Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов
- Дата:12.11.2024
- Категория: Драматургия / О войне / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- Название: Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу
- Автор: Юлиан Семенов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в Минусинске, в старом сибирском городе, который раньше прятал жителей за бревенчатыми крепостными стенами и узкими бойницами окон, сейчас вовсю развернулась стройка: возводится насыпь, высятся фермы, ложатся пахучие, просмоленные шпалы.
Ночью тайга светится глазищами автомобильных фар: машины идут вперед, в тайгу, к пионерам стройки, к тем, кто продолжает дело Кошурникова, Журавлева и Стофато…
Через год
Это всегда очень здорово – ехать в тайгу и знать, что там много добрых знакомцев и жизнь их за тот год, что прошел, наполнилась необыкновенно важными событиями.
На трассе Абакан – Тайшет каждый день насыщен интересным, не говоря уже о месяце или годе. Здесь нет простоя ни в работе, ни в формировании человеческих характеров.
С московскими ребятами я расстался жарким августовским днем в палатке на берегу Кизира. Они тогда ходили в тайгу рубить просеки и рыть ямы – 50 на 50 и столько же в глубину – под фундаменты домов, которые надо было построить на разъезде Кизир.
Будущий разъезд был весь в черничном пряном аромате, в тишине и спокойствии.
Ребята тогда еще оставались горожанами: они ненасытно ежевечерне отправлялись на охоту, просиживали часами в заводях, поджидая хариуса, со вздохом вспоминали столицу, спорили о новых модах и последних событиях в мире кино.
Они еще продолжали быть подданными тайги, а не хозяевами ее.
В один из вечеров мы нагрузили машину деталями сборно-щитовых домов и поехали вдоль по Кизиру, через высокие, фантастические камни Каспийских ворот, в тайгу, к Артемовску.
Там, в двенадцати километрах от городка, на берегу Джеби, в тайге, машину разгрузили, сложили детали домов около одной-единственной палатки и вбили в сухую землю колышек, на котором повесили табличку: «Ст. Кошурниково».
Бригадир Толя Костин отошел на несколько шагов, внимательно осмотрел надпись и, рассердившись что-то, снял ее. Присев на корточки, он достал из кармана огрызок чернильного карандаша и стал писать наново.
Через несколько минут он водрузил надпись на прежнее место. Только теперь вместо скупой «Ст. Кошурниково» было написано: «Железнодорожная станция коммуниста Кошурникова, которую построит комсомол».
– Так лучше? – спросил Костин у Гены Черенкова.
Тот сощурил глаза, рассматривая надпись так, как оценивают живопись, и сказал:
– Да, так лучше.
Когда я рассказывал об этом эпизоде в Москве, один из молодых скептиков заметил:
– Вы преувеличиваете, в обыденной жизни такого не бывает…
…Нет ничего более смешного, чем вид молодого скептика, который жалуется на головные боли, скорбно ломает брови, безапелляционно судит по всем кардинальным вопросам, предрекает и пророчествует.
Смешно мне было слышать слова этого скептика о нежизненности того, что жизненно и повседневно у нас сегодня.
И нечего держать самого себя за руку, не надо бояться писать о происходящем в Стране Советов на самых высоких тонах, потому что происходит сейчас великое и небывалое: растут новые люди, люди коммунистического завтра.
Встреча со старым знакомым
С Толей Костиным на этот раз я встретился в Курагинском райкоме комсомола, в штабе комсомольской стройки, поздним вечером. Он теперь член бюро райкома, секретарь комитета комсомола головного поезда 38, легендарного поезда, первым ворвавшегося в тайгу.
Загорелый, голубоглазый, стремительный крепыш, он ворвался в штаб с ветром. С места в карьер он предложил:
– Слушай, борода, может, сразу на трассу махнем, а?
– Едем.
– Вы что, филины оба или как? – спросил начштаба Миша Сивенко.
Ночь лежала над Сибирской землей – непроглядная, безлунная, морозная ночь.
