Круглый год с литературой. Квартал четвёртый - Геннадий Красухин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Разная литература / Цитаты из афоризмов
- Название: Круглый год с литературой. Квартал четвёртый
- Автор: Геннадий Красухин
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в 1773 году его творческий взлёт мог остановиться, если б не благоволившая к Княжнину императрица. Он совершил очень крупную растрату (его биографы указывают, что по легкомыслию), за что был отдан под суд военной коллегии, присудившей его к смертной казни, заменённой разжалованием в солдаты. Екатерина простила его и вернула ему чин капитана.
В 1784 году трагедия Княжнина «Росслав» была поставлена в Санкт-Петербурге. На премьере восторженная публика требовала на сцену автора. Но Княжнин постеснялся такого непринятого тогда проявления зрительских чувств, и за него благодарить публику вышел на сцену исполнитель главной роли Иван Дмитревский.
А за год до этого Княжнин стал членом Российской академии, к которому была благосклонна её директор – княгиня Дашкова, близкий императрице человек. По заказу Екатерины Княжнин пишет «Титово милосердие», намекая этим на прощение его растраты. В течение 1786 года он написал трагедии «Софонисба» и «Владисан» и комедию «Хвастун», о которой мы говорили в начале.
А затем посыпались комедии и комические оперы («Сбитенщик», «Неудачный примиритель», «Чудаки», «Траур, или Утешенная вдова», «Притворно сумасшедшая».
В 1789-м Княжнин пишет трагедию «Вадим Новгородский». Но Французская революция и реакция на него русского двора заставили драматурга утаить от императрицы эту трагедию, где основатель русской государственности показан узурпатором и где восхваляется политическая свобода. Ничего не знавшая об этом Екатерина по-прежнему благосклонна к Княжнину, приказывает издать собрание его сочинений за казённый счёт и отдать автору.
Смерть Княжнина от простуды 25 января 1791 года избавляет его от гнева императрицы. То есть, Екатерина, конечно, прогневалась, прочитав «Вадима Новгородского», которого напечатала Дашкова. Императрица издала секретный указ о сожжении трагедии. В течение нескольких лет экземпляры изымались у их владельцев и сжигались. Но покойный Княжнин был для Екатерины, понятное дело, недосягаем.
* * *«Эмка» – так звали Коржавина все его друзья. Так звал его и я, подружившийся с ним ещё в шестидесятые. Только потом я понял, что это его домашнее имя – от Эммануил. Эммануил Мандель взял себе псевдоним «Наум Коржавин», но на своё домашнее имя откликался охотно.
По мне Коржавин – один из лучших русских поэтов.
Он родился 14 октября 1925 года. В 1945 году поступил в Литературный институт, в чьём общежитии был арестован в конце 1947 года. В Википедии написано, что арестован он был на волне кампании с космополитизмом. Но это не так.
Эмка всегда был безрассудно смел. Казалось, что он и сам не понимает грозящей ему опасности, в упор не видит её. Явно не понял, как опасно было после войны, когда агитпроп настаивал на прославлении полководца-главковерха читать публично стихи, вроде этого:
Календари не отмечалиШестнадцатое октября,Но москвичам в тот день – едва лиИм было до календаря.Всё переоценивалось строго,Закон звериный был как нож.Искали хлеба на дорогу,А книги ставили ни в грош.Хотелось жить, хотелось плакать,Хотелось выиграть войну.И забывали Пастернака,Как забывают тишину.Стараясь выбраться из тины,Шли в полированной красеОсатаневшие машиныПо всем незападным шоссе.Казалось, что лавина злаяСметёт Москву и мир затем.И заграница, замирая,Молилась на Московский Кремль.Там, но открытый всем, однако,Встал воплотивший трезвый векСуровый жёсткий человек,Не понимавший Пастернака.
Мало того, что стихотворение называлось «16 октября», то есть датой, которую хотели позже вытравить из сознания советских людей. Кто из живших тогда москвичей не помнит той паники, какая охватила многих, кто бежал из Москвы 16 октября 1941 года, не поверив пропаганде, что Москва сдана не будет? Мало этого! Стихотворение заканчивается характеристикой Сталина, нисколько не совпадавшей с тем, каким рисовали вождя советские художники.
Потом уже найдутся писатели и подробно опишут смывающихся из Москвы номенклатурщиков, теряющих свой багаж в жуткой толчее штурмующих железнодорожные вагоны. Вспомнят и удирающие грузовики, на которые впрыгивали на ходу, освобождая для себя место – выкидывая из кузова мешки и баулы. И белых от страха, беспорядочно снующих туда-сюда людей, которым не достался никакой транспорт.
Но Коржавин был первым. Его стихотворение написано в 1945 году.
Думаю, что в определении наказания ему всё решила характеристика Сталина в его стихах. Вполне вероятно, что Сталину показали стихи, как показали некогда стихотворение Мандельштама. И Сталин ничего в коржавинской характеристике не понял, кроме того, что он не понимает Пастернака.
