Morpho menelaus - Виктория Мамонова
- Дата:19.06.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Morpho menelaus
- Автор: Виктория Мамонова
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
сразу с порога: только ненадолго;
на севере каждый третий из встречных
– служитель культа древнего Ра; а
кстати, и Сфинксы совсем ненароком
в оптике топоса оказались под боком.
6
стремление развивает массу способностей:
а способности в основе новые био-отрасли:
рост онтоизменений с амбицией на фило-:
было время, когда всё био- только и было,
что глупым планктоном в чреве огромном;
а после мы стали, как деревья, взрослыми;
на случай: если и филопрорывы наскучат —
мы причалим к берегам синими лучниками.
Как синими? А с каким у тебя еще цветом ассоциируются легкость, изменчивость и подвижность состояний?! Нам ведь так хочется жить во всех реальных и потенциальных, параллельных и пересекающихся мирах.
7
и какая уж тут жизнь взаймы?! свою бы донести
в душе, сердце, чреве, в стихах и в лет кружении
до тебя, твоих уединенных рассуждений вслух:
пробуждение – голос глухого, уходящий в космос,
минуя чьи-то чужие уши… невидимка, летун,
говорящий морем и испаряющийся еще до суши;
суть голос, не знающий своего тела, голос предела,
голос души всех душ, не ведающий звуковых туш
и отвлечений, несовместимых с предназначением;
голос без слуха, которому свыше дано не слушать,
но слышать, что прерогатива вовсе не уха, а духа.
8
сохранение и изменение —
закон природы, сохранение
– закон рода, изменение —
закон породы, от рода до по
роды – схватки и обмороки:
преддверие надежды и пути.
Каштаны – к поздним плодам, а не к осени. От осени пусть останутся только крик красок и длинные тени. В поздних плодах особенно поражает истошность и собранность жизненного рывка. Поэтому все это красочное многоцветье – сочный выстрел после долгого созревания.
Предвосхищение
у меня ощущение глубокой весны
весны вовсю
но северный город так не считает
у меня с ним отношения
как со старым любовником
который все понимает
с полу- без слов с первородных основ
и все-таки разрешает
быть кем угодно когда пожелаю
да хоть собой
вот поэтому я и усердствую жадно
«Физика взорвавшихся звезд …»
Физика взорвавшихся звезд:
Ткань человеческих свойств.
Выпрямление в полный рост:
Послание жизни – зов и мост.
Ритм пульса – купола на новь
И преследующий порт-погост.
В зиянии хаоса: и сор, и сорт
Топологически кочующих зон.
Расширение: сон эонов-монад,
Сжатие: теряющий форму сад.
Судьбы человеческих свойств:
Метаморфоза природы звезд.
«Каждая новая жизнь, как страница на латыни …»
Каждая новая жизнь, как страница на латыни:
Читаема и переводима с трудом; хотя потом —
Напрочь забыта. Но остаются чуткости нити,
Проступающие на смытой странице лицами.
Точно памяти не обойтись без литер касаний,
Выстраивающих ежесекундно ее башню небес,
Наполняющих судьбы своим повествованием:
Пустотами, спиралями и знаковыходами в лес.
«Я летела, отдавшись потоку ветра …»
Я летела, отдавшись потоку ветра,
Для меры восприятия незаметной,
Отдаляясь, сближаясь с током света,
Отпуская по водам свои лета: хлеб
Памяти – фрагменты суть кинолента
С заранее закрученным сюжетом, пере
кроенным и перешитым многажды,
В поисках смысла и логики, может
Быть первичнее осуществления —
Разновекторный танец творения,
В котором произвольное движение
Еще наполнено и дышит веянием.
Сад Рёандзи
Кто часто погружается в тот сад,
в нем видит не песок, не гравий,
а тихий шелест и морскую рябь:
знакомый уху музыкальный лад;
тот различит созвездий острова,
улавливая их короткое дыхание;
в хорах четырнадцати молчаний
услышит он пятнадцатое рядом:
то, что умеет с сердцем говорить.
Вот так и я незримо буду плыть,
на расстоянии и течения меняя,
чтобы когда-нибудь себя открыть
любимому и любящему взгляду.
