Круглый год с литературой. Квартал четвёртый - Геннадий Красухин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Разная литература / Цитаты из афоризмов
- Название: Круглый год с литературой. Квартал четвёртый
- Автор: Геннадий Красухин
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошёл в библиотеку. Нет у Ляпина книг. Возвращаюсь. «Тогда в номер ставим реплику, – говорит Кривицкий. – Её смысл: нельзя так обращаться с молодым поэтом. Стихи хорошие, патриотические. А мастерство – дело наживное. Лучше всего, если подпишет студент. Обратитесь к Румеру».
Залман Румер заведует отделом писем. У него картотека: телефоны и адреса людей разных профессий. Они подпишут любую нужную газете заметку. Тем более что им выплатят гонорар.
Что ж. Напечатали мы такую реплику. А через короткое время передаёт мне Кривицкий книжку, подписанную Александру Борисовичу Чаковскому. Автор – Игорь Ляпин. «Только что вышла, – говорит Кривицкий. – Чаковский дал месяц сроку».
Всё ясно. Звоню, заказываю рецензию. Сразу получаю согласие. «С удовольствием, – говорит мне поэт-середняк, – напишу». «А кто этот Ляпин?» – спрашиваю. «Не знаешь? – удивляется собеседник. – Он уже неделю, как заведует отделом поэзии в «Современнике».
Давно это было! С тех пор Ляпин, как я уже говорил, – постоянно на руководящих должностях. Последняя – первый секретарь Союза писателей России, правая рука председателя Союза Валерия Ганичева. На этом посту и умер 2 июня 2005 года.
* * *Сергей Никитин – имя в своё время известное. Его ставили рядом с именами Юрия Нагибина, Юрия Казакова. Хотя объективно их проза была сильнее. Но и у Никитина попадались симпатичные рассказы. Он работал в жанре лирической прозы.
Первый сборник рассказов Сергея Константиновича Никитина, родившегося 10 октября 1926 года, вышел в 1952 году. А всего он выпустил более сорока книг. Притом, что прожил на свете 47 лет: умер 18 декабря 1973 года. Что ж, никаких двусмысленностей в своей прозе он не допускал. Занимал неплохой пост ответственного секретаря писательской организации Владимирской области. Критиковать его было не за что. Может, только за несколько однообразную манеру повествования. Но это никого не смущало. Сама эта манера нравилась:
«Знаете ли вы эти дни апреля, когда в скрытых от солнца уголках ещё лежит снег, ещё пахнет им тревожно и шально воздух, а на припёках уже зеленеет трава, и хилый, сморщенный, вдруг сверкнёт в глаза, как золотой самородок, первый одуванчик? В такие дни впервые отворяют окна, сметая с подоконников дохлых мух; в такие дни, блаженно улыбаясь, часами сидят у ворот на лавочках; в такие дни кажется, что счастье – это просто солнце, просто воздух, просто жизнь сама по себе. О, как мы ждали этих дней! У каждого городского человека случаются минуты, когда его начинают раздражать автобусы, афиши, прокуренные коридоры учреждений, и ему хоть ненадолго хочется сменить небо над головой. Откроет вечером форточку, хватит полной грудью весеннего воздуха, и кровь загудит в висках, спутаются мысли, захочется чёрт знает чего – дикой скифской скачки на коне, какой-нибудь драки, или хотя бы упругого, нагруженного запахами весны, влажного ветра в лицо. Тогда-то и начинает он, ещё задолго до сезона, трепетно перематывать лески, набивать патроны, смолить лодку… И в добрый час! Я твёрдо верю, что путь к природе – это путь к прекрасному не только вне себя, но и в себе. Кто волновался, вдохнув буйный запах черёмухи, видел, как раскрывается на рассвете точёный цветок лилии в тихой заводи реки, грустил, провожая взглядом осенний караван журавлей, проходил, как по сказке, по зимнему ельнику, – тот и в себе неизменно открыл что-то прекрасное».
Так начинался один из рассказов Никитина «Голубая планета», и этому началу отзывались другие начала, другие рассказы и повести. Но даже мой знакомец, немецкий славист Вольфганг Казак в своём знаменитом «Лексиконе русской литературе XX века», где он весьма резко отзывался о многих советских писателей, не обращает внимания на повторы в прозе Никитина, а пишет, что тот развивает традиции Тургенева, Бунина и Паустовского. «Его проза далека от политики, не содержит ни пропаганды, ни общественной критики, – замечает Казак, – но она отражает время. Его сюжеты не оригинальны, но выписаны психологически точно, он ориентируется на добро, не избегая при этом описания зла и страданий. В своих коротких рассказах Никитин стремится к охвату целых человеческих судеб, сохраняя спокойный и плавный ход повествования».
Так-то оно так, но возникает вопрос: почему Тургенева, Бунина, Паустовского помнят, а Никитина – нет? Почему помнят Нагибина и Юрия Казакова, а Никитина забыли? Причуды времени? Но почему в своей причудливости оно выбрало Никитина, а не, скажем, Казакова?
* * *Когда она была восьмилетним ребёнком, Жуковский посвятил ей стихи, которые записал в альбоме её матери:
Тебе вменяют в преступленье,Что ты милее всех детей!Ужасный грех! И вот моё определенье:Пройдёт пять лет и десять дней!Ты будешь страх сердец и взоров восхищенье!
Уловив некоторое сходство её судьбы с судьбою пушкинской Татьяны, некоторые современники уверились, что с неё писал свою героиню Пушкин. Да и сама она в это верила, радовалась: «Как верно угадал Александр Сергеевич черты моего характера, самую душу мою». Она так в это верила, что позднее даже называла себя Таней.
Но её звали Наталья Дмитриевна. Девятнадцати лет в сентябре 1822 года она вышла замуж за своего двоюродного дядю Михаила Фонвизина, участника Отечественной войны 1812 года и заграничных походов, генерал-майора. Их сыну было два года, когда 3 января 1826 года Фонвизин был арестован по делу декабристов, признан виновным и отправлен на 25 лет в Сибирь.
От беременной Натальи Дмитриевны арест Фонвизина попытались скрыть. Но она, узнав истину, отправилась в Петербург, где в Петропавловской крепости находился муж, организовала с ним тайную переписку и вернулась в Москву, где 4 февраля 1826 года у неё родился второй сын.
Оставив сыновей на попечение матери, в начале 1828 года она отправилась за мужем в Читу. Там болела. Переехала вслед за мужем в Петровский завод в 1830 году, где родила ещё двух сыновей. Но оба умерли в раннем возрасте.
Дальше Фонвизину был определён для жительства Нерчинск. Но родные добились для него Енисейска. В Енисейске здоровье Натальи Дмитриевны поправилось. Здесь она подружилась с друзьями мужа П.С. Бобрищевым-Пушкиным и И.И. Пущиным.
В 1835 году чета переехала в Красноярск, в 1837-м – в Тобольск.
В Тобольске в 1850 году Наталья Дмитриевна добилась свидания с находящимися в тюрьме Ф. Достоевским, М. Петрашевским с другими арестованными по делу Петрашевского. Позже Достоевский вспоминал, что к нему приходила Н.Д. Фонвизина и подарила Евангелие со спрятанными в переплёте десятью рублями.
В юности она была истово религиозна. Жаждала аскетических подвигов, бежала в монастырь под мужским именем Назарий, но была возвращена с дороги.
Из Сибири она переписывается с духовными лицами. Подробно кается в своей чувственности, в проявлении пылких страстей. В сорокапятилетнем возрасте отказалась от внешнего благочестия, увлеклась танцами. Её осуждали за поведение, несогласное с жизнью в духе.
В феврале 1853 года Фонвизину разрешили вернуться из Сибири, жить в имении брата Марьино Бронницкого уезда Московской губернии под надзором полиции. Въезд в обе российские столицы ему был строжайше запрещён.
В Марьино чета приехала в мае 1853 года, а почти через год – в апреле 1854-го Фонвизин умер.
Наталья Михайловна некоторое время жила в Москве в доме своих родственников – Грушецких, бурно переписывалась с И.И. Пущиным, которому признавалась, что покойный муж не удовлетворял её физически. Называя себя Таней, то есть отождествляя себя с пушкинской Татьяной, она писала Пущину: «Не хочу я твоей тёплой дружбы, дай мне любви горячей, огненной, юношеской, и Таня не останется у тебя в долгу…»
В апреле 1856 года по манифесту Александра II Пущин был амнистирован. В 1857-м он обвенчался с Натальей Дмитриевной. Но поздний этот брак был недолгим: в апреле 1859 года Пущин умер.
А Наталья Дмитриевна умерла 10 октября 1869 года. Родилась 1 апреля 1803 года. Существует предание, что Лев Толстой хотел сделать Наталью Дмитриевну главной героиней своего ненаписанного романа «Декабристы». Правда ли это, гадать не станем. Но что совершеннейшая правда – это то, что Толстой читал «Исповедь» Н.Д. Фонвизиной, которую она оставила потомкам.
11 ОКТЯБРЯ
Конечно, Бориса Пильняка погубила «Повесть непогашенной луны», написанная в 1926 году. И совершенно неважно, что он был арестован через 11 лет – в 1937-м.
Сталин был злопамятен, но терпелив. Умел ждать. Смешно думать, что он простил Пильняку повесть, которая прямо-таки взывает к реальному убийству Фрунзе в 1925 году под ножом хирурга. Сомневаться, что Сталин приложил к этому убийству руку, не приходится. Ему не нужен был этот сменивший Троцкого председатель РВК и нарком-военмор. На таких ключевых постах ему нужны были проверенные свои люди. Типа Ворошилова или Будённого. Он и поставил Ворошилова на оба поста, оставленных Фрунзе, который поработал на них всего десять месяцев.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Четвертый путь к сознанию - Георгий Иванович Гурджиев - Науки: разное / Эзотерика
- Религия и культура - Жак Маритен - Религиоведение
- Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев - Политика