Отсюда и сравнительная мягкость наказания. Подержав Эмку в институте Сербского, его приговорили к ссылке в Сибирь, где он провёл три года и откуда был выслан в Караганду. Там он работал в шахте и окончил горный техникум.
В 1954-м его амнистировали. Он вернулся в Москву, получил в 1956-м полную реабилитацию. И в 1959 году окончил Литературный институт.
Он мне говорил, что в том стихотворении не осуждал Сталина. Не мог, потому что был сталинистом по своим взглядам. А врать Коржавин не умел физически.
Да и по его поэзии это видно. Он избавлялся от политической наивности и описывал процесс своего освобождения от неё. Поэтому и после Сталина печатать его не стремились.
Когда Евгений Винокуров решил на волне хрущёвской оттепели издать книжку Коржавина, то оказалось, что все свои стихи Эма помнит наизусть, а записанных у него мало. Выручило, что был у Коржавина приятель, который собирал его стихи. К нему и привёл Винокурова Наум Коржавин.
И Винокуров сумел издать его книжку «Годы» (1962), взяв на себя ответственность за её содержание, разрешив издательству «Советский писатель» указать в выходных данных, что он, Винокуров, – редактор книжки.
Но на этом благоприятный для поэзии Коржавина период кончился. Больше его книг у нас в стране не выходило. Его изредка печатали в периодике и весьма много в самиздате, публикация в котором не добавляла власть имущим желания издавать книги Наума Коржавина, наоборот: укрепляла их в уверенности, что этого делать не нужно.
В 1967 году его пьесу «Однажды в двадцатом» поставил Театр имени К.С. Станиславского. И было забавно смотреть, как на «бис» выходили к зрителям внешне похожие друг на друга Евгений Леонов, игравший в спектакле, и автор Наум Коржавин.
Он не врал и тогда, когда объяснял свою эмиграцию отсутствием воздуха для жизни. Да, ему перекрыли кислород, вызвали в прокуратуру и заверили, что дышать в стране ему будет нечем.
За границей он сражался, как лев, против революционной идеи и любых форм социализма. Отстаивал гармоническое искусство как единственно возможное. И в этом я с ним полностью согласен.
Некогда в 1961 году он напечатал в «Новом мире» статью «В защиту банальных истин», которая меня во многом сформировала.
В перестройку Коржавин впервые приехал в Москву для выступлений по приглашению Булата Окуджавы. Потом приезжал не раз. Он практически ослеп, и его сопровождала Люба, которую как жену Коржавина, чудесно характеризует её девичья фамилия – Верная.
Увы, недавно Люба скончалась.
Приехав в тот первый раз в Москву, Коржавин навестил своего старого друга спортивного журналиста Аркадия Галинского, который в 1971 году издал книгу «Не сотвори себе кумира» – о договорных матчах и за неё – до 1989 года был изгнан из советской печати. Коржавин сказал ему о Гайдаре и его команде: «Я им не верю». А позже и написал об этом.
Тогда, читая его, ему удивлялись. Сейчас стало очевидно, что он во многом оказался прав.
Известно, что Коржавин с Бродским не любили стихи друг друга. Это и понятно. Слишком разные у них пристрастия, вкусы, предшественники. Поэтому не согласимся не только с Коржавиным в том, что Бродский плохой поэт, но с Бродским в том, что Коржавин плохой поэт.
На мой вкус, очень хороший.
И в доказательство – его старое, всем известное, исторически актуальное и нынче стихотворение об Иване Калите:
Мы сегодня поём тебе славу.И, наверно, поём неспроста, —Зачинатель мощной державыКнязь Московский – Иван Калита.Был ты видом – довольно противен.Сердцем – подл… Но – не в этом суть:Исторически прогрессивенОказался твой жизненный путь.Ты в Орде по-пластунски лазил.И лизал – из последних сил.Покорял ты Тверского князя,Чтобы Хан тебя отличил.Подавлял повсюду восстанья…Но ты глубже был патриот.И побором сверх сбора даниПодготавливал ты восход.Правда, ты об этом не думал.Лишь умел копить да копить.Но, видать, исторически-умнымЗа тебя был твой аппетит.Славься, князь! Всё живём мы так же —Как выходит – так и живём.А в итоге – прогресс… И дажеМы в историю попадём.
* * *Давно, наверное, лет сорок назад (точно вспомнить не могу) я в журнале «Детская литература» опубликовал статью, где среди прочих детских книжек критиковал какую-то Владислава Крапивина. Статья была не о нём. Больше я о нём никогда не писал, и поэтому, когда мне с Урала прислали его книжку, где отрицательный герой носит фамилию Красухин, я понял, что и той одной моей статьи оказалось достаточно, чтобы Крапивин считал меня своим врагом.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Четвертый путь к сознанию - Георгий Иванович Гурджиев - Науки: разное / Эзотерика
- Религия и культура - Жак Маритен - Религиоведение
- Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев - Политика