«источник свидетельствования – не скрижали …»
источник свидетельствования – не скрижали,
а тайна возникновения и увядания,
роста и шелеста листвы,
перехода на ты,
доверия;
мой ангел,
одухотворяющий пребывание, а не таяние
сил под образами, прозрел – сверх стрел —
что сердцу полета в опереньи нет прока;
изображение – облаченный в символ удел
отлученных;
при-частие прежде срока: слово, рожденное
как предварение любого рождения,
порыв в цвет и становление,
развивает в речи
жизнь.
«В дыхании утра растут минуты …»
В дыхании утра растут минуты
и колосятся в радостной вести
строчками притч в Книге песен.
Голосист и весел северный ветер,
резвится лихо в сапфире листьев
светотенью их трепетных кистей.
И близко в волнении моря травы,
скользящей меж пальцев, лаская,
нежность ширится, как небо мая.
В пастели рассвета цветут глаза
и пахнут вдохновенной встречей,
переливаясь синецветной речью.
«когда я слышу тебя в песне поля …»
когда я слышу тебя в песне поля
нежного, полынного, спокойного,
мне становится радостно, больно
ловить душный и сочный воздух
мелким сачком грудной клетки
вперемешку с летним раздольем
лиственных зонтиков и розеток.
когда я узнаю тебя в терпком зове
цветущих яблонь, таких вольных,
что рядом с ними и волны волос,
и волны моей беспокойной крови
чувствуют жизнь трепетно, ново,
легко, уверенно, почти спокойно,
неся в себе созревшие ее черты.
Федерико Гарсиа Лорка
На белом старом рояле
– как верный предтеча —
горела узкобедрая свеча,
в порыве огненном она
остригла вдовьи косы,
башней разрушенной
замерла в пустоте окон.
Но пролилась музыка
семицветным потоком
через плоть сумрака, и
та свеча разгадала сон
колокола – затворника,
покинутого звонарем.
Любое творение – стон и
в долгом рождении своем
повергнет тварного творца,
и на трофеях старца Бога
выложит мозаику дворца
прелестной ненужности.
Ненужное необходимо
как имя, знак различия,
маятника ход и кадило;
и прежде тепла светила,
город, устав без наживы,
без устали и неотрывно
будет жертвовать впрок.
Веста
Ее звали Веста. Она не прекращалась: плескалась в переливах лета, смеха, загоралась новой идеей и выпускала ее из рук, как мяч, находила постоянно диковинных жуков, бабочек, камушки, стекла, – словом, то, что можно долго и близко рассматривать или наблюдать, как это что-то ползет, летит, сверкает на солнце. Веста звучала, постоянно звучала тонким, звонким, свежим ручейком, который воодушевляясь становился прозрачным летуном, прозрачнее своих серых зернистых глаз, бегал и журчал, мелькал острыми коленками и пятками, переливаясь охристыми оттенками белокурых мягких волос, то шлепающих по плечам и спине двумя косичками (при ее-то непоседливости!), то плывущих прядями по течению ветра (допустим, этому я ее научила). «Веста, расплети косы!». Веста расплетала, и начиналась история. Мы обменивались именами: она называла меня Вестой, я ее – Викой. От родителей ожидалось хотя бы понимание, в идеале – участие в нашем обмене именами. С ней было радостно рисовать на асфальте и стенах, прятаться, стирать кукол и кошек, ловить языком дождевые капли, смотреть друг другу в глаза, пока хватит терпения, говорить. Мы тогда много говорили. Я чувствовала ее всеми фибрами своего существа, а иначе с ней невозможно было дружить. Стоило Весте остановиться, и она растворялась в потоке цветов, запахов, шумов, и найти ее можно было только по ее струнным вибрациям, колебаниям воздуха. Через год Веста с родителями уехала в Польшу, а у меня был еще год до ответственного семилетия и безвозвратного ухода во взросление.
- Двор. Баян и яблоко - Анна Александровна Караваева - Советская классическая проза
- Выше облаков. Сон первый - Катерина Игоревна Площанская - Прочие приключения / Прочее / Социально-психологическая
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Онтология телесности. Смыслы, парадоксы, абсурд - Владимир Никитин - Психология
- Принц из страны облаков - Кристоф Гальфар - Физика