Самый страшный злодей и другие сюжеты - Борис Акунин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Разная литература / Прочее
- Название: Самый страшный злодей и другие сюжеты
- Автор: Борис Акунин
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денег было много. Д’Аннунцио решал финансовые проблемы очень просто: его корабли нападали на грузовые пароходы и потом возвращали их за выкуп. Всякого другого морского шалуна обвинили бы в пиратстве – а тут поэт, большой ребенок, что с него возьмешь? За один только сухогруз «Конье», транспортировавший автомобили и дорогие товары, дуче получил 12 миллионов.
Да-да, это Д’Аннунцио впервые нарек себя титулом «дуче», а Муссолини впоследствии собезьянничал. У фашистов с креативностью дