Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю. - Пьер Бомарше
- Дата:20.06.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Драматургия
- Название: Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.
- Автор: Пьер Бомарше
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что это министр дал слово, обязался все выполнить; что он заставил меня потерять еще восемь дней и уехать, так и не получив от него ни денег, ни залога, поверив его лукавым посулам, единственной целью которых было удалить меня из Франции, чтобы погубить окончательно, если я буду упорно отказываться от предложений их покупщика, отправленного ими в Голландию, чтобы возобновить мне предложения через нашего посла, которого я призываю в свидетели.
В моем шестом «Этапе» доказано, что, когда я попросил г-на де Мольда выказать им все мое презрение к их предложениям, они, уверившись, что ничего не заработают ни на мне, ни на моих ружьях, донесли на меня, обвинили устами Лекуантра в Национальном конвенте; срочно направили в Голландию курьера, первого за все время пребывания там г-на де Мольда, чтобы арестовать меня; надеясь, что после обвинения в переписке с Людовиком XVI, которое было ими выдвинуто против меня в Париже, я не доберусь туда живым и их мерзкая интрига никогда не обнаружится; и что, наконец, после моей смерти они получат за бесценок от тех, кто переживет меня, мои ружья, чтобы перепродать их вам по одиннадцать или двенадцать флоринов, как они уже сделали или хотели сделать с отвратительными ружьями с Гамбургских укреплений, которые г-н де Мольд отказался купить по пять флоринов за штуку и которые я также отверг. Допросите г-на де Мольда.
К счастью, некое божество меня спасло! Я смог направить эту оправдательную записку и последовал за ней сам. Я принес новые жертвы, чтобы выбраться из Лондонской тюрьмы; и хотя я уже месяц не подлежал более изгнанию, тотчас выехал в Париж; я рискнул всем, чтобы быть там, поскольку моя оправдательная записка мне предшествовала; я сказал: «Теперь я уже не рискую быть обесчещенным, я удовлетворен. Если предательство меня погубит, это будет всего лишь несчастным случаем: подлая интрига разоблачена; вот еще одно преступление, совершенное напрасно».
О граждане законодатели! Я сдержу данное вам слово. Прочтите этот обзор событий и судите сами, являюсь ли я предателем, мнимым гражданином, грабителем? Если так, берите без денег мое оружие, я вручаю вам этот разорительный дар.
Если же вы, напротив, считаете, что я дал веские доказательства моих неустанных трудов, направленных к тому, чтобы вы получили это оружие по цене добросовестного негоцианта, если вы убедились в моих высоких гражданских чувствах, если полагаете, что истинные преступники — мои подлые обвинители, тогда окажите мне справедливость, и окажите ее, не откладывая. Вот уже год, как я мучаюсь и веду жизнь, достойную сострадания!
Я прошу у вас, граждане, отмены декрета, вырванного обманом. Прошу третьего свидетельства о гражданской благонадежности: ваши комитеты уже выдали мне два. Прошу передачи в суд дела о выплате мне проторей и убытков, причиненных моими преследователями!
Я не прошу никакого наказания гражданину Лекуантру. После возвращения во Францию я видел достаточно, чтобы убедиться, что лживая сущность и язвительная форма этого доклада не его рук дело. Встретившись со мной, он тотчас понял, что не следует обрисовывать человека, пока его не знаешь; что, позволяя кому-то водить своей рукой, рискуешь исказить облик. Я видел, как невыносимо он страдает от царящего у нас чудовищного беспорядка, от расхищения казны, допущенного нашими министрами, которые распределяли военные подряды, особенно за истекшую зиму. Я прочел ужасающий доклад, только что написанный и опубликованный им, по вопросу об этих разорительных тратах, способных пожрать республику; и меня теперь гораздо меньше удивляет, что, умело распаляя его патриотизм и обманув чудовищными россказнями, которые он не имел возможности проверить, его легко превратили в доверчивое эхо министерской лжи о деле с ружьями. Любовь к родине ввела его в заблуждение. Он явился, сам того не ведая, орудием мести злодеев, которым не приходило даже в голову, что, выбравшись из их ловушки, ускользнув от смертоносного клинка, я явлюсь, чтобы храбро сорвать с них маску перед вами.
Я подвергался притеснениям при старом режиме! Министры терзали меня; но их притеснения были детскими шалостями по сравнению с гнусностями нынешних!
Положим наконец перо; я нуждаюсь в отдыхе, да и читатель тоже. Я мучил его, утомлял… наводил скуку, последнее хуже всего. Но если он задумается о том, что эти мытарства одного гражданина, что этот кинжал, разящий меня, нависает над каждой головой и грозит и ему так же, как мне, он будет мне признателен за мужество, которое я употребил, чтобы гарантировать его от жребия, поразившего меня в самое сердце!
О моя отчизна, залитая слезами! О горемычные французы! Что толку в том, что вы повергли в прах бастилии, если на их развалинах отплясывают теперь бандиты, убивая нас всех? Истинные друзья свободы! Знайте, что главные наши палачи — распущенность и анархия. Поднимите голос вместе со мной, потребуйте законов от депутатов, которые обязаны их дать нам, которых мы только для этого назвали нашими представителями! Заключим мир с Европой. Разве не был самым прекрасным днем нашей славы тот, когда мы провозгласили мир всему миру? Укрепим порядок внутри страны. Сплотимся же наконец без споров, без бурь и, главное, если возможно, без преступлений. Ваши заповеди воплотятся в жизнь; и если народы увидят, что вы счастливы благодаря этим заповедям, это будет способствовать их распространению куда лучше, чем войны, убийства и опустошения. Но счастливы ли вы? Будем правдивы. Разве не кровью французов напоена наша земля? Отвечайте! Есть среди нас хоть один, которому не приходится лить слезы? Мир, законы, конституция! Без этих благ нет родины и, главное, нет свободы!
Французы! Горе нам, если мы решительно не возьмемся за это сейчас же; мне шестьдесят лет, я знаю людей на опыте и, уйдя от дел, доказал всем, что не лелею честолюбивых замыслов. Ни один человек на нашем континенте не сделал больше меня для освобождения Америки; судите сами, как дорога была мне свобода нашей Франции! Я позволил высказаться всем, я всё объяснил и больше не скажу ни слова. Но если вы еще колеблетесь, не решаясь избрать великодушную позицию, я с болью говорю вам, французы: недолго нам осталось быть свободными; первая нация мира станет, закованная в железы, позором, гнусным срамом нашего века и пугалом наций!
О мои сограждане! Вместо свирепых криков, делающих наших женщин столь отвратительными, я вложил в уста моей дочери «Salvam fac gentem»[57], и ее сладкий, мелодичный голос утишает ежевечерне наши страдания, читая эту краткую молитву:
Отврати, господи, пороки зла,Что изрыгает на нас ад,Спаси французов от самих себя —И им не страшен будет враг.
Ваш согражданин, по-прежнему гонимый
Карон Бомарше.
Моим судьям,
закончено в Париже, сего 6 марта 1793, 2-го года Республики.
ПРИМЕЧАНИЯ
Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю
Записка Бомарше «Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни», адресованная члену Конвента Лекуантру, по докладу которого Конвентом был вынесен обвинительный декрет против Бомарше, и являющаяся по своему жанру логическим завершением его четырех «мемуаров» против Гезмана, была опубликована в начале 1793 года. Бомарше выражал в ней желание выступить перед Конвентом лично и оправдать свои действия.
В марте 1793 года Конвент согласился выслушать Бомарше, отсрочив исполнение обвинительного декрета на шестьдесят дней. Бомарше предстал перед Комитетом общественного спасения и доказал свою невиновность. Комитет принял решение вновь направить Бомарше за границу с секретной миссией, чтобы добиться отправки ружей. Он был облечен званием комиссара республики. Ему было выдано шестьсот тысяч франков в ассигнациях и обещано, что залог в размере восьмисот тысяч флоринов будет вручен I ему в Швейцарии. Переговоры с Комитетом общественного спасения тянулись до 28 июня 1793 года, когда Бомарше под именем Пьера Шарона смог наконец выехать в Базель. Между тем, еще будучи в Лондоне, Бомарше, узнав об объявлении Англией и Голландией войны Франции (1 февраля 1793 г.) и опасаясь, что ружья могут быть конфискованы Голландскими штатами как собственность француза, фиктивно продал их англичанину, обусловив специальным актом, что в течение двух месяцев имеет право выкупить их.
Прибыв в Базель, Бомарше не нашел там обещанною залога. Не получая никаких ответов на свои письма в Комитет общественного спасения, Бомарше выехал в Лондон. Между тем он вновь был внесен в списки эмигрантов, его имущество опечатано. Вскоре были арестованы его жена, дочь и сестра. Положение лица, облеченного миссией Комитета общественного спасения, делало весьма сложным пребывание Бомарше в Лондоне. Ему было приказано в течение трех суток выехать из английской столицы под угрозой ареста. Несмотря на эту угрозу, Бомарше оставался в Лондоне. Английский негоциант, которому были фиктивно проданы ружья, не соглашался расторгнуть сделку, мотивируя это тем, что два месяца, указанные в акте, давно истекли и тем самым продажа ему ружей обрела окончательную силу. Бомарше мог получить с него деньги и таким образом поправить свое финансовое положение, однако, помня, до какой степени нуждается в оружии Франция, и опасаясь, как бы ружья не были переправлены на остров Гернсей, а оттуда в Вандею, восставшую против Республики, он, принеся новые финансовые жертвы, добился возвращения ему ружей и произвел новую фиктивную их перепродажу, на этот раз американцу.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- ЗЕРКАЛО ПРОЩЕНИЯ - 2 - Андрей Фло - Фэнтези
- Пожизненно - Пьер Версен - Периодические издания / Социально-психологическая
- Мы знали Евгения Шварца - Евгений Шварц - Биографии и Мемуары
- Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета - Петр Киле - Драматургия