Круглый год с литературой. Квартал четвёртый - Геннадий Красухин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Разная литература / Цитаты из афоризмов
- Название: Круглый год с литературой. Квартал четвёртый
- Автор: Геннадий Красухин
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С наслаждением прочитал я её биографические книжки «Ровесники Октября» (написана в 1964–1975, напечатана в 1997-м) и «Правдёнка» (1999).
Ещё раз скажу: человек удивительной силы духа. И огромного личного мужества.
Чего Вы не найдёт в её книгах, так это – фальши. Вот в заключение – отрывок из небольшой главки из книжки «Ровесники Октября» (а она, скончавшаяся 29 ноября 2007 года, действительно была ровесницей революции: родилась 4 марта 1917 года):
«Гремят, гремят жаркие трубы!.. Гремят чёрные тарелки репродукторов, взволнованными заголовками пестрят газеты. Впервые в истории нашего государства мы сами нарушили границу, перешли её, двинулись на запад – освобождать другие народы.
Потому что нельзя иначе. Потому что немцы уже в Варшаве, и не двинься мы – они подомнут под себя всю территорию нынешней Польши, так же как подмяли Австрию и Чехословакию. Не можем мы этого допустить. Этого – не можем. Потому что украинцы и белорусы, единокровные братья наши (впервые вместо «братьев по классу»– «единокровные»!), – братья наши давно уже обращают к нам исполненные ожидания взгляды. Не можем мы их предать. Если польское правительство не в силах защитить их от фашизма – на защиту двинемся мы. Война? Может быть, и война, – но пусть будут спокойны и счастливы доверившиеся нам народы! […]
И вот мы на митинге – мы тесно сидим на скамьях, спрессованы в дверях и проходах. Мы едины во всём – так мы это всё ощущаем. Едины все – от седого профессора до розового первокурсника. Такие мы. И если профессор истории будет вдумчиво повествовать об исконных судьбах освобождаемых нами земель (не очень правдиво повествовать и не очень точно, но не нам же, в нашем дремучем невежестве, уличать его в этом!), если профессор будет, таким образом, подводить, так сказать, теоретическую базу, то первокурсник рванётся на трибуну лишь затем, чтобы заверить партию, заверить любимого вождя в нашей готовности немедленно, по первому зову… Как любим мы сейчас этого человека на портрете, как легко усматриваем доброту и мудрость там, где, возможно, нет ни доброты, ни мудрости, – в его едва пробивающейся улыбке победительного честолюбия. Нам хочется добра – и мы видим добро, – это всё так несложно, в сущности!.. Да и как нам не любить его сейчас, если он уверенно и спокойно ведёт нас к тому, что мы и есть, – он так нас осчастливил сегодня!.. И когда звучит здравица в его честь, даже самые сдержанные из нас хлопают самозабвенно, не щадя ладоней.
И вот ведь что интересно: ни один из нас не вспоминает недавнего – того, как этот человек, округло сложив на животе руки, просто и буднично, словно ничего естественнее этого нет, фотографировался рядом с облизанным, словно новорожденный телёнок, Риббентропом…
Мы горестно недоумевали тогда, но мы не сомневались: значит, это действительно необходимо. Почему же теперь – если так это всё было необходимо – почему теперь мы не усматриваем ни малейшей связи между этой недавней, месяца не прошло, встречей и событиями 17 сентября?… Ни единой мысли о сговоре: с фашистской Германией – сговор! Ни единой мысли о разделе Польши – что мы, империалисты?… Мы идём на запад, потому что немцы уже в Варшаве, – только так. Идём защищать, идём освобождать – только! Бескорыстные, мы вовсе не думаем о том, что отодвигаем нашу же границу от жизненных центров! Мы готовы защищать любую государственность, да, любую, которую изберут освобождённые нами народы, – но разве сомневаемся мы хоть на миг, что государственность эта будет советской!.. Ни малейшего исторического опыта, ни тени политического цинизма. Доброта и глупость, только! Высочайший душевный взлёт, душевная переполненность, музыка мировой революции, победно гремящая в ушах, – музыка, которую только мы и слышим… Сколько грязных газетных листов мы ещё оживим, отогреем своим дыханием!..
О мои сверстники, мои глупые, чистые, удивительные мои друзья!.. Не тогда ли и в самом деле, не в это ли памятное утро старуха история ходила между нами и, по-хозяйски прищурясь, заглядывала в наши лица, прикидывала – как получше распорядиться ей этим бескорыстием, этим бездумием? Печи, что ли, топить – такими! – конопатить щели, мостить мосты?…»
* * *Когда-то в молодости я прочёл это стихотворение, которое мне сразу запомнилось:
– Из чего твой панцирь, черепаха? —Я спросил и получил ответ:– Он из пережитого мной страхаИ брони надёжней в мире нет.
Потом я прочитал книги автора этого четверостишия Льва Яковлевича Халифа, родившегося 29 ноября 1930 года, «Мету», «Стиходром» и книгу прозы «ЦДЛ». Успел познакомиться с самим автором ещё до исключения его из Союза писателей (1974) и отъезда в США (1977).
А уже сильно потом – в 2002 году прочитал в нью-йоркском «Новом журнале» вот это его стихотворение:
Старость – явно за что-то месть —не рука отнимается, не нога – отнимаешься весьот всего, что в глазах ещё не померкло,хотя и не слишком торопишься лезтьраньше времени к батьке небесному в пекло.Старость – явно за что-то месть,Старость – это молодость в камере пытки,где всегда не хватает посадочных мест,но зато лежачих в избытке.
Мне нравятся эти стихи.
Кстати, книга «ЦДЛ» в США была бестселлером. В 2001 году расширенное её издание выпустили в Екатеринбурге.
* * *Арашалуис Михайлович Аршаруни, родившийся 29 ноября 1896 года, участвовал в революционном движении и в Гражданской войне в Армении и на Кавказе.
Окончил историко-филологический факультет Варшавского университета, потом – Институт красной профессуры (1924).
Одно время был ответственным инструктором ЦК ВКП(б).
Уже в 1925-м издал книгу «Что делается в Китае», а на армянском языке – книгу «СССР и народы Востока» (в русском переводе вышла в 1937 году).
Он знал многие восточные языки, в том числе тюркский, арабский, древнеперсидский.
Ему принадлежит множество работ о национально-культурном строительстве и проблемах национально-художественного творчества, о народах Востока в различной сфере их жизни.
Он занимался историей восточных религиозных движений «Бехаизм» (1930), «Бабизм» (1931), «Очерки панисламизма и пантюркизма в России» (совместно с Х. Габидуллиным, 1931), «Ислам: сборник статей» (1931).
Исследовал и написал множество статей о театральной культуре Армении, о её актёрах, её кинофильмах. В 1930-х гг. был заведующим литературно-сценарным отделом «Востоккино».
Писал о фольклоре Армении и народов Востока. Об эпосе «Давид Сасунский», «Кёр-оглы», о творчестве акынов.
Но – что было, то было – составил в 1936 году объёмную книгу «Сталин в песнях народов СССР».
Прожил большую и благополучную жизнь. Умер 20 октября 1985 года.
* * *Хорошо помню в «Новом мире» мемуары Евгения Александровича Гнедина, родившегося 29 ноября 1898 года, ставшего крупным дипломатом и арестованного в 1939 году. В «Новом мире» Гнедин, в частности, описывал, как он сидел в кабинете Берии напротив хозяина, зажатый с одной стороны Кобуловым, а с другой лейтенантом НКВД. По сигналу Берии Кобулов сильнейшим ударом бил Гнедина по скуле, тот падал на лейтенанта, который ударом кулака по другой скуле возвращал его Кобулову.
И так как Берия ничего от Гнедина добиться не мог, он приказал раздеть заключённого положить его на ковёр и избивать дубинками, пока не признается. В избиении участвовали уже несколько человек, но Гнедин пытку выдержал.
А требовали от него показаний на М.М. Литвинова, бывшего наркома по иностранным делам (или не ставшего ещё бывшим, но освобождённым от поста в 1939-м).
Значительно позже я прочёл письмо Е.А Гнедина в редакцию журнала «Новый мир» о произведении Бориса Дьякова «Повесть о пережитом»:
«В моей памяти предстают совершенно другие образы интеллигентов в лагере. Вот три женщины в самый канун ледохода везут на себе через реку по мокрому льду, рискуя жизнью, сани, гружённые мукой, и делают это по собственной инициативе, чтобы накормить застрявшую в поле бригаду весьма смешанного состава. Все эти три женщины – «высоколобые интеллигентки», две из них кандидаты наук, и две из них коммунистки. Я вспоминаю другую уже немолодую женщину, беспартийную, жену инженера: она и в лагере, и в ссылке состояла в рабочей бригаде, во вредном цехе с необыкновенной дисциплинированностью и вниманием выполняла свои обязанности. Она подорвала своё здоровье и погибла в ссылке. Я вспоминаю, как интеллигент, которого с благословения начальника-майора травил начальник из уголовников, стал откидчиком у пилорамы, и перевыполнял норму вместе с другими рабочими. Студент, попав в лагерь, сделался дорожным рабочим и потом бригадиром, и его бригада была на лесозаготовках чем-то вроде «спасательной команды», когда работа срывалась из-за бездорожья. Эти интеллигенты действительно способствовали выполнению плана, в отличие от героя повести Дьякова, который видел свою доблесть в том, чтобы на собрании начальства и служащих больницы декламировать о необходимости организовать среди измученных и бесправных заключённых социалистическое соревнование, то есть высшую форму сознательного отношения к труду свободного человека. Среди заключённых было много сознательных людей, но нельзя же утверждать, что они были свободными людьми…»
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Четвертый путь к сознанию - Георгий Иванович Гурджиев - Науки: разное / Эзотерика
- Религия и культура - Жак Маритен - Религиоведение
- Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев - Политика