и верней,Чтоб он уже теперь расстался с ней.
30Тут началось всеобщее волненьеИ самых лучших дам соревнованье:Кто, делая Жуану одолженье,Турчаночки предпримет воспитанье?Ведь тут необходимо, без сомненья,Наставницы высокое призванье!Шестнадцать мудрых дев и десять вдовЯвились одновременно на зов.
31Две дамы разведенные, бесплодныеИ грустные, как можно угадать,Готовы были девочку безроднуюКак собственную дочку воспитать —Ей преподать манеры благородныеИ в должном виде свету показать(Где в первый свой сезон всегда царицы —Хорошенькие юные девицы,
32Особенно имея капитал!).Потрепанные пэры, джентльмены,Которых рок немного пощипал,Мамаши, и сестрицы, и кузеныПреследуют желанный идеал(Для многих что блестит, уж то и ценно!),И вальсами и лестью все подряд«Фортуне юной» голову кружат!
33И маменьки и тетки — все посредницы;Я знаю дам восторженных таких,Которые сосватали наследницуДля собственных любовников своих!Скажите, дорогие собеседницы,Tantaene[545] совершенства в душах их?Но жертву-то порой берет досада:Бедняжка и приданому не рада!
34Иная попадается легко,Иная — три десятка забракует,Отказы рассыпая широко;Тогда уж и посредник негодует:«Девица N заходит далеко!Она, мол, недозволенно флиртует!Она улыбкой говорила да,А нынче вслух сказала никогда!
35Наш бедный Фред влюблен и так страдает!Он сам богат — тут не в деньгах вопрос;Она прекрасный случай упускает,И будет день — прольет немало слез…Но… тут маркиза что-то затевает!Наш бедный Фред так много перенес…Но стоит ли она его печали?А кстати — вы письмо ее видали?»
36Но ни мундир, ни титул, ни стихиКапризную невесту не прельщают;Пари напрасно держат женихиИ, тратя время, сроки назначают.Зато какие злые языкиНесчастного счастливца обсуждают,Когда его за ум, иль рост, иль родПрелестная сильфида изберет!
37Но кто же он? Примеров много разных!Порой унылый юноша-поэт,Поклонник из породы неотвязных;Порой веселый баловень побед,Повеса из насмешливых и праздных;Порой — вдовец почти преклонных, лет…Вы спросите: за что он выбран ею?За что? Ведь все на свете лотерея!
38Признаться вам, и я однажды былВладельцем столь счастливого билета.(Как некогда Полоний говорил:«И вправду жаль, и жаль, что правда это!»[546])Не знаю, чем я выбор заслужил,Но я согласен с приговором света:Сей выбор был (я говорил не раз!)Чудовищным для одного из нас.
39Простите мне обилье отступлений.Вглядитесь — вывожу я каждый разИз них немало мудрых наставлений,Как честный пастор, действуя на вас,Как опекун, любитель поучений!(В какие дебри мой забрел Пегас!)И муза, словно старая дуэньяИль скучный друг, читает наставленья.
40Но нынче я хочу изобразитьВсе сущее с жестокой прямотою:Вот то, что есть, а не должно бы быть.Поймите, что занятие пустоеМорали плугом ниву бороздить,Пороком удобренную. Не скрою —От этой вспашки злые сорнякиУпрямо вглубь пускают корешки.
41Но прежде вам напомню, что ЛеилаБыла, как утро майское, нежна,Чиста, как снег (я знаю, критик милый,Последняя метафора бедна),И юного Жуана охватилоЖеланье подыскать опекуна,Точнее — опекуншу строгих правил,Которой бы он девочку оставил.
42Он ясно отдавал себе отчет,Что в педагоги вовсе не годится(Не всякий это честно признает,А честности не вредно поучиться!).Он говорил со многими… и вотИз патронесс, которыми гордится«Сообщество по устраненью зла»[547],Им леди Пинчбек выбрана была.
43Она была, наверно, молодаВ былые дни, а нравственна всечасно.(Хотя и говорили иногда…Но не хочу я сплетничать напрасноИ повторять не стану, господа,Нелепых обвинений, сей ужаснойИ гадкой жвачки; пусть двуногий скотЕе в корыто светское плюет!)
44Наверно, согласитесь вы со мной —Поскольку все мы это замечали, —Что дамы те, которые веснойВеселым легкомыслием блисталиИ результат (порой весьма дурной!)Печальных заблуждений испытали, —Оберегут от зла куда скорей,Чем те, кто горд невинностью своей.
45Чужие неизведанные страстиСвятоши лишь из зависти клеймят:Не уберечь невинность от напасти,А только уколоть они хотят;Но ветеран любви, науку счастьяПознавший, новичка наставить радИ может помешать предупрежденьемОпасным, необдуманным решеньям.
46И дочки тех разумных матерей,Которые сердечные тревогиПознали не из чтенья, а скорейИз практики, на жизненной дороге, —На ярмарке невест куда быстрейНаходят сбыт, чем девы-недотроги,Воспитанные маменькой-ханжой,С холодной и бесчувственной душой.
47О леди Пинчбек прежде поговаривали(Как о любой молоденькой красавице);Ее ума, однако, не оспаривали,Ее bons mots[548] могли всегда понравиться.За ней когда-то денди приударивали —Но к старости любой из нас исправится;Отличною женой она слылаИ совершала добрые дела.
48Она была надменна с высшим светом.В кругу друзей любезна и милаИ молодежи ласковым советомУже не раз умело помогла.Упоминать не стану я при этом,К кому и где добра она была,Но повторю, что девочка ЛеилаВ ней теплое участье пробудила.
49Жуан ей тоже нравился; онаЕго считала добрым, хоть немногоИспорченным; в том не его вина[549],Нельзя его судить излишне строго:Подумать только, как была труднаЖизнь юноши! И все же, слава богу,Он не погиб и скептиком не стал,Он только удивляться перестал.
50Нас не смущают в молодые годыПревратности судьбы и затрудненья,А зрелый возраст ропщет на невзгодыИ даже порицает провиденье;Но кто знавал военные походы,Безумства женщин, кораблекрушенья,Тот и в шестнадцать лет и в шестьдесятБольшим житейским опытом богат.
51Жуан доверил леди этой чиннойЛеилу, избавляясь от хлопот,Чтоб та законов светских список длинныйПередавала ей из года в год;Так прежний мэр с весьма достойной минойПреемнику ладью[550] передает, —Ладью назвать бы можно и нежнее:Ну, скажем, — раковиной Цитереи[551]!
52Мне нравится преемственность, ей-ей!Таким путем девицы получаютВсе совершенства грации своейИ все свои таланты умножают.Та — пишет, та — поет как соловей,Та — мудростью знакомых устрашает,Та — музыкой, та — прелестью острот,А та — простой истерикой берет.
53Но все равно, остроты или сцены,Науки, танцы, пенье — что ни взять:Ведь это всё приманки, джентльмены,И женихи не в силах устоять.Но каждый год пленительная сменаВесталок появляется опять —Прелестницы без всякой тени брака,Но к браку очень склонные однако.
54Начать поэму мне пора давно —Задача, как ни странно, нелегка;Двенадцать песен написал я, ноВсе это лишь прелюдия пока.До сути мне добраться мудрено;Я только струны пробовал слегка,Настраивая лиру золотую, —Теперь же к увертюре перейду я.
55Мне все равно — успех или провал:К таким вопросам музы равнодушныИх нравственный волнует идеал,Они веленью высшему послушны.Две дюжины я мысленно считалВ поэме глав, но Феб великодушноЕе стоглавой сделать пожелал…Вот только бы Пегас не сплоховал!
56Мой Дон-Жуан, как мы упомянули,В изысканное общество попал.Хоть — микрокосм, встающий на ходули, —Сей высший свет, по сути дела, мал,Но низшие слои его ферулеПокорны повсеместно; я видал,Что высшие себя считают светомСвечей, луны и ламп — зимой и летом.
57Жуан имел друзей. И жены их(Равно, как и друзья!) его ласкали,Но в отношеньях дружеских такихОни вреда отнюдь не замечали.На каждый праздник, бал или пикникЕго уж непременно приглашали;Ведь высших классов механизм простойПриводится в движенье суетой.
58Кто молод, и богат, и не женат,Тому порой опасно в высшем свете:Ведь общество — игра, как говорят(Игра в «гуська»[552], хотел бы я заметить),Все только личной выгоды хотят,Все хитроумно расставляют сети,Девицы счастья ищут наугад,А дамы на подмогу им спешат.
59Отнюдь не все девицы поголовноПреследуют добычу, — не всегда!Иная все приемлет хладнокровно,Как тополь и спокойна и горда.Но многие — сирены безусловно:Раз восемь поболтать — уже беда;Предчувствуя последствия фатальные,Заказывайте кольца обручальные!
60То маменька письмо напишет вам,Что дочь ее «в ужасном состоянье»,То строгий брат, решителен и прям,Нахмурившись, потребует признанья:«Какая ваша цель?!» — и скажет вам,Что «сердце девы — ваше достоянье».И вы, себя жалея и ее,Решенье принимаете свое.
61Таким путем, я знаю, совершаетсяНемало браков самых знатных лиц.Но есть юнцы, которые решаютсяОспаривать претензии девиц;Они усатых братьев не пугаютсяИ, не боясь ни теток, ни сестриц,Живут, конечно, очень одиноко,Но, я слыхал, довольны волей рока.
62Еще одна опасность по ночамНепосвященным часто угрожает;Я осуждать не стану милых дам —Таинственная прелесть окружаетИх каждый шаг; порой не знаешь сам,Как грацию с пороком совмещаютАмфибии, в которых, говорят,Соседствуют невинность и разврат.
63Кокетка долго нам не говоритНи «да», ни «нет» — и все мы ждем уныло,Когда же бриз попутный оживитБольных сердец печальное ветрило!Немало нежных бед она творит,Немало сводит Вертеров в могилу,И все-таки, увы, считает свет,Что это «флирт» и тут порока нет.
64Я становлюсь болтлив, о боги, боги![553]Но вот бывает случай, господа,Когда, сойдя с положенной дороги,Жена разлюбит мужа навсегда.В чужих краях законы к ним не строги,Но в нашей старой Англии — беда!Ее, в порыве праведного гнева,Клеймят сильнее, чем праматерь Еву.
65Какая масса сплетен и газетВ стране, где все привыкли возмущаться,Где даже дружба самых юных летДолжна предосудительной считаться,Где трудно от бесчисленных клеветЧувствительному сердцу защищаться,Где речи обвинителей не разВульгарным шумом развлекают нас.
66Но только новички и попадаются,А грешницы высокого полетаПрелестным лицемерием спасаютсяОт этого сурового учета:В изысканных кругах они вращаются,Являются на танцы, на охоту;Они милы, пленительны, нежныИ тактом и умом одарены.
67Жуан и новичком не мог считаться,И от интриг порядочно устал;И страстью он пресытился, признаться,И многое на свете испытал.Он мог теперь любви не поддаватьсяВ стране блестящих плеч и белых скал,Чулков и глазок синих, разговоров,Налогов, сплетен и двойных запоров.
68Не так способны страсти бушеватьНа родине Жуана романтичной;Там привыкают жизнью рисковать,И атмосфера Англии практичнойЕму казалась — нечего скрывать! —Коммерческой и очень педантичной.А наши дамы — бог его прости! —Сперва ему не нравились почти.
69Я говорю сперва, но постепенноИ понемногу ясно понял он,Что наши леди лучше, несомненно,Блистательных восточных примадонн.Не потерял он голову мгновенноИ не был увлечен и ослеплен,Ведь (все мужчины это замечают!)Нас новизна лишь издали прельщает.
70И я имел заветную мечтуУвидеть страны Нигера и НилаИ небывалый город Тимбукту,Который география забыла;За эту заповедную чертуЕвропа проникает через силу,Но несомненно, будь я в Тимбукту,Я черную бы славил красоту!
71Я присягать не стану, без сомненья,Что черное на белое похоже,Но белое с известной точки зреньяНам черное напоминает все же.Слепые мне высказывали мненье,Что день и ночь для них одно и то же,И в темноте мерещится одноСомнительное тусклое пятно.
72Мы с музой в лабиринте заблудилисьТуманной метафизики: сродниОна лекарствам, коими стремилисьВрачи лечить чахотку искони.Займемся ж просто физикой: пустилисьМы обсуждать красавиц, хоть ониПолярное напоминают лето:Немало льда, и очень много света!
73Я мог бы их с русалками сравнить:Красавицы лицом, но рыбы телом;Мешает добродетель им грешить,Но согрешить бы каждая хотела.Как русские, чтоб жар поохладить,В снег прыгают из душной бани смело,Так наши леди, согрешив чуть-чуть,Спешат в сугроб раскаянья нырнуть.[554]
74Но внешность этих леди, несомненно,Тут ни при чем; как я уже сказал,Их мой Жуан, коль молвить откровенно,Хорошенькими даже не считал.Они вползают в сердце постепенно(Из жалости к врагу — я полагал),Они без штурма в город проникают,Но никому его не уступают.
75Они не могут гордо выступать,Как конь арабский или дочь Гранады,Не могут, как француженка, блистатьНеповторимой грацией наряда,Они способны мило щебетать,Но мне скучны гремящие рулады:В Италии живу я, где мотивысамые бравурные в чести!
76Да, наши леди многого не знают,Им яркости порой недостает,Которая улыбкой завлекаетИ черту прямо в лапы отдает.Они не вдруг интригу затевают;Метода эта множество хлопот,И времени, и сил берет, понятно,Но награждает за труды стократно.
77Ho grande passion[555] опасна и вреднаДля этих душ, не созданных для страсти;Для девяти десятых и она —Каприз кокетства или самовластья.Пустая гордость женщине дана;Соперницу обидеть — это счастье!Но есть такие, для которых «страсть» —Как урагана пламенная власть.
78И в результате бурного эксцессаВиновные томятся в роли парии,А низости судебного процессаУсугубляют прессы комментарии;Оберегая чести интересы,Их изгоняют, как однажды Мария[556], —И вот они сидят у скорбных стен,Взирая на сожженный Карфаген!
79Так люди Иисусу подражают,Твердя: «Иди и больше не греши!»Евангелье британцы уважают,И наши нравы очень хороши.В Европе легче женщине прощают,Радея о спасении души,И Добродетель, праведная дева,Ее встречает ласково, без гнева.
80Суровый суд нередко нам вредит;Нередко жертв общественного мненьяНе преступленье, в сущности, страшит,А именно огласка преступленья.Едва ли наши нравы укрепитУгрюмого юриста заключенье;Оно лишь озлобляет тех из нас,Кто мог бы и раскаяться подчас.
81Не будучи философом доселе,Не думал о морали мой герой,Притом в толпе красавиц, в самом деле,Он не нашел по вкусу ни одной.Он был слегка blasé[557]: ему успелиИспортить сердце праздною игрой;Тщеславия не знал он, слава богу,Но чувства в нем остыли понемногу.
82К тому же он, конечно, посещалПарламента почтенные палаты,На галерее долго восседалИ слушал очень бурные дебаты,Он яркие светила созерцал,Которыми Британия богата.(Но, впрочем, главных не было светил:Грей[558] не взошел, а Питт уже почил.)
83На сессии последней видел онСпектакль, и благородный и занятный, —Как в тоге конституции на тронКороль восходит с миною приятной.Обычай этот деспотам смешон,Но век свободы скоро, вероятно,Научит их, какая благодать —Доверием народа обладать.
84Жуан видал и принца; в эти годы«Всех принцев принц[559]» в расцвете юных силБлистал величьем царственной породы,На щеголя совсем не походил;К себе он привлекал сердца народаИ благосклонен с подданными был.Он выглядел законченным, отменнымОт головы до пяток джентльменом.
85Жуан был принят — я уже сказал —В кругах высоких общества. И вотСлучилось, как всегда, что он попалВ обычный для него круговорот.Он светские таланты проявлялИ был замечен сразу. Ну, а тот,Кто многими талантами сверкает,Невольно искушенья навлекает.
86Но где он согрешил, когда и с кем, —Рассказывать я наспех не сумею.Ведь назиданье — лучшая из тем.Читателей своих я одолеюИ пафосом и грустью, а затемНа камне душ людских запечатлею,Как сын Филиппа на горе Афон,Могучий монумент для всех времен.[560]
87И здесь, друзья, как видите, кончаетсяДвенадцатая песнь. Конец любойОт каждого начала отличается,И план поэмы как-то сам собойВсе ярче, все яснее намечается.Я не гонюсь, читатель, за тобой,Я не прошу ни капли снисхожденьяИ вовсе не боюсь пренебрежения.
88Не всех врагов громами я разил,Но бури мне описывать не внове.Я в предыдущих песнях предложилВам и грозу, и бой, и реки крови;В дальнейшем я вам дам обзор светил,А в самой лучшей песни наготовеДля вас экономический трактат,Упорных размышлений результат.
89Я знаю, это тема очень модная,Традиций всех расшатана стена[561].Для патриота дело благородноеУказывать, где сломана она.Но я придумал тему превосходную,Которая понравиться должна.А вы экономистов почитайте[562]И, кто из них умнее, — угадайте.
Песнь тринадцатая
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Корсар - Джордж Байрон - Поэзия
- Акафист "Слава Богу за всё" - Трифон Туркестанов - Религия
- Предатель. Нелюбимая жена (СИ) - Надежда Марковна Борзакова - Современные любовные романы
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив