Возвращение Будды. Эвелина и ее друзья. Великий музыкант (сборник) - Гайто Газданов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Разная литература / Прочее
- Название: Возвращение Будды. Эвелина и ее друзья. Великий музыкант (сборник)
- Автор: Гайто Газданов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с удивлением на нее смотрел. Кто ее научил так говорить и так думать?
– Я вижу, что действительно мало знал о вас, – сказал я, – только то, в конце концов, что вы нашли нужным мне сообщить. Но я не мог ожидать, что любовница Амара будет говорить таким языком. Где вы ему научились?
– Вы невнимательно слушали меня, когда я вам рассказывала о моей жизни. Я несколько лет служила у старого доктора, у него была большая библиотека, я прочла много книг.
– И он умер своей смертью?
Она посмотрела на меня с упреком. Я молчал. Тогда она сказала:
– В вашем мире, оказывается, можно быть еще более жестоким, чем в моем. Да, он умер своей смертью.
– То, в чем судьба, как вы это называете, отказала Павлу Александровичу.
– Это была двойная смерть. Потому что мне кажется, что с той минуты, когда он умер, я тоже перестала существовать.
Я слушал ее слова и испытывал сложное чувство – бешенства, отвращения и печали.
– Слушайте, – сказал я, стараясь говорить спокойно, хотя это мне стоило большого усилия. – Я вам скажу, что я думаю. Вы связали вашу жизнь с Амаром.
– Я его любила, – сказала она вялым голосом.
– Вы видели, вероятно, – недаром же вы были в Африке, – выгребные ямы при ярком солнечном свете. Вы видели, что там внизу, в нечистотах, медленно ползают беловатые короткие черви. Вероятно, их существование имеет какой-то биологический смысл. Но омерзительнее этого зрелища я ничего не могу себе представить. И я всякий раз, удерживая судорогу отвращения, вспоминаю это, когда думаю об Амаре. Ваша любовь, как вы говорите, к нему окунула вас в эти нечистоты. И никакая сила, никакая готовность следовать чьим бы то ни было советам, никакая вода не смоет с вас этого. Я буду откровенен до конца. Так, как сдают комнаты в гостиницах, так вы сдавали ваше тело – и скажите мне спасибо за то, что я не употребляю более точного слова, – бедному Павлу Александровичу. Согласитесь, что это не стоило той цены, которую он за это заплатил.
Она неподвижно смотрела на меня своим тяжелым взглядом.
Я проглотил слюну – мне было трудно говорить.
– Теперь вы приходите ко мне за советом. Но ваши намерения слишком прозрачны, чтобы я мог в них сомневаться. И одна только мысль о вашем прикосновении вызывает у меня отвращение.
– Правда? – сказала она, поднимаясь с кресла.
Я встал со стула, на котором сидел. Ее бледное и чем-то неподдельно страшное лицо, – и я подумал, что не случайно она была любовницей убийцы, – приблизилось ко мне.
– Уходите! – сказал я почти шепотом, потому что у меня прерывался голос. – Уходите, или я вас задушу.
Она заплакала, закрывая лицо руками, и вышла из комнаты. Я ощущал раскаяние и сожаление, позднее и напрасное, в сущности, потому что я знал, что ничего нельзя было ни исправить, ни вернуть. И я подумал, что и ее поведение, и ее расчеты были одновременно и неправильны, и естественны. С ее умом она должна была бы понять, что, действуя так, она поступает ошибочно. Но она была жертвой той среды, в которой прожила свою жизнь, тех воспоминаний, которые давили на нее, той совокупности мрачных и печальных вещей, которые составляли ее существование. Никакие прочитанные книги не могли этого изменить. Было бы, конечно, несправедливо обвинять ее в том, что она не походила на героиню добродетельного романа. Но она была именно такой, какой была, и из этого выткано все, вплоть до выбора ее любовника и ответственности за него. Я, впрочем, не верил, что она ничего не знала о проекте убийства, я только был убежден в том, что она никому бы этого не сказала. И чтобы это узнать, нужно было ждать ареста и признаний Амара.
Он скрылся в тот день, когда за ним пришли, и исчез так же, казалось, бесследно, как незадолго до этого исчезла статуэтка Будды. Прюнье предполагал, что ему, может быть, удалось вернуться в Тунис. Во всяком случае, дни проходили и полиция не могла обнаружить не только его самого, но даже следов его пребывания там, где его искали. И все-таки, когда следователь сказал мне, что его арест – вопрос времени, он знал, что говорил. Рано или поздно кто-либо из его знакомых или друзей, которому он когда-нибудь резко ответил, или который завидовал его временному парижскому благополучию, или который хотел застраховаться перед полицией на всякий случай, в силу этой причины или другой, еще менее значительной на первый взгляд, должен был дать знать кому следует, что Амар скрывается там-то или бывает в таком-то кафе. Это могло произойти в Париже, или в Ницце, или в Лионе, или в Тунисе, но это было неизбежно. Он мог бы уехать в Южную Америку – на это у него не было, вероятно, средств, и вряд ли он думал об этом. Как выяснилось впоследствии, он прожил некоторое время в Марселе и затем вернулся в Париж.
Его обнаружили в одном из кафе возле place d’Italie. Он бросился бежать. Описывая потом обстоятельства его ареста, некоторые газеты называли его трусом. Я думаю, что это было несправедливо. У него, конечно, не было морального мужества, как это выяснилось при допросах и позднее, на процессе. Но он обладал несомненной физической храбростью. Он плохо и медленно понимал вещи, которые с ним происходили, это был свирепый и примитивный человек, едва умевший читать и писать. Ни его душевной силы, ни его умственных способностей никогда не хватило бы, чтобы понять необходимость или возможность сопротивления после того, как даже ему стало бы ясно, что его положение безвыходно. Он не был способен понять, что может существовать какая-то иная реальность, кроме той, которая определяется простейшим материяльным соотношением сил. Но у него было мужество преследуемого и защищающегося животного. Все поведение его доказывало, что он плохо, конечно, учитывал положение: если бы он мог это сразу понять – что было нетрудно, – он сдался бы без сопротивления. Его преследовали двое полицейских. На что он мог рассчитывать в своем бегстве? Он волочил ногу, и было очевидно, что он далеко не уйдет. Его окончательно погубила ошибка в маршруте: он свернул в тупик, думая, что это улица. Когда первый полицейский догнал его, он ударил его ножом – опаснейшим в его руке оружием, которым он владел, как виртуоз. Оказалось, однако, что этот полицейский стоил любого противника, вооруженного ножом, потому что он успел с необыкновенной быстротой подставить под удар свою толстую синюю накидку. Если бы он сделал это движение на какую-то часть секунды позже, он был бы убит. В это время подоспел второй полицейский, который свалил Амара ударом в подбородок. Еще через полминуты все было кончено – и в вечерних газетах уже появились фотографии арестованного.
Его решение не отвечать на вопросы было сломлено очень быстро, и он рассказал, не скрывая ни одной подробности, как все произошло.
Это началось, по его словам, с того, что Зина посоветовала дочери внушить Павлу Александровичу мысль о необходимости составить завещание. Щербаков в течение некоторого времени уклонялся от разговоров на эту тему, но потом однажды сказал, что завещание сделано и лежит у нотариуса. Ни Зина, ни мышастый стрелок, ни сам Амар, ни даже Лида не сомневались, что Павел Александрович все оставляет, конечно, ей: как это могло бы быть иначе? После этого начались длительные и почти ежедневные обсуждения того, как именно его следует устранить. В ожидании окончательного решения Амар, по совету Зины, стал брать уроки автомобильной езды – тотчас же после получения наследства он собирался купить машину. У них всех было преувеличенное представление о состоянии Павла Александровича, они были убеждены, что он крупный миллионер. Сожитель Зины предлагал постепенное отравление мышьяком. Зина считала, что лучше открыть газовый кран, когда он заснет. У Лиды не было никаких собственных предположений, и хотя она не протестовала против этих семейных проектов, но относилась к ним очень сдержанно.
Но, в общем, ни один из этих способов не получил единогласного одобрения, и никакого решения принято не было. Надо было ждать подходящего случая, чего-то неопределенного и далекого. Амару хотелось иметь автомобиль, он хотел лично распоряжаться деньгами, которые останутся после Щербакова, и не мог больше ждать. Поэтому он решил привести в исполнение свой собственный план. Обстоятельства, на первый взгляд, ему благоприятствовали. Он знал, что я бываю у Павла Александровича, и хотя он никогда меня не видел, но имел обо мне вполне определенное представление, и Лида даже сказала ему однажды:
– Этот тип может оказаться опасным.
Внешний расчет Амара был чрезвычайно прост и соблазнителен, но его воображение не шло дальше самых непосредственных вещей. Все улики были против меня. Ему не пришла в голову мысль поставить себя на мое место и попытаться рассуждать так, как должен был бы рассуждать я, если бы у меня действительно появилось чудовищное и бессмысленное намерение убить Павла Александровича. Ему казалось, что его план непогрешим. В дансинге, когда Лида танцевала с одним из многочисленных кавалеров, он достал из ее сумки ключи от квартиры Щербакова и положил их в карман. Затем он сказал ей, что уходит на короткое время и скоро вернется, вышел на улицу, взял такси и доехал до угла rue Chardon Lagache и rue Molitor. Было около часа ночи. Он стал ждать, когда я уйду.
- Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин - История
- Элина Быстрицкая. Красавица с характером - Юлия Игоревна Андреева - Биографии и Мемуары
- Книга пяти колец - Мусаси Миямото - Древневосточная литература
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Махно и его время: О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине - Александр Шубин - История