Форма входа
0/0
Петербург. Стихотворения (Сборник) - Андрей Белый
- Дата:11.07.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Петербург. Стихотворения (Сборник)
- Автор: Андрей Белый
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Петербург. Стихотворения (Сборник) - Андрей Белый. Жанр: Поэзия. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Петербург. Стихотворения (Сборник) - Андрей Белый:
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».Помимо «Петербурга» в состав книги вошли стихотворения А.Белого из сборников «Золото в лазури», «Пепел» и поэма «Первое свидание».
Читем онлайн Петербург. Стихотворения (Сборник) - Андрей Белый
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Первое свидание
Поэма
ПредисловиеКиркою рудокопный гномСогласных хрусты рушит в томы…Я – стилистический прием,Языковые идиомы!Я – хрустом тухнущая пещь, —Пеку прием: стихи – в начинку;Давно поломанная вещь,Давно пора меня в починку.Висок – винтящая мигрень…Душа – кутящая…И – что же?..Я в веселящий Духов деньСклонен перед тобою, Боже!
Язык, запрядай тайным сном!Как жизнь, восстань и радуй: в смерти!Встань – в жерди: пучимым листомВстань – тучей, горностаем: в тверди!Язык, запрядай вновь и вновь!Как бык, обрадуй зыком плоти:Как лев, текущий рыком в кровь,О сердце, взмахами милоти!Орел: тобой пересекусь…Ты плоти – жест, ты знанью – числа…«Ха» с «И» в «Же» – «Жизнь»:Христос Иисус —Знак начертательного смысла…
Ты в слове Слова – богослов:О, осиянная ОсаннаМатфея, Марка, Иоанна —Язык!.. Запрядай: тайной слов!
О, не понять вам, гномы, гномы:В инструментаций гранный треск —Огонь, вам странно незнакомый,Святой огонь взвивает блеск.
1Взойди, звезда воспоминанья;Года, пережитые вновь:Поэма – первое свиданье,Поэма – первая любовь.Я вижу – дующие зовы.Я вижу – дующие тьмы:Войны поток краснобагровый,В котором захлебнулись мы…Но нет «вчера» и нет «сегодня»:Всё прошлое озарено,Лишь песня, ласточка господня,Горюче взвизгнула в окно…Блести, звезда моя, из дали!В пути года, как версты, стали:По ним, как некий пилигрим,Бреду перед собой самим…Как зыби, зыблемые в ветры,Промчите дни былой весны, —Свои ликующие метры,Свои целующие сны…
Год – девятьсотый: зори, зори!..Вопросы, брошенные в зори…
Меня пленяет Гольбер Гент[11]…И я – не гимназист: студент…Сюртук – зеленый, с белым кантом;Перчатка белая в руке;Я – меланхолик, я – в тоске,Но выгляжу немного франтом;Я, Майей мира полонен,В волнах летаю котильона,Вдыхая запах «poudre Simon»,Влюбляясь в розы Аткинсона[12].Но, тексты чтя Упанишад,Хочу восстать Анупадакой[13],Глаза таращу на закатИ плачу над больной собакой;Меня оденет рой Ананд[14]Венцом таинственного дара:Великий духом Даинанд[15],Великий делом Дармотарра[16]…
Передо мною мир стоитМифологической проблемой:Мне Менделеев говоритПериодической системой;Соединяет разум мойЗаконы Бойля, Ван-дер-Вальса —Со снами веющего вальса,С богами зреющею тьмой:Я вижу огненное мореКипящих веществом существ;Сижу в дыму лабораторийНад разложением веществ;Кристаллизуются растворыСредь колб, горелок и реторт…Готово: порошок растерт…
Бывало, – затеваю споры…Пред всеми развиваю яСвои смесительные мысли;И вот – над бездной бытияТуманы темные повисли…– «Откуда этот ералаш?» —Рассердится товарищ наш,Беспечный франт и вечный скептик:– «Скажи, а ты не эпилептик?»
Меня, бывало, перебьетИ миф о мире разовьет…
Жил бородатый, грубоватыйБогов белоголовый рой:Клокочил бороды из ваты;И – обморочил нас игрой.В метафорические хмуриОн бросил бедные мозги,Лия лазуревые дуриНа наши мысленные зги;Аллегорическую копоть,Раздувши в купол голубой,Он дружно принимался хлопатьНа нас, как пушками, судьбой;Бросался облачной тропою,От злобы лопаясь, – на нас,Пустоголовою толпою,Ругая нас… В вечерний час, —Из тучи выставив трезубцы,Вниз, по закатным янтарям,Бывало, боги-женолюбцыСходили к нашим матерям…
Теперь переменились роли;И больше нет метаморфоз;И вырастает жизнь из соли;И движим паром паровоз;И Гревса Зевс – не переладит;И физик – посреди небес;И ненароком Брюсов адит;И гадость сделает Гадес;И пролетарий – горний летчик;И – просиявший золотарь;И переводчик – переплетчик;И в настоящем – та же старь!
Из зыбей зыблемой лазури,Когда отвеяна лазурь, —Сверкай в незыблемые хмури,О, месяц, одуванчик бурь!Там – обесславленные богиИсчезли в явленную ширь:Туда серебряные роги,Туда, о месяц, протопырь!Взирай оттуда, мертвый взорич,Взирай, повешенный, и стынь, —О, злая, бешеная горечь,О, оскорбленная ледынь!О, тень моя: о тихий братец,У ног ты – вот, как черный кот:Обманешь взрывами невнятиц;Восстанешь взрывами пустот.
Но верю: ныне очертилиЭмблемы вещей глубины —Мифологические были,Теологические сны,Сплетаясь в вязи аллегорий:Фантомный бес, атомный вес,Горюче вспыхнувшие зориИ символов дремучий лес,Неясных образов законы,Огромных космосов волна…
Так шумом молодым, зеленым, —Меня овеяла весна;
Так в голове моей фонтаномВзыграл, заколобродил смысл;Так вьются бисерным туманомНад прудом крылья коромысл;Так мысли, легкие стрекозы,Летят над небом, стрекоча;Так белоствольные березыДрожат, невнятицей шепча;Так звуки слова «дар Валдая»Балды, над партою болтая, —Переболтают в «дар валдая»…
Ах, много, много «дар валдаев» —Невнятиц этих у меня.И мой отец, декан Летаев,Руками в воздух разведя:«Да, мой голубчик, – ухо вянет:Такую, право, порешь чушь!»И в глазках крошечных проглянетМатематическая сушьШироконосый и раскосыйС жестковолосой бородойРасставит в воздухе вопросы:Вопрос – один; вопрос – другой;Неразрешимые вопросы…Так над синеющим цветком,Танцуя в воздухе немом,Жужжат оранжевые осы.
И было: много, много дум;И метафизики, и шумов…
И строгой физикой мой умПереполнял: профессор Умов[17].Над мглой космической он пел,Развив власы и выгнув выю,Что парадоксами Максвелл[18]Уничтожает энтропию,Что взрывы, полные игры,Таят томсоновские вихри[19],И что огромные мирыВ атомных силах не утихли,Что мысль, как динамит, летитСмелей, прикидчивей и прытче,Что опыт – новый…
– «Мир – взлетит!» —Сказал, взрываясь, Фридрих Нитче…
Мир – рвался в опытах КюриАтомной, лопнувшею бомбойНа электронные струиНевоплощенной гекатомбой;Я – сын эфира, Человек, —Свиваю со стези надмирнойСвоей порфирою эфирнойЗа миром мир, за веком век.Из непотухнувшего гулаВзметая брызги, взвой огня,Волною музыки меняСтихия жизни оплеснула:Из летаргического снаВ разрыв трагической культуры,Где бездна гибельна (без дна!), —Я, ахнув, рухнул в сумрак хмурый, —
– Как Далай-лама молодойС белоголовых Гималаев, —
Передробляемый звездой,На зыби, зыблемые Майей…
В душе, органом проиграв,Дни, как орнамент, полетели,Взвиваясь запахами трав,Взвиваясь запахом метели.И веял Май – взвивной метой;Июнь – серьгою бирюзовой;Сентябрь – листвою золотой;Декабрь – пургой белоголовой.О лазулитовая лень,О меланитовые очи!Ты, колокольчик белый, – день!Ты, колокольчик синий, – ночи!Дышал граненый мой флакон;Меня онежили уайт-розы[20],Зеленосладкие, как сон,Зеленогорькие, как слезы.В мои строфические дниИ в симфонические игры,Багрея, зрели из зариДионисические тигры…Перчатка белая в руке;Сюртук – зеленый: с белым кантом…В меня лобзавшем ветеркеЯ выглядел немного франтом,Умея дам интриговатьСвоим резвящимся рассудкомИ мысли легкие пускать,Как мотыльки по незабудкам;Вопросов комариный ройУмел развеять в быстротечность,И – озадачить вдруг игрой, —Улыбкой, брошенною… в вечность…Духовный, негреховный свет, —
– Как нежный свет снегов нездешних,Как духовеющий завет,Как поцелуи зовов нежных,Как струи слова Заратустр, —
Вставал из ночи темнолонной…Я помню: переливы люстр;Я помню: зал белоколонныйЗвучит Бетховеном, волной;И Благородное собранье [21], —Как мир – родной (как мир весной),Как старой драмы замиранье,Как то, что смеет жизнь пропеть,Как то, что веет в детской вере…
2На серой вычищенной двериЛитая, чищеная медь…
Бывало: пламенная вьюга;И в ней – прослеженная стезь;Томя предчувствиями юга,Бывало, всё взревает здесь;В глазах полутеней и светов,Мне лепестящих, нежных цветовЯснеет снежистая смесь;Следя перемокревшим снегом,Озябший, заметенный весь,Бывало, я звонился здесьОтдаться пиршественным негам.
Михал Сергеич Соловьев,Дверь отворивши мне без слов,Худой и бледный, кроя плэдомДавно простуженную грудь,Лучистым золотистым следомСвечи указывал мне путь,Качаясь мерною походкой,Золотохохлой головой,Золотохохлою бородкой, —Прищурый, слабый, но живой.
Сутуловатый, малорослыйИ бледноносый – подойдет,И я почувствую, что – взрослый,Что мне идет двадцатый год;И вот, конфузясь и дичая,За круглым ласковым столомХлебну крепчающего чаяС ароматическим душком;Михал Сергеич повернетсяКо мне из кресла цвета «бискр»;Стекло пенснэйное проснется,Переплеснется блеском искр;Развеяв веером вопросы,Он чубуком из янтаря, —Дымит струями папиросы,Голубоглазит на меня;И ароматом странной верыОкурит каждый мой вопрос;И, мне навеяв атмосферы,В дымки просовывает нос,Переложив на ногу ногу,Перетрясая пепел свой…
Он – длань, протянутая к БогуСквозь нежный ветер пурговой!
Бывало, сбрасывает повязьС груди – переливной, родной:Глаза – готическая прорезь;Рассудок – розблеск искряной!Он видит в жизни пустоглазойРои лелеемых эмблем,Интересуясь новой фазойКосмологических проблем,Переплетая теоремыС ангелологией Фомы;И – да: его за эти темыУжасно уважаем мы;Он книголюб: любитель фабул,Знаток, быть может, инкунабул,Слагатель не случайных слов,Случайно не вещавших миру,Которым следовать готовОдин Владимир Соловьев…
Я полюбил укромный кров —Гостеприимную квартиру…Зимой, в пурговые раскатыЗвучало здесь: «Навек одно!»Весною – красные закатыПылали в красное окно.На кружевные занавескиЛия литые янтари;Любил египетские фрескиНа выцветающих драпри,Седую мебель, тюли, дажеЛюбил обои цвета «бискр», —Рассказы смазанных пейзажей,Рассказы красочные искр.Казалось: милая квартираТаила летописи мира.
О. М., жена его, – мой друг,Художница —– (в глухую осеньЯ с ней… Позвольте – да: лет восемьПо вечерам делил досуг) —
Молилась на Четьи-Минеи,Переводила де Виньи;Ее пленяли Пиренеи,Кармен, Барбье д’Оревильи,Цветы и тюлевые шали —Всё переписывалась с «Алей»,Которой сын писал стихи,Которого по воле рокаПослал мне жизни бурелом;Так имя Александра БлокаПроизносилось за столом«Сережей», сыном их: он – мистик,Голубоглазый гимназистик:О Логосе мы спорим с ним,Не соглашаясь с Трубецким,Но соглашаясь с новым словом,Провозглашенным СоловьевымО «Деве Радужных Ворот»[22],О деве, что на нас сойдет,Овеяв бирюзовым зовом,Всегда таимая средь нас:Взирала из любимых глаз.
«Сережа Соловьев» – ребенок,Живой смышленый ангеленок,Над детской комнаткой своейВосставший рано из пеленок, —Роднею соловьевской всейОн встречен был, как Моисей:Две бабушки, четыре дяди,И, кажется, шестнадцать тетьЕго выращивали пяди,Но сохранил его Господь;Трех лет, ну право же-с, ей-богу-с, —Трех лет (скажу без лишних слов),Трех лет ему открылся Логос,Шести – Григорий Богослов,Семи – словарь французских слов;Перелагать свои святыниУже с четырнадцати летУмея в звучные латыни,Он – вот, провидец и поэт,Ключарь небес, матерый мистик,Голубоглазый гимназистик, —Взирает в очи Сони Н-ой,Огромный заклокочив клочень;Мне блещут очи – очень, очень —Надежды Львовны Зариной.Так соглашаясь с Соловьевым,Провидим Тайную весной:Он – Сонечку, живую зовом;Я – Заревую: в Зариной…
Она!.. Мы в ней души не чаем…Но кто она?.. Сидим за чаем:Под хохот громкий пурговойВопрос решаем роковой.Часы летят… Не замечаем…– «Скажи, тобой увлеченаНадежда Львовна Зарина?..»– «Не знаю я…»– «Быть может?»– «А?!»Михал Сергеич повернетсяКо мне из кресла цвета «бискр»;Стекло пенснэйное проснется,Переплеснется блеском искр;Его он сбрасывает кроткоЗолотохохлой головойС золотохохлою бородкой,Прищурый, слабый, но живой;И клонит кончик носа сноваВ судьбу вопроса рокового:– «Надежда Львовна Зарина!Как?!. Воплощение Софии?..»«В ней мне пророчески яснаСудьба священная России:Она есть Львовна, дочка Льва;Лев – символический, Иудин…»
– «Зарин, Лев Львович, – пошлый франт?Безусый, лысый коммерсант?»«Вопрос гностически не труден:Серапис, или Апис, – бык,Таящий неба громкий зык,Есть только символ чрезвычайныйКакой-то сокровенной тайны…»
– «Ну, хорошо, а что есть Лев?»
– «Иудин Лев – веков напев».………………
Высокий, бледный и сутулый,Ты где, Сережа, милый брат;Глаза – пророческие гулы,Глаза, вперенные в закат:Выходишь в Вечность… на Арбат[23];Бывало: бродишь ты без речи;И мне ясней слышна, видна:Арбата юная весна,Твоя сутулая спина,Твои приподнятые плечи,Бульваров первая трава,И вдруг: как на зеркальной зыбкеПройдут пузыриками рыбки, —Меж нами умные словаИ вовсе детские улыбки:И разговор о сем, о том,О бесконечности, о Браме,О Вечности, огромной даме,Перерастают толстый том;И на Арбате мчатся в Вечность:Пролеток черных быстротечность,Рабочий, гимназист, кадет…Проходят, ветер взвив одежды,Глупцы, ученые, невежды;Зарозовеет тихий светС зеленой вывески «Надежды» [24]Над далью дней и далью лет…
Смутяся уличною давкой,Смутясь колониальной лавкой,Я упраздняю это всё:«Мир – представление мое!»Ты – пламенный, в крылатке серойСредь зданий, каменных пустынь:Глаза, открытые без меры, —В междупланетную ледынь,Свои расширенные синиБросают, как немой вопрос,Под шапкой пепельных волос.
Бывало: за Девичьим ПолемПроходит клиник белый рой;Мы тайну сладостную волим,Вздыхаем радостной игрой:В волнах лучистого эфираЧитаем летописи мира.Из перегаров красных травВ золотокарей пыли летней,Порывом пыли плащ взорвав,Шуршат мистические сплетни…Проходит за городом: лесКачнется в небе бирюзовом;Проснется зов: «Воанергес!»Пахнёт: Иоанном Богословом…И – возникает в небе ширьНоводевичий монастырь.
Огромный розовый соборПодъемлет купол златозор;А небо – камень амиант —Бросает первый бриллиант;Забирюзевший легкий пруд,Переливаясь в изумруд,Дробим зеркальною волной;И – столб летает искряной…Там небо бледное, упав,Перетянулось в пояс трав;Там бездна – вверх, и бездна – вниз:Из бледных воздухов и риз;Там в берега плеснет волной —Молниеносною блесной…
Из мира, суетной тюрьмы, —В ограду молча входим мы…
Крестов протянутая теньВ густую душную сирень,Где ходит в зелени сыройМонашек рясофорный рой,Где облак розовый сквозит,Где нежный воздух бирюзит;Здесь, сердце вещее, – измлейВ печаль белеющих лилей;В лилово-розовый левкойУсопших, Боже, упокой…Присел захожий старичок,Склонясь на палку… В ветерок —Слетают скорбные листы;Подъемлют сохлые крестыПлач переблеклых огоньковИ клянч фарфоровых венков.Ты, сердце, – неумолчный стриж —Кого зовешь, о чем визжишь?
Кроваво-красная лунаУже печальна и бледна…Из церкви в зелени сыройПроходит в кельи черный рой;Рукопростертые крестыСтолпились в ночь… Приди же, Ты, —Из прежних дней, из прежних лет!..В часовне – цветоблеклый свет:В часовне житель гробовойК стеклу прижался головой;И в стекла красные глядит,И в стекла красные стучит.Чуть фософреющий из трав,Сквозною головою встав, —Подъемлет инок неживойНад аналоем куколь свой…………….…………..
О, незабвенные прогулки,О, незабвенные мечты,Москвы кривые переулки…Промчалось всё: где, юность, ты!..Перемелькали наши взлетыНа крыльях дружбы и враждыВ неотрывные миголеты,В неотразимые судьбы,Чтоб из сумятицы несвязной,И из невнятиц бытияВ тиски подагры неотвязнойСклонился лысиною я.Зальются слабнущие светыПод мараморохом[25] зимыПереливной струею Леты,Незаливной струею тьмы…Рассудку, рухнувшему, больно, —Рассудку, тухнущему в ночь…И возникают сны невольно,Которых мне не превозмочь………………….
Да, – и опора в детской вере,И Провидения рука —На этой вычищенной двериЛитая, медная доска:Михал Сергеич Соловьев(С таких-то до таких часов).……………..
Здесь возникал салон московский,Где – из далекой мне земли, —Ключевский, Брюсов, МережковскийВпервые предо мной прошли.Бывало: —– снеговая стая —Сплошное белое пятно —Бросает крик, слетая, тая —В запорошенное окно;Поет под небо белый гейзер:Так заливается свирель;Так на эстраде Гольденвейзер[26]Берет уверенную трель.Бывало: в вой седоволосыйПройдет из Вечности самойСнегами строящий вопросыЧерноволосою космой, —Захохотавший в вой софистик,Восставший шубой в вечный зов, —Пройдет «Володя», вечный мистик,Или – Владимир Соловьев…Я не люблю характеристик,Но все-таки… —– Сквозной фантом,Как бы согнувшийся с ходулей,Войдет, и – вспыхнувшим зрачкомВ сердца ударится, как пулей;Трясем рукопожатьем мыЕго беспомощные кисти,Как ветром неживой зимыКогда-то свеянные листья;Над чернокосмой бородой,Клокоча виснущие космыИ желчно дующей губойРаздувши к чаю макрокосмы,С подпотолочной вышиныСквозь мараморохи и сныОн рухнет в эмпирию кресла, —Над чайной чашкою склонен,Сердит, убит и возмущенТем, что природа не воскресла,Что сеют те же господаАтомистические бредни,Что декаденты – да, да, да! —Свершают черные обедни(Они – пустое решето:Козлят не с Музой – с сатирессой,И увенчает их за тоПатриотическая пресса),Что над Россией – тайный враг(Чума, монголы, эфиопы),Что земли портящий оврагГрызет юго-восток Европы;Стащивши пару крендельковС вопросом: «Ну и что ж в итоге?»Свои переплетает ноги —Грохочет парой каблуков.
Судьба трагическая дышитАтмосферическим дымком,И в «Новом времени» о томДемчинский знает, но не пишет:– «В сознанье нашем кавардак:Атмосферических явленийСвечений зорь нельзя никакПонять с научной точки зрений».Он – угрожает нам бедой,Подбросит огненные очи;И – запророчит к полуночи,Тряхнув священной бородой!..
Так в ночи вспыхивает магний;Бьет электрический магнит;И над поклонниками Агни,Взлетев, из джунглей заогнит;Так погромыхивает в тучеТолпа прохожих громарей;Так плещут в зыбине летучей,Сребрея, сети рыбарей.За ним вдогонку – следом, следом,Михал Сергеич делит путь,Безмолвный, ровный, кроя плэдомДавно простуженную грудь,Потея в вязаной рубашке,Со столика приняв поднос,На столике расставив шашки,Над столиком поставив нос;И скажет в пепел папиросВ ответ на новости такие:– «Под дымкой – всё; и всюду – тень…Но не скудеет Мирликия[27]…Однако ж… будет: Духов день!»
Свой мякиш разжевавши хлеба,Сережа Соловьев под небоВоскликнет – твердый, как кремень:– «Не оскудела Мирликия!..А ну-ка все, кому не лень,В ответ на дерзости такие, —В Москве устроим Духов день!»Но Соловьев, не отвечая,Снедаем мировой борьбой,Проглотит молча чашку чая,Рукой бросаясь, как на бой,На доску: он уткнется в шашки;И поражают худобойЕго обтянутые ляжки;Бывало, он пройдет к шинели:В меха шинели кроет взор;И – удаляется в метели:Седою головой в бобер;А вихри свистами софистикВсклокочут бледный кругозор!Привзвизгнут: «Вот великий мистик!»И – пересвищут за забор!
А мы молчим, одним объяты;В веках – одно: навек одно…А перезвоны, перекатыСнежат, как призраки, в окно;А лампа бросит в занавескиСвои литые янтари;Молчат египетские фрескиНа выцветающих драпри.Михал Сергеич повернетсяКо мне из кресла цвета «бискр»;Стекло пенснэйное проснется,Переплеснется блеском искр…
Он – канул в Вечность: без возврата;Прошел в восторг нездешних мест:В монастыре, в волнах заката, —Рукопростертый, белый крестСтоит, как память дорогая;Бывало, он, – оснежен весь,Светлеет, огоньком мигая;Бывало, всё взревает здесь:Играет скатерть парчевая,Снегами воздухи взвивая;И в ней – прослеженная стезь;Хрустя перемокревшим снегом,Бегу сюда отдаться негам,Озябший, заметенный весь.
Так всякий: поживет, и – помер,И – принят под такой-то номер.
3Под стук сердец – «в концерт, в концерт»Мудрец, юнец. Но что их манит,То – запечатанный конверт:Словами тайными обманет;Немой, загаданный глагол,Неизрекаемый, – он волит:То мараморохами зол,То добрым делом соглаголет;Изранит стужами минут,Багрянит, звуками измуча, —Такой мяукающий зуд,Такая дующая туча!..
Звук множит бестолочь головИ гложет огненное сердце;И в звуках нет толковых слов;Здесь не найдешь единоверца;Из мысли: вылетят орлы;Из сердца: выйдет образ львиный;Из воли: толстые волы…Из звука: мир многоединый.Тот, звуковой, – во всё излит;Та, звуковая, – золотая;И этот – камень лазулит;И этот – пламенная стая.
У той: —
– Над златокарей згойГрад Гелиополь: дева Отис,Милуясь лепетной серьгой,Целует цветик, миозотис;Рогами гранными, как черт,Туда – в века, в лазури-ляпис —Граниторозовый простертВ нее влюбленный, странный Апис.
У этой: —– Вытечет титан,Златоголовый, змееногий;Отзолотит в сырой туман:И – выгорит, немой и строгий;Седое облако виситИ, молний полное, блистает,Очами молний говорит,Багровой зубриной слетает,Громове тарарахнув в дубПод хохотом Загрея-Зевса…
Вот этот вот: он – туп, как… пуп:Прочел – приват-доцента Гревса…
И дирижирует: Главач[28].И дирижирует: Сафонов[29]…И фанфаронит: часто – врач;И солдафонит: каста «фонов»;Интерферируя наш взглядИ озонируя дыханье,Мне музыкальный звукорядОтображает мирозданье —От безобразий городскихДо тайн безобразий Эреба,До света образов людскихМногообразиями неба;Восстонет в ночь эфирный пад,В зонах гонит бури знаков:Золотокосых Ореад,Златоколесых зодиаков………………..Стой – ты, как конь, заржавший стих —Как конь, задравший хвост строками —Будь прост, четырехстопен, тих:Не топай в уши мне веками;Ведь я не проживу ста лет…Я – вот… Я – здесь: студент московский,Я – на подъезде…Люстры свет.И – Алексей Сергеич П-овский…И – сердца бет, и – сердца стук.Сердца – бегут; на звуки… Верьте, —В субботу вечером наш кругНа Симфоническом концерте…
Проходят, тащатся, текут;Вокруг – шпалеры кавалеров:Купцов, ученых, мильонеров(Седых, муругих, пегих, серых!);Марковников профессор – тут;Бурбон… И – рой матрон «мегерых»,И – шу-шу-шу, и – ша-ша-ша,И – хвост оторван: антраша…Багровая профессорша;За ней в очках профессор тощийНесет изглоданные мощиИ – злое, женино, боа;Вот туалет Минангуá[30]:Одни сплошные валансьены;И – тонкий торс; и юбка «клошь», —Не шумно зыблемая рожь,Не шумно зыблемые пены;Блистая ручкой костяной,Взлетает веер кружевной…О, эти розовые феи!..О, эти голубые!.. Ишь: —
Красножилетые лакеиИграют веером афиш.Графиня толстая, Толстáя,Уж загляделась в свой лорнет…Выходит музыкантов стая;В ней кто-то, лысиной блистая,Чихает, фраком отлетая,И продувает свой кларнет…Возня, переговоры… Скрежет:И трудный гуд, и нудный зуд —Так ноет зуб, так нудит блуд…Кто это там пилит и режет?Натянуто пустое дно, —Долдонит бебень барабана,Как пузо выпуклого жбана:И тупо, тупо бьет оно…
О, невозможные моменты:Струнят и строят инструменты…Вдруг!..Весь – мурашки и мороз!Между ресницами – стрекозы!В озонных жилах – пламя роз!В носу – весенние мимозы!
Она пройдет – озарена:Огней зарней, неопалимей…Надежда Львовна ЗаринаЕе не имя, а – «во-имя!..»Браслеты – трепетный восторг —Бросают лепетные слезы;Во взорах – горний Сведенборг;Колье – алмазные морозы;Серьга – забрежжившая жизнь;Вуаль провеявшая – трепет;Кисей вуалевая брызньИ юбка палевая – лепет;А тайный розовый огонь,Перебегая по ланитамВ ресниц прищуренную сонь,Их опаливший меланитом, —Блеснет, как северная даль,В сквозные, веерные речи…Летит вуалевая шальНа бледнопалевые плечи.
И я, как гиблый гибеллин,У гвельфов ног, – без слов, без цели:Ее потешный палладии…Она – Мадонна Рафаэля!Пройдет, – мы, вспыхнувши, вздохнем,Идиотически ослабнем…Пройдет с раскосым стариком,С курносым, с безволосым бабнем —Пройдет, и сядет в первый ряд,Смеясь без мысли и без речи[31];И на фарфоровые плечи,Переливаясь, бросят взгляд —Все электрические свечи.И ей бросает оклик свой —Такой простой, – Танеев-мейстер[32];Биноклит в ложе боковойКрасавец обер-полицмейстер[33].
Взойдет на дирижерский пульт,Пересекая рой поклонов,Приподымая громкий культ,Ее почтенный жрец, – Сафонов:Кидаясь белой бородойИ кулаками на фаготы, —Короткий, толстый и седой, —Он выборматывает что-то;Под люстры палочкой мигнув[34],Душой, манжетом, фалдой, фракомИ лаком лысины метнув, —Валторну поздравляет с браком;И в строгий разговор валторнФаготы прорицают хором,Как речь пророческая Норн,Как каркнувший Вотáнов ворон;А он, подняв свою ладоньВ речитативы вьолончеля:– «Валторну строгую не тронь:Она – Мадонна Рафаэля!»И после, из седых усовНадувши пухнущие губыНа флейт перепелиный зов, —Приказ выкидывает в трубы;И под Васильем Ильичом,Руководимые Гржимали[35],Все скрипоканты провизжали,Поставив ноги калачом.
Бесперый прапор подбородкомПопав в просаки – с’кон’апель, —Пройдет по ноткам, как по водкам,Устами разливая хмель;Задушен фраком, толст и розов,Ладонью хлопнув в переплеск,Подтопнув, – лысиной Морозов[36]Надуто лопается в блеск;За ним – в разлив фиоритуры,Бросаясь головой, каргаВыводит чепчиком фигуры:И чертит па и вертит турыПод платьем плисовым нога:Дрожа, дробясь в колоратуры,Играет страстная серьга;Пятно всё то же щурым ликомНа руку нервную легло:Склоняет Скрябин[37] бледным тикомНеобъяснимое чело,И – пролетит скрипичным крикомВ рои гностических эмблем,Мигая из пустых эонов;Рукою твердой тему темЗа ним выводит из тромбоновТам размахавшийся Сафонов:Кидаясь белой бородойИ кулаками на фаготы, —Короткий, толстый и немой,Как бы вынюхивает что-то;Присядет, вскинув в воздух нос:Вопрос, разнос во взгляде хитром;И стойку сделавши, как пес,Несется снова над пюпитром;Задохнется и – оборвет,Платком со лба стирает пот;И разделяется поклономМеж первым рядом и балконом.
И постоит, и помолчит,И по пюпитру постучит:И – все листы перевернулись;Сердца, как в бой, сердца – рванулись…И вновь – вскипающая новь;И вновь – всклокоченная бровь;И вновь – пройдутся фалды фрака;И стаю звуков гонит он,Как зайца гончая собака, —На возникающий тромбон.
Над пухоперою каргою,Над чепчиком ее счерненЖеребчиком мышиным – «он»,Кто вьется пенною пургоюИ льет разменною деньгою,Кто ночью входит в пестрый сонИ остро бродит в ней – счернен —Над ней, над нами, над вселеннойИз дней, своими снами пленный;Он – тот, который есть не он,Кому названье легион:Двоякий, многоякий, всякийИль просто окончанье, «ий»,Виющийся, старинный змий, —В свои затягивает хмури,Свои протягивает дури:Он – пепелеющая леньИ – тяготеющая тень;Как Мефистофель, всем постылый,Упорным профилем, как черт, —Рассудок, комик свинорылый:К валторне черной он простерт;Как снег, в овьюженные крыши,Как в мысли, гложущие мыши, —В мечты, возвышенные свыше, —Бросает сверженную сушь:Сухую прописную чушь;Упавшим фраком ночь простерши,Кликуши-души, – ходит он —Кликуши-души – горше, горше —Упавшим фраком – душит: в сон!..
Черней, упорней гром в валторне:Грознее, озорней ОнаГрозой молниеносной, горней —Грозою гор озарена: —
– Так дымом пепелит и мглеетВиеголовый, мгловый слой;Как змий, он отдымит, отвеетВ багровом горизонте мглой:Слезами облако, светая,Слезами полное, молчит;И в волны, в воздух – тая, тая,Глазами молнии дрожит,Как воздыханиями арфы,Как лепетанием струны —
Души – Марию зрящей Марфы —Из просветленной глубины!..
И бросят в арфы, – шали, шарфы,Вздыхая вестью дорогой, —Вон те, Марии, эти Марфы,Над жизнью, старою каргой.Вы, сестры —
– (Ты, Любовь – как роза,Ты, Вера, – трепетный восторг,Надежда – лепетные слезы,София – горний Сведенборг!) —
Соединив четыре силыВ троякой были глубиной,Меня примите из могилы,Светите оком – Той, Одной, —Мечтой вуалевой, как трепет,Несущей далевую жизньНа опечаленный мой лепетСквозь звуков маревую жизнь.
Моя Надежда, дева Отис,Милуясь лепетной серьгой,Вдыхая цветик, миозотис,Из зовов арфы дорогой,Бросает взор, лазури-ляпис,В воздухолетный септаккорд:И взор, читая звуков запись,Над миром —– Аписом —– простерт!Перебегает по ланитамВ ресниц прищуренную сонь,Их опаляя меланитом,Таимый розовый огонь.
С неименуемою силойС неизреченных аллилуйКо мне, волнуемому Милой,Мгновенный свеян поцелуй.
Так из блистающих лазурейГлазами полными огня [38],Ты запевающею бурейЗабриллиантилась – в меня:Из вышины – разгулы света;Из глубины – пахнуло тьмой;И я был взят из молний летаДо ужаса – Тобой: Самой!
Ты на меня сходила снамиИз миротворной тишины:Моей застенчивой весныОголубила глубинами;И мне открылась звуком бурьКатастрофической цевницыИ милоглазая лазурь,И поцелуйная денница:Ее, о время, – опурпурь!
Благонамеренные люди,Благоразумью отданы:Не им, не им вздыхать о чуде,Не им – святые ерунды…О, не летающие! К твердиНе поднимающие глаз!Вы – переломанные жерди:Жалею вас – жалею вас!Не упадет на ваши бельма(Где жизни нет – где жизни нет!) —Не упадет огонь Сент-ЭльмаИ не обдаст Дамасский свет.О, ваша совесть так спокойна;И ваша повесть так ясна:Так не безумно, так пристойноДойти до дна – дойти до дна.В вас несвершаемые лётыНеутоляемой алчбы —Неразрывные миголетыНеотражаемой судьбы…Жена – в постели; в кухне – повар;И – положение, и вес;И положительный ваш говорПереполняет свод небес:Так выбивают полотерыПустые, пыльные ковры…У вас – потухнувшие взоры…Для вас и небо – без игры!..………….
Мои мистические далиСмычком взвивались заливным,Смычком плаксивым и родным —Смычком профессора Гржимали:Он под Васильем Ильичом(Расставив ноги калачом), —Который, —– чаля из эоновНа шар земной, – объятый тьмой,Рукою твердой на тромбонахПлывет назад – в Москву, домой:Слетит, в телодвиженье хитромВдруг очутившись над пюпитром,Поставит точку: оборвет,Сопит и капли пота льет,И повернувшись к первой скрипке,Жмет руки и дарит улыбки,Главой склоняясь в первый ряд,Где на фарфоровые плечи,Переливаясь, бросят взгляд,Все электрические свечи;Задушен фраком, толст и розов,Ладонью хлопнув в переплеск,Бросаясь лысиной, – МорозовНадуто лопается в блеск.
И вот идет, огней зарнимейСама собой озарена,Неся, как трэн, свое «во-имя», —Надежда Львовна Зарина;Вуали – лепетные слезы;Браслеты – трепетный восторг;Во взорах – горний Сведенборг;Колье – алмазные морозы:Блеснет, как северная даль,В сквозные, веерные речи;Летит вуалевая шальНа бледно-палевые плечи…
– «Скажи, тобой увлеченаНадежда Львовна Зарина?»– «Не знаю я…»– «Быть может?»– «Да!»
Выходит музыкантов стая,И кто-то, фраком отлетая,В чехол слагает свой кларнет…Пустеет зал и гаснет свет…
У двери – черные шпалеры;Стоят: мегеры, кавалеры;И – ша-ша-ша: шуршат, спеша,Атласами спускаясь с хоров…– «Не та калоша: Каллаша!»[39]Стыдливо низится Егоров[40];Лысеет химик Каблуков[41] —Проходит в топот каблуков;Проходит Нос[42] – по воле рокаОн, вы представьте, – без Шенрока!Выходим!..
4…Вижу этих дам —В боа – дородных, благородных;И – тех: пернатых, страстных дам,Прекрасных дам в ротондах модных…
Костров каленые столбыВзовьются в кубовые синиИз-за редеющей толпы;Стрекозы, рдеющие в иней,Метаясь, гаснут всем, что есть;Мордастый кучер прогигикнет;Снегами радостная весть,Слетая, сладостно воскликнет;И прометет – и пронесетКвадратом лаковым из ночи,Ударит конским потом в рот,Завертит огненные очи,Очертит очерк дорогойИз соболей в окне кареты…
Вдали слезливою серьгойИграют газовые светы…
И всё, что было, всё, что есть —Снеговерченье ясных далей,Светомолений светлых весть,Перелетание спиралей!
Но взвоет улицей зима… —
И быстроногою фигурой,Из ног выметываясь тьмаРастет и сумеречит хмуроНа белобокие дома;И мнится: темные лемуры,Немые мимы, – из зимы,Мигая мимо, строят турыИ зреют речью:– «Ты и мы!..»Иду, покорный и унылый,Четвероногим двойником:И – звезденеет дух двухкрылый;И – леденеет косный ком;Перемерзая и мерцая,Играем роем хрусталей,Налью из зеркала лица яПерезеркаленных лилей, —И там, под маской, многогрешный,Всклокочу безысходный срам,Чтобы из жизни встал кромешныйБесцельный, сумасшедший храм…
Взлетайте выше, злые мимы,Несясь вдоль крыши снеговой,Мигая мимо – в зимы, в дымы —Моей косматой головой!..
О, обступите – люди, люди:Меня спасите от меня;Сомкните молнийные грудиСердцами, полными огня.Я – зримый – зеркало стремлений,Гранимый призраком алмазПересеченных преломлений:Мигнув, отбрасываюсь – в вас,Как переполненный судьбоюНа вас возложенный венец:Созрею, отдаваясь боюРодимых, греющих сердец.Вы – подойдете, я – омолнен;Вы – отойдете, я – не тот: —Я переломлен, переполненПереполохами пустот,Как тени пустолетний конус,Как облачка высотный лет,Как бессердечный, вечный тонусНесуществующих высот.
На тучах строятся фигуры:И я – изъятьем лицевым,Дробимый, сумеречный, хмурый,Несусь по кучам снеговым;Из ног случайного повесыТянусь – безвесый, никакой:Меня выращивают бесы.Невыразимою тоской…Мы – неживые, неродные, —Спирали чьих-то чуждых глаз:Мы – зеркала переливные —Играем в ясный пустопляс;На стенах летом пляшут пятна;В стакане светом пляшет винт;И все – так странно непонятно;И все – какой-то лабиринт…Глаза – в глаза!.. Бирюзовеет…Меж глаз – меж нас – я воскрешен;И весть
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Петербург. Стихотворения (Сборник) - Андрей Белый бесплатно.
Похожие на Петербург. Стихотворения (Сборник) - Андрей Белый книги
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Спецслужбы Белого движения. Контрразведка. 1918-1922 - Николай Кирмель - История
- Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей - Свечин Николай - Прочая документальная литература
- Завещание мужества - Семен Гудзенко - Биографии и Мемуары
- Рыцари с Черешневой улицы, или Замок девушки в белом - Константин Кирицэ - Детские приключения