– Ладно, – сказал Костин, – айда ко мне, говорить есть о чем. А посмотрим все завтра.
И мы пошли к нему.
Он – хозяин
– Ну почему, скажи ты мне на милость, – сердито говорит Толя, – мы делаем на трассе одну колею?! Грузов пойдет черт-те сколько – разве одна колея потянет? А сейчас вторую колею проложить ничего не стоит: насыпь ведь уже отсыпана! Техники у нас теперь знаешь сколько?! С такой техникой пять колей можно проложить.
Он смотрит на меня и начинает смеяться.
– Ты что? – удивляюсь я.
– Да ничего, – по-прежнему смеясь, говорит Толя, – просто, понимаешь, техника здорово прет – вот и смеюсь. Но, – он поднимает палец, – почему же тогда выемку под тоннель мы делаем на один путь? Я тут прикинул, как увеличатся перевозки по Абакан – Тайшету через десять лет. Что ты?! – Он сам совершенно искренне, чуточку даже по-детски изумляется. – Тут как на улице Горького движение будет. А как тогда?
Насыпь в крайнем случае и тогда подсыпать можно, а тоннель так просто не расширишь, рвать придется.
Или вот прижимы возьми. Их тоже под один путь делают – это же неэкономно! По принципу «скопи домок, разори хозяйство». Сэкономим сотню тысяч, а потеряем потом миллиард.
Костин закуривает и обещает:
– Ну, ничего, это дело, думаю, пробьем. Будет как надо, это уж точно.
Я слушаю его и верю: будет как надо, это уж точно.
И убеждаешься в этом, не столько веря интуиции, сколько наблюдая плоды творчества ребят, комсомольским вожаком которых является Толя Костин, человек, рассуждающий категориями государственными, по-настоящему хозяйскими.
Наутро, когда солнце еще не изорвало сонную хмарь серого, морозного, предрассветного неба, мы выехали с Толей на попутной машине на трассу.
Дорога здесь похожа на прифронтовую. Машины, машины, бесконечный поток машин. Вдоль всей трассы – экскаваторы, тракторы, бульдозеры. Их рев раздирает недвижимый коленкор стылого воздуха.
В дымном борении сумерек и утра фигуры рабочих кажутся расплывчатыми и смазанными. Они расходятся от машин, привезших их к месту работы, словно солдаты к исходным рубежам атаки.
Но когда пришло солнце, настороженность, ощущение таинственности и расплывчатости исчезло. Фигуры людей сделались четкими, рельефными, могучими. Солнце смеется, снег искрится мириадами бликов, радостны человеческие лица. Если и ведут они сейчас бой – так это радостный бой, бескровный, поразительный в красоте своей.
Едем мы по дороге, а вокруг гремит этот великолепный бой – вдоль по всей трассе, по нескончаемой трассе мужества.
А палатки-то уж нет
– Я из нее последним ушел, – говорит Толя, когда наша машина остановилась, одолев Краснокордонский перевал.
Шоферу непонятно, о чем говорит Толя, а мне понятно: внизу, под нами, лежит Кизир, схваченный льдом.
Здесь, на берегу Кизира, неподалеку от Красного Кордона, стояла палатка, в которой жили московские комсомольцы, приехавшие на стройку.
Скажем прямо, романтика первых дней стоила ребятам простуд и ангин: палатку они поставили на самом берегу. По ночам поднимался густой августовский туман, спальные мешки делались к утру волглыми. Костин, тогда бригадир московской бригады, расселил ребят у сибиряков, живших поблизости в Кордове – разлапистой деревне с непонятным андалузским названием. Сам он переехал на квартиру
- "Аратта". Компиляция. Книги 1-7 (СИ) - Семёнова Мария Васильевна - Фэнтези
- Ольга, или семь мгновений весны - Макс Черепанов - Прочее
- Закрытые страницы истории - Юлиан Семенов - Историческая проза
- О себе - Георгий Семенов - Биографии и Мемуары
- Роман без названия. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский - Классическая проза