Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов
- Дата:12.11.2024
- Категория: Драматургия / О войне / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- Название: Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу
- Автор: Юлиан Семенов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подождать?
Но Иванов уже не слышал этого вопроса Гуссо, он стучался кулаками в дверь ресторана, а швейцар – новый, не тот, что был вчера, отрицательно качал головой и что-то говорил, видимо, мол, все уже кончилось.
– Да там меня певица ваша ждет, Виола! Виола меня там ждет! Швейцар снова покачал головой, и ушел в глубь мраморного вестибюля, и начал выключать свет.
Весь следующий день Иванов ходил по заводику, присматривался к тому, что делали люди, во время обеденного перерыва подсел к рабочим и, угостив всех «Казбеком», завел неторопливый разговор:
– Ну как тут у вас?
Рабочие переглянулись, один ответил:
– Работаем…
– Да это я вижу…
– Час за станком, пять часов – кури. Металла не дают.
– Оборона, куда попрешь. Там металл нужен.
– А заработки? – поинтересовался Иванов.
Рабочие молча переглянулись, ничего не ответили.
– А?
Один из пожилых поглядел на геройскую звездочку Иванова и ответил:
– Хорошие заработки, претензий никаких не имеем. Всем довольны.
Молодой парень буркнул:
– Довольны-то довольны, а расценки снова занизили.
Старик оборвал его:
– Значит, надо, если занизили.
И – снова все замолчали, поглядывая куда-то через голову нового директора.
Иванов обернулся: за его спиной стоял Ненахов и покуривал «Норд», глубоко затягиваясь, осторожно стряхивая пепел мизинцем.
В кабинете у Иванова он сказал:
– Степан Иванович, понимаешь, штука какая, если мы завтра фонд не выколотим – рабочий класс под аванс шиш получит. Банк есть банк, ему на рабочий класс с прибором болтить, а нам людям в глаза смотреть совестно: наши люди-то, советские.
– А где эти самые фонды выбьешь?
Ненахов поднял глаза к потолку и сказал, вздохнув:
– Только там.
И пока целый день с утра и до вечера Иванов ходил в большом сером здании от человека к человеку, из кабинета в кабинет, выпрашивая, где резолюции, где просто совета, где улыбаясь, а где покрикивая; в Томилино, на даче у Ненахова – большой, за забором, с колонночками и многочисленными верандочками, на втором этаже собрались в большой комнате, возле теплой, красиво сложенной изразцовой печки, трое: Гуссо, Мефодьев и Ненахов. Закусывали коньячок чем бог послал – огурчиками, своими помидорчиками, семужкой, икоркой и вареной картошечкой.
Ненахов, улыбаясь своей жалостливой, доброй улыбкой, продолжал говорить:
– Вишь, что хорошо, что он от нас – в кабак. Значит, живой человек, а не какая там мумия. Зря только, Гусь, ты уехал. Дождаться надо было. Посмотреть – чего он так торопился. Помог бы – ты у нас по кабакам главный человек.
– Зря навязываться – тоже не совсем резонно, Вася. Ну ладно, это ля-ля. Не в этом, как говорится, суть вопроса. Будем!
Все твое выпили, и Ненахов продолжал:
– Солдафон сегодня понюхает пороху, помается, черта с два он фонды выбьет, сверх головы не прыгнешь. Значит, начнем его осторожно готовить, на условия жизни рабочего класса замыкать, то-сё соберемся, выпьем, поговорим.
– В «Гранд» или «Метрополь»? – спросил Мефодьев.
– Тебе только шиковать, – сказал Ненахов. – К чему? У меня дома, в городской берложке. Ничего, ничего, я боялся худшего, этот Ваня будет делать наше дело.
Когда окна в большом сером доме, где помещались всяческие хозы, снабы, планы и сбыты, погасли, Иванов поехал в Текстильщики и часа три бродил среди домов, разительно похожих один на другой. Он поднимался по лестницам, приглядывался к дверям квартир, спугивал парочки, которые примостились на подоконниках и молчаливо-исступленно обнимались, натыкался в темноте на помойные ведра, в те годы хулиганы практиковались на том, что выворачивали лампочки в подъездах, лампочки на рынке шли как дефицит, но квартиру Виолы все-таки нашел. Он долго стучался, но никто ему не отвечал, а потом из соседних дверей показалась голова старухи.
– Чего барабаните? – спросила она. – Уехала она. Ездит она, ездит, ясно? На кой квартиры-то таким давать? Птахи-перептахи.
– А куда?
– Так ляд ее знает.
Поздним вечером, сидя па кухне у Зии, Иванов, ковыряясь вилкой в макаронах, рассказывал ему:
– Тот на совещании, этот не может без визы замзава, а замзав не может без резолюции помнача, а помнача не будет сегодня и завтра, потому что пишет начу выступление, а нач без своего пома не принимает. Бюрократы чертовы.
– Слушай, вот почему нас, кавказцев, называют горячими? Ты – горячий, а не я, Азербайджан. Дурачок, у нас бюрократии-то еще нет. Не-ет! И в этом наша беда, да, да, ты носом искры не пускай. Бюрократия – это точно налаженный, сработанный аппарат, который безотказно служит тому, кто его создал. Так вот, беда нашей пролетарской диктатуры заключается в том, что у нас еще нет организованной, сработавшейся бюрократии. У нас этому слову не тот смысл придали. Не тот смысл. Бюро – «стол» значит по-французски. А у нас люди за столами не сидят, а все по совещаниям прыгают, им за столами скучно, натуры-то до впечатлений жадные.
Зия засмеялся. Спросил:
– Еще макарон хочешь?
– Нет. Спасибо.
– А звезда где?
– В кармане.
– Это почему?
– Так…
– И ходил за фондами за этими самыми без звезды?
– Я не спекулянт. Я хочу, чтоб было и равенство – обязательны не только братство и свобода. Равенство. Героев мало по званию, а ты фронт прошел, знаешь – каждый должен был бы с такой звездочкой вернуться оттуда, если прошел из России до Германии.
– Ты что, слушай, идеалист или прагматик какой?
– Я прожженный марксист, Зия, прожженный. Посему – она у меня в кармане, – он постучал себя ладонью по груди, – а не здесь.
Февраль 1952-го
Иванов сидел в кабинете у Василия Семеновича и с жаром, размахивая руками, говорил:
– Значит, формулирую: во-первых, из того фонда зарплаты, который у меня есть, я могу, как говорится, оперативно, распоряжаясь ею, сократить число рабочих – бездельников десяток есть чистых, отсюда – остальным денег даю больше, стимул. Во-вторых, если вы позволите мне самому распоряжаться полученными мною фондами, я дам продукции примерно на семь процентов больше, чем даю. Что это такое? Это – по Ленину – прямое повышение производительности труда.
– Это ты, Степан Иванович, маленько от земли оторвался. Ты ж не частный предприниматель.
– А я, между прочим, хочу в ЦК писать – пора термину «капиталистическое предпринимательство» противопоставить – социалистическое.
Василий Семенович одернул защитный френч, поулыбался со значением и сказал:
– Фантазер ты, дружище, фантазер. Ну, держи, – он протянул Иванову руку, – заходи на следующей неделе, будем утрясать фонды.
Ненахов отпер дверь квартиры. Жил он в старом доме, в громадной коммунальной квартире. Он пропустил перед собой Иванова и Гуссо. Включил свет – мутный, освещающий большие шкафы, сундуки, ящики, стоявшие возле дверей, дверей было много, по большому коридору на маленьком велосипеде катался мальчишка, а его подталкивала сзади простоволосая девчушка,
- "Аратта". Компиляция. Книги 1-7 (СИ) - Семёнова Мария Васильевна - Фэнтези
- Ольга, или семь мгновений весны - Макс Черепанов - Прочее
- Закрытые страницы истории - Юлиан Семенов - Историческая проза
- О себе - Георгий Семенов - Биографии и Мемуары
- Роман без названия. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский - Классическая проза