Вена, 1683 - Лешек Подхородецкий
- Дата:20.06.2024
- Категория: Разная литература / Военная история
- Название: Вена, 1683
- Автор: Лешек Подхородецкий
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером 11 сентября Собеский встал на вершине Каленберга. Его глазам открылся лес турецких шатров. Далеко на горизонте виднелись шпили венских костелов. Издалека доносился гул пушек, видны были огни выстрелов и зарево пожаров. Кара-Мустафа до последней минуты осаждал Вену, рассчитывая, что успеет взять город до прихода помощи осажденным. Он даже был близок к успеху, так как город держался из последних сил, а позиции янычар находились почти на расстоянии мушкетного выстрела от дворца императора, расположенного в самом центре столицы.
«Тот полководец, который, несмотря на приближение наших войск, не собрал свою армию, не окопался и стоит лагерем так, как если бы мы были от него за 100 миль, осужден на гибель»{68}, — заключил король после рекогносцировки, дав критическую оценку противнику.
И действительно, Кара-Мустафа не только не сделал соответствующих приготовлений к битве, но даже не разместил войска на возвышенностях Венского Леса, окружающих прилегающую к городу долину, облегчив тем самым союзникам занятие удобных для атаки позиций. Ибрагим-паша вообще не предпринял ничего, чтобы помешать союзникам занять горный массив Каленберг. Осматривая подступы к городу, Собеский заметил, что между горным массивом Германскогель и лежащим южнее его Драймаркштайном идет дорога из Вены, по которой турки относительно легко могли бы выйти в тылы сосредоточенных у речки Вейдлинг отрядов пехоты и артиллерии, а также конницы, стоявшей на Германскогеле. Поэтому он приказал разместить в проходе между обоими массивами всех польских драгун и поставить заграждения, чтобы не дать возможности неприятельской коннице атаковать в этом месте. Однако вид горных склонов, нисходящих к Вене, серьезно его огорчил.
«Большой с нами произошел обман, — писал он в ту ночь Марысеньке. — Как нам все рассказывали, даже генералы (австрийские. — Л.П.), что как только выйдем на ту гору Калемберг, там уже будет хорошо, что только виноградниками нам будет к Вене спуск. Когда же мы тут встали, впереди видим как на ладони лагерь турецкий очень большой, город Вена за несколько миль дальше. Но от нас туда идет не поле, а леса и des presi pices, et une drandissime montagne du cote droit, о чем нам никогда не говорили, et cinq ou six ravines (т.е. пропасти и высокие горы по правой стороне… и пять или шесть ущелий), поэтому едва ли мы и в два дня придем к самой акции, ибо должны изменить сейчас и строй и манеру войны, начать с ними a la maniere этих великих Маурисиев, Спинол[49] и других, которые шли a la secura, gagnant peu a le terrain (под прикрытием, медленно двигаясь вперед)». В целом, наступление с гор не обещало быть легким.
Оказалось, что местность снижалась террасами и переходила в равнину непосредственно перед турецким лагерем, а каждый виноградник на пути будущего наступления союзников обнесен был невысокой стенкой из кирпича и камня, создававшей прекрасную защиту для неприятельской пехоты. Собеский понял, что атака с гор будет возможна лишь после овладения пехотой всеми холмами, прикрывающими доступ к лагерю противника. Однако он пребывал в хорошем настроении и рассчитывал на решительную победу. В тот же день созвал военный совет в сожженном монастыре на горе Каленберг, где отдал последние распоряжения перед сражением. Поздним вечером вместе с королевичем Якубом лег он спать в своем шатре, но долго не мог уснуть. Впрочем, в ту ночь не спала большая часть польских воинов, особенно пехота правого крыла, которая, измученная изнурительным маршем с орудиями, остановилась у подножия Каленберга. «Вдобавок к несчастьям мы попали с пушкой в одно тесное сгоревшее местечко под самой горой, так что задом, всю ночь петляя, нужно было тянуть пушку и возы с порохом между подвалами, полными вина, из которых выгонять натруженных солдат трудность была немалая»{69}.
В 22.00 с башни кафедрального собора Св. Стефана в Вене (высотой 137 метров) австрийцы пустили несколько ракет, давая таким образом знак, что уже знают о приближении помощи. Их сразу же увидело все войско, раздались крики радости. Силахдар-Мехмед-ага написал, что в осажденных как бы влилась новая жизнь. «До самого вечера, а потом от вечера и до утра (гяуры), те и другие, в знак радости так палили из пушек и мушкетов и выстрелили ракет столько, что не описать. И пусть их Аллах побьет! Пусть их Аллах покарает!»{70}, — закончил он со злостью. Моральный дух турок был поколеблен. В лагере союзников было известно об упадке духа осаждавших Вену турок. Рассказывали, что янычары обвиняли Кара-Мустафу в изнеженности, алчности, трусости и шептали между собой: «Приходите, неверные, убежим уже при виде шляпы (вашей)»{71}.
В течение всего времени осады польский монарх поддерживал связь с осажденным городом через курьеров, с риском для жизни пробиравшихся через турецкие войска. Особые заслуги в этом имели два поляка, Франтишек Кульчицкий и его слуга Ежи Михалович, хорошо знавшие язык и обычаи турецкие. Переодевшись турками, они пробрались в Вену и известили коменданта столицы о приближающейся помощи. Во время их третьего прихода турки, вероятно, разоблачили и убили Михаловича, потому что после битвы среди награжденных его не оказалось. Кульчицкий же пережил войну и позже прославился, открыв в Вене первое кафе.
Лишь поздней ночью утих шум в лагере союзников, и только издалека доносился грохот турецких пушек, обстреливавших город. Приближался решающий момент как для Австрии, так и для всей Центральной и Восточной Европы.
БИТВА
Между тем, в турецком лагере не спали уже два дня. Когда утром 10 сентября Кара-Мустафа в окружении своей свиты отправился вторично на рекогносцировку, от Мехмед-паши приехал посланник с информацией, что христианские войска уже пришли со стороны Дуная двумя дорогами и всего в трех часах марша от турецкого лагеря остановились на отдых. Великий визирь тотчас приказал поднять по тревоге все войско и расставить его в боевом порядке. Одновременно он снял с острова на Дунае отряды боснийского визиря Хызыр-паши и усилил ими фронт войск против подходивших сил союзников. Место боснийцев на острове заняли менее надежные валахи и молдаване с их господарями во главе, а также мелкие турецкие отряды под началом ставленников великого визиря. Ночью с 10-го на 11 сентября турки еще раз попытались подложить мины под стены Вены, пробив для этого в пяти местах глубокие отверстия. В это время хан послал к великому визирю двадцать австрийцев, схваченных татарами. Девятнадцать из них сразу же по дороге были обезглавлены, а один, оставшийся в живых, рассказал: «Немецкий и польский короли идут вместе. В их лагерях находятся 80 тысяч войска пешего и 40 тысяч конницы, а также 200 пушек малых и больших. На лагерь войск турецких нападут завтра».
Поэтому сердар приказал, чтобы все войско было настороже и находилось в боевой готовности. «Солдаты и воины, вооруженные луками и мушкетами, бодрствовали, словно звезды, и не позволили беспечной сонливости овладеть собой, пока не рассвело и не появилась утренняя заря»{72}.
Утром 11 сентября к шатру визиря прибыли все командиры в полном вооружении, с барабанами и знаменами. Доверенные солдаты Кара-Мустафы встали на страже казны армии. Вскоре к турецкому главнокомандующему прибыл гонец от Мехмед-паши с известием, что австрийцы уже атаковали турецкий авангард у Дуная. Поэтому великий визирь построил свою армию для битвы, а сам занял место в своем шатре и приказал, чтобы янычары окопались перед пушками.
Первые столкновения авангардов у Дуная закончились достаточно успешно для турецкой стороны. Перед полуднем пришло письмо от марашского бейлербея Омер-паши, в котором он утверждал, что христиане не имеют обычая начинать бой в воскресенье, поэтому в этот день не следует ожидать общего наступления. После первых столкновений союзники остановились в боевом порядке напротив турецкого лагеря. Кара-Мустафа ждал еще два часа, а когда действительно атак союзников не последовало, позволил солдатам разойтись по шатрам, приказав им сохранять повышенную бдительность. Вечером почти все турки наблюдали обмен световыми сигналами между защитниками города и войсками, пришедшими к ним на помощь, слышали стрельбу в воздух в знак приветствия с обеих сторон.
В турецком лагере везде чувствовалась усталость от длительной осады Вены, упадок духа, вызванный голодом, болезнями, многочисленными смертями солдат и последними неудачами. Сейчас, при виде приближавшихся войск союзников, во многих сердцах пропала вера в победу. Солдаты в массе своей, вместо того чтобы думать об ожидавшем их назавтра бое, начали увязывать в шатрах богатую добычу и тайком уходить из лагеря. Об этом однозначно свидетельствуют все турецкие источники. Вот слова Джебеджи-Хасан-Эсири: «В лагере войск среди людей царила анархия. Все беспокоились (только) о своем имуществе. Многие из тех, кто сидел в окопах, оставили их, и с приходом ночи войско толпами бежало в горы, тянущиеся вдоль дороги в Яварин, или к татарам. Во всех войсковых единицах были тогда выделены загонщики, которые должны были сгонять солдат к обозам (союзников. — Л.Я.) и к окопам. Сгоняли они тех, кто сидел в шатрах, но число сбежавших было больше, чем тех, которых удалось загнать на позиции и в окопы. Гнали в основном служивых или простых солдат, которые хватались то за руку, то за ногу, не зная никакой дисциплины, и никто не мог им сказать: «Куда идете?», потому что из их уст вырывалась такая ругань, что, упаси нас Аллах, и повторить нельзя. Словом, рядом с сердаром находились члены дивана, военачальники и их служба (т.е. придворные отряды. — Л.П.), а простых солдат осталось всего только три или четыре тысячи пехоты и пять или шесть тысяч конницы»{73}.
- Советско-польские дипломатические отношения 1918- 1939 годов в отечественной историографии - Станислав Павлович Чагин - История
- Вена Metropolis - Петер Розай - Проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Мадам Гали. Свободный полет - Борис Громов - Шпионский детектив