Форма входа
0/0
Книга 2 - Владимир Высоцкий
- Дата:04.09.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Книга 2
- Автор: Владимир Высоцкий
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Книга 2 - Владимир Высоцкий. Жанр: Поэзия. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Книга 2 - Владимир Высоцкий:
Читем онлайн Книга 2 - Владимир Высоцкий
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И мне было хорошо от того, что у меня есть и хозяин и слуга одновременно, и думала я, что буду с ним жить, сколько он захочет, и пойду за ним на край света — и стала его женщиной сразу, как только он этого захотел, и не жалею, потому что не он — был бы другой, хуже, должно быть.
Целый год мы ходили как чумные, не стесняясь ни родителей, ни соседей, никого. Девчонки в классе распрашивали — ну как? — Им хотелось знать подробности, больше всего в части физиологии. Я никогда им ничего не рассказывала и они отстали. Пристали педсовет и дирекция, снова пугали маму моим невероятно развратным будущим и печальным концом где-нибудь в больнице в инфекционном отделении или в травматологии, где я буду лежать с проломленным Николаем Святенко черепом, потому что они знали про Николая, все про него знали кроме меня. То, что знали они — я не хотела видеть, а то, что знала я — они видеть не могли.
А потом его арестовали за какую-то драку, судили и дали четыре года, а я уже умела курить и пить. Он меня научил. Но я не жалею. Не он, так другой бы научил — только хуже. А Николай никогда меня в темные дела свои не посвящал. А явные я знала. Он любил меня, жил где-то недалеко и даже работал в кинотеатре — рисовал рекламу по клеточкам. Фотографию расчертит на клеточки, а потом каждый квадрат перерисовывает в увеличенном варианте, чтобы похоже было. Теперь это смешно, а тогда думала — художник!
А его взяли да арестовали, Николая Святенко, первого моего мужчину, а может, и первую любовь. Потому что все остальные были уже остальные, даже сильнее, но не первые.
Я готовилась к экзаменам, тут этот арест, и все шушукаются за спиной, а Тамара петровна — та в лицо: «Что, дескать, доигралась со своим уголовником? Может, ты за ним поедешь, как жены декабристов». Наверное, надо было поехать, тогда бы не было всей последующей мерзости, но я готовилась к экзаменам и возненавидела его за то, что терплю издевательства и позор и в школе, и дома, и везде. И я не поехала.
*** ***
***
Максим Григорьевич Полуэктов проснулся там, где лег. Еще спящего нещадно донимало его похмелье, да так сильно, что и просыпаться он не хотел. И не только с похмелья, а так — зачем было ему просыпаться и что делать было ему, Максиму свет Григорьевичу, в миру, который он уже давно собирался покинуть, в реальности этой гнусной, где много лет у него сосало и болело в искрошенной хирургами трети желудка его. В этой сохранившейся зачем-то трети, которая и позволяла ему еще жить, но мешала тоже, и давала о себе знать эта проклятая треть приступами и рвотами. Ничего особенного не должен был делать он в этом мире, ничего такого интересного и замечательного, никакие свершения. Однако, все же встал Максим Григорьевич, где лег, выгнало его сон похмелье. Да и разве сон это был? Кошмары, да и только.
Какие-то рожи с хоботами и крысиными глазами звали его из-за окна громко и внятно, сначала медленно расставляя слова, потом, по мере погружения воспаленного его мозга в слабый сон, все быстрее и громче. Звали рожи зачем-то распахнуть окно и шагнуть в никуда, где легко и заманчиво; предлагали рожи какие-то мерзости, считая, должно быть, что они Максиму Григорьевичу должны понравиться. И все громче, быстрее, доходя почти до визга, звучали наперебой зовущие голоса.
Иди сюда, Максим, иди, милый, что ты там не видел на диване своем клопином? Гляди-ка, какая красавица ждет тебя! И предьявляли сейчас же красавицу: то в виде русалки — зеленою и с гнусной улыбкою, то убиенную какую-то, когда-то даже вдруг виденную уже женщину — голую и в крови. Встань, не лежи! Выйди-ка, Максим, на балкон, мы — вот они, здесь, за стеклом, перекинь ноги через перила, да прыгай, прыгай, прыгай!!!
И русалка, или девица хихикала или плакала и тоже манила ручкой, а потом все это деформировалось, превращалось совсем уже в мерзость и исчезало — если разомкнуть веки.
А теперь, после забытья, которое все-таки наступило ночью урывками и трудно, забытья, в какое погружаешься не полностью, с натугой и вздрагиваниями, и потом холодным, после забытья этого с вереницей тяжелых сновидений, — надо было, все-таки проснуться окончательно, спустить ноги с дивана, пойти на кухню и выпить ледяной воды из холодильника, а лучше бы пива засосать, да нет его — пива-то, ничего нет хмельного в доме, это Максим Григорьевич знал наверняка, потому что так всегда было, что утром ничего не было. Но вставать надо. И еще держась за сон нераскрытыми глазами и цепляясь за него, застонал он — пенсионер и пожарник, бывший служащий внутренней охраны различных заведений разветвленной нашей пенитенциарной системы, оперированный язвенник, желчный и недобрый молчун, Максим Григорьевич Полуэктов. Застонал, потому что подступали и начали теснить улетавший сон вчерашние и давешные воспоминания, от которых стыдно и муторно, и досадно, и зло берет на себя самого, а больше на тех, на свидетелей и соучастников пьяных его вчерашних действий и болтовни. И излишки желудочного сока уже подступали к горлу и просили спиртного: дай, дескать, тогда осядем обратно, вот и спазмы начали стискивать голову и тоже того же требовать — подай сей же момент, а то задавим, и показывали даже, намекали, как они его, Максима Григорьевича, задавят, эти спазмы.
И совсем уже некстати вспомнилось вдруг пресытившемуся инвалиду, как несколько лет назад в бутырке измывались над ним заключенные. Вот входит он в камеру, предварительно, конечно, заглянув в глазок и опытным глазом заметив сразу, что играли в карты, однако, пока он отпирал да входил, карты исчезли и к нему бросался баламут и шкодник — Шурик, по кличке «Внакидку» и начинал его, Максима Григорьевича, обнимать и похлопывать со всякими ужимками и прибаутками ласковыми. Максим Григорьевич и знал, конечно, что неспроста это, что есть за этим какой-то тайный смысл и издевка, отталкивал, конечно Шурика Внакидку и медленно подходил к койке, где только что играли, искал скурпулезно, вначале даже с радостным таким томлением, что вот сейчас под матрасом обтруханным и худым найдет колоду сделанную из газет. Из 8-10 листов спрессована каждая карточка и прокатана банкой на табурете, а уголочки вымочены в горячем парафине, а трефы, бубы и черви да пики нанесены трафаретом. Но никогда, как ни терпеливо и скурпулезно не искал Максим Григорьевич, никогда он колоду не находил и топал обратно ни с чем. А Шурик внакидку снова его обнимал и похлопывал, прощаясь. — Золотой, дескать, ты человек, койку вот перестелил заново, поаккуратней. Не нашел ничего, гражданин начальник? Жалко! А чего искал-то? Карты? Ай-ай-ай, да неужто карты у кого есть? Это вы напрасно! Ну, ладно, начальник, обшмонал и капай отсюда, а то я, гляди-ка, в одной майке, бушлатик помыли или проиграли — не помню уже. Отыгрывать надо! Так, что не мешай мне, человек, будь друг.
Потешалась камера и гоготала, а у Шурика глаза были серьезные, вроде он и не смеется вовсе, а очень даже Максиму Григорьевичу сочувствует, любит его в глубине лживой своей натуры.
Первое время Максим Григорьевич так и думал и зла на Шурика не держал. Шурик голиков по кличке «Внакидку» был человек лет уже 50 — ти, но без возраста, давнишний уже лагерный житель, знавший все тонкости и премудрости тюремной сложной жизни. Надзирателей давно уже не навидел, а принимал их как факт — они есть, они свою работу справляют, а он свое горе мыкает.
Здесь Шурик был уже три или 4 раза, проходил он по делам все больше мелким и незначительным — карманы да фармазон — и считался человеком неопасным, заключенным сносным, хотя и баламутом. Только потом узнал Максим Григорьевич, что карты он не находил потому, что колоду Шурик на нем прятал. Пообнимает, похлопает, приветствуя — и прячет, а прощаясь — достает.
Вспомнил это сейчас Максим Григорьевич и в который раз разозлился и выругался про себя. Проснулся, значит. С добрым утром! Кому с добрым? Вода жажду утолила минут на пять, а потом вырвало теплым и горьким. Походил хозяин по дому босым, помаялся и снова прилег. Хозяин… Да никакой он не хозяин в этом доме. Так — терпят да ждут, что помрет. Жена — давно уже не жена. Дочери — не дочери. Одна все плачет про свои дела, другая — Тамарка — сука. Второй год с ним не говорит, да и он не затевает разговоров-то. Больно надо. Она и дома-то почти не бывает, таскается с кем-то и по постелям прыгает, подлая. Было, правда, затишье в молчаливой их с Тамаркой вражде. Это, когда она в артистки собралась, да провавалилась на конкурсе в училище театральное, а он тогда устроился пожарником в театр. Она к нему туда часто приходила, не к нему, конечно, а спектакли глядеть, но пускал-то ее он, через служебный ход. Потом она дожидалась актеров, он в окошко видел со своего поста, как она уходит то с одним, то с другим — то с этим красивым и бородатым, то, но это уже потом, — с маленьким и хрипатым, это который песни сочиняет и поет.
При воспоминании о театре снова его передернуло и потянуло блевать. Насильно выпил он воды, чтобы было — чем, помучился да покричал над унитазом и снова лег. Сегодня 11 мая, а вчера в театре чествовали ветеранов. Их немного теперь осталось, но были все же. И Максиму Григорьевичу перепало за орден. Зачем он его нацепил — орден? Он хотя и боевой — «Боевого красного знамени», однако получен не за бои и войну, а за выслугу лет. 25 Лет отслужил — и отвесили плюс к часам с надписью — «За верную службу». Как розыскной собаке.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Книга 2 - Владимир Высоцкий бесплатно.
Похожие на Книга 2 - Владимир Высоцкий книги
- Всеобщая история кино. Том 6 (Кино в период войны 1939-1945) - Жорж Садуль - Прочая документальная литература
- Лучшая в мире страна. Альбом авторских песен - Александр Кваченюк-Борецкий - Поэзия
- Игра в кино (сборник) - Эдуард Тополь - Современная проза
- Ориентирование - К. М. Станич - Современные любовные романы
- Кровавое наследие - Лоэнн Гринн - Фэнтези
