Возвращение Будды. Эвелина и ее друзья. Великий музыкант (сборник) - Гайто Газданов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Разная литература / Прочее
- Название: Возвращение Будды. Эвелина и ее друзья. Великий музыкант (сборник)
- Автор: Гайто Газданов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жаль, что Мервиля тут нет. Но ты объясни мне наши заблуждения, и если мы были не правы, то мы это признаем.
– Объяснение заключается в том, что я всегда был по природе человеком уравновешенным и спокойным и всегда стремился к той жизни, которая соответствовала бы моему характеру.
– Это ты – уравновешенный и спокойный? Что ты мне рассказываешь?
– Да, да, – сказал он, – это именно так. Таким я был создан, понимаешь? Но все было против меня – эти трудности, эти обстоятельства, это отсутствие поддержки со стороны моей семьи – все. И вот все это, вместе взятое, так на меня действовало, что я не мог быть самим собой, таким, какой я в действительности. И если бы я по природе был таким, каким я был в твоем представлении, то есть несчастным, издерганным человеком с больной нервной системой, то никакие внешние изменения не могли бы привести к тому, к чему они, как видишь, привели. Ты со мной согласен? Ты понимаешь теперь твое заблуждение? И если ты это понимаешь, то имей мужество это признать.
– Охотно, – сказал я. – Но что-то тут еще есть, что от меня – и от тебя тоже, я думаю, – ускользает. Это все не может быть так просто, как тебе кажется. Я думаю, что не обстоятельства тебя изменили, а ты изменился, потому что обстоятельства стали другими.
– Это риторика.
– Не думаю. Есть люди, которые при всех условиях остаются одинаковыми: несчастье или удача, бедность или богатство, болезнь или здоровье – они не меняются. И есть другие, такие, как ты, которые съеживаются, когда холодно, и выпрямляются, когда греет солнце.
– Но если бы твои прежние наблюдения были правильны, то я не мог бы выпрямиться.
– Они были правильны, когда было холодно, и стали неправильны при солнечном свете. Другого объяснения я сейчас не могу найти. Но расскажи мне лучше, как ты живешь?
– Я тебе говорю, – сказал Андрей, – так, как я должен был бы всегда жить.
И он начал мне рассказывать о Сицилии, о небольшом доме на берегу моря, о солнце, купанье, южных сумерках, итальянской кухне.
– Я с удивлением замечаю, – сказал он, – что, в сущности, это благополучие и отсутствие забот – все это можно описать в нескольких словах, и все будет ясно. У счастливых народов нет истории, это верно. Со стороны может показаться, что мое существование бессодержательно. Действительно, делать мне как будто нечего, это то, о чем я всегда мечтал. Крепкий сон, вкус кофе утром, солнечный свет, прогулки, обед, отдых, купанье, время от времени поездка в город вечером, несколько книг, иногда даже газета, но это скучно, у меня не хватает терпения дочитать ее до конца. А главное – ни от кого не зависеть, никому ничем не быть обязанным, не думать, как себя надо вести, как надо действовать в таких-то и таких-то случаях. Ты понимаешь, как все это замечательно?
– Сколько времени ты так живешь?
– Около года. И удовольствие, которое я от этого испы тываю, теперь не меньше, чем было вначале, я бы даже сказал, глубже.
– Последний раз, когда я тебя видел в Париже, ты был с какой-то девушкой, блондинкой, которой я не знаю. Ты в Сицилии один?
– Эта девушка, – сказал он, – моя невеста, она живет со мной. Если хочешь, нас с ней свела судьба. У нее тоже в прошлом безотрадное существование, необходимость зарабатывать на жизнь, полнейшее отсутствие перспектив, как у меня. Мы с ней как-то познакомились в ресторане, куда оба приходили во время обеденного перерыва. То, что нас соединяло, ты понимаешь, это печальная жизнь, которую мы тогда вели, и она, и я. Оба мы были обречены на грустную участь, как нам казалось. И ей, и мне лучшее будущее представлялось несбыточным. Что произошло потом, ты знаешь.
– Да, да, поездка в Перигё и все, что за этим последовало.
– Но я хотел тебя спросить, – сказал Андрей, – как все наши? Что с Мервилем? Как Эвелина? Как Артур?
– Долго было бы рассказывать. Но, в общем, можно сказать, что все благополучно.
– Ты знаешь… я хотел тебе напомнить… если кто-нибудь из вас окажется в трудном положении, не забывай, что у меня теперь есть возможности, которых раньше не было.
– Я как-нибудь поймаю тебя на слове и отправлю к тебе Артура в Сицилию.
– Скажи ему, что он может приехать когда угодно и оставаться там сколько захочет.
– Для того чтобы это ему сказать, надо знать, где он и что он делает, – сказал я. – Ты знаешь, он появляется и исчезает. Он жил у меня некоторое время после того, как вернулся в Париж с юга, но где он теперь, я не имею представления. Эвелину ты можешь увидеть каждый вечер в ее кабаре.
– Оно еще существует?
– До последнего времени существовало. Что будет дальше, не знаю. Жизнь Эвелины, как ты, наверное, заметил, состоит из последовательности сравнительно коротких эпизодов.
– А Мервиль?
– Мервиль – это другое дело.
– Его жизнь тоже состоит из эпизодов – не таких, конечно, как у Эвелины, но все-таки из эпизодов.
– Состояла, Андрей, состояла, а не состоит.
– Что ты хочешь сказать?
– У меня такое впечатление, что его теперешний эпизод носит окончательный характер.
– Та к могло казаться уже неоднократно.
– Нет, нет, раньше каждый раз всем, кроме него самого, было ясно, что это долго продолжаться не может. Теперь это совсем другое.
– Мадам Сильвестр?
– Ее зовут иначе.
– Это меня не удивляет, – сказал Андрей. – Она тебе нравится?
– Как тебе сказать? Я ее слишком мало знаю. Но все это гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
– У меня к ней инстинктивное недоверие. Мне, так же как Артуру, почему-то кажется, что она должна приносить несчастье тем, с кем она сталкивается. Я никогда не мог отделаться от этого ощущения.
– Ты ее видел раз в жизни.
– Я понимаю, я не высказываю о ней никакого суждения. Но у меня от нее органическое отталкивание. Ты ее встречал в последнее время?
– Нет, я ее видел два раза на юге этим летом.
– Она в Париже?
– Да. Но она, кажется, не совсем здорова.
– Как ты ко всему этому относишься? Ты всегда играл роль в жизни Мервиля. Ты не мог бы на него повлиять?
– Начнем с того, что в его жизнь я никогда не вмешивался. Затем – как, по-твоему, я должен был бы на него влиять?
– Не знаю, подействовать на него в том смысле, чтобы он отказался от этой женщины, пока не поздно.
– В том-то и дело, что это слишком поздно, – сказал я.
Андрей пожал плечами. Потом спросил:
– Если я пойду в кабаре Эвелины, я не рискую там оказаться рядом с мадам Сильвестр?
– Нет, можешь быть спокоен.
– Ты знаешь, я соскучился по нашей Эвелине, – сказал он. – Я люблю ее откровенность, люблю, что она всегда прямо идет к своей цели, не останавливаясь ни перед чем, люблю эту ее неудержимость. Я с удовольствием ее повидаю. Знаешь, я чувствую себя в Париже чем-то средним между туристом и паломником.
– Если к числу святых мест относить «Fleur de Nuit».
– Нет, верно, – сказал он. – Я живу в приличной гостинице, этого со мной раньше не бывало, всегда были какие-то чердаки, где я ютился. И Париж мне сейчас кажется не таким, как раньше, он потерял тот мрачный характер, к которому я давно привык, все в нем как-то легче, яснее и проще.
– И жизнь, в конце концов, не непременно должна быть печальна?
– Нет, не непременно. И в паломничестве тоже есть несомненная приятность. Перед отъездом из Сицилии я с удовольствием думал, как я встречу всех вас – тебя, Эвелину, Мервиля, Артура. Есть вещи, которые не забываются. Ты знаешь, например, что тебе, в частности, я искренно благодарен за то, что ты поехал со мной тогда в Перигё.
– Есть за что, – сказал я. – Погода была отвратительная, дорога еще хуже, кормили нас плохо, не говоря уж обо всем остальном.
– Хорошо, – сказал он, вставая. – Мы с тобой еще увидимся. Ты не будешь сегодня вечером у Эвелины?
– Не думаю.
– Я тебе позвоню завтра или послезавтра. Вот тебе адрес моей гостиницы и мой телефон.
И он ушел. Даже походка его совершенно изменилась. В прежнее время, когда я видел его со спины на улице, у меня было впечатление, что это идет старый, усталый человек. Теперь в его движениях появились легкость и гибкость, которых не было раньше. Но за этими чисто внешними изменениями было что-то другое, чему я не мог найти объяснения. Изменились его суждения, появилась какая-то небрежность, характерная для человека, уверенного в себе, – и я думал: неужели то, что в его распоряжении оказались деньги, которых у него не было раньше, могло так на него повлиять и сделать его неузнаваемым? Или, может быть, он действительно был прав, утверждая, что мы были поверхностными наблюдателями и плохо его знали? Мне, однако, казалось, что таким, как теперь, он раньше просто не мог быть. Он был все-таки сыном своего отца и братом Жоржа, для которых самое важное значение в жизни имели деньги. Но в их представлении они приобретали какую-то почти мистическую ценность, были чем-то вроде безмолвного и могущественного божества, к которому они питали безграничное уважение.
- Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин - История
- Элина Быстрицкая. Красавица с характером - Юлия Игоревна Андреева - Биографии и Мемуары
- Книга пяти колец - Мусаси Миямото - Древневосточная литература
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Махно и его время: О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине - Александр Шубин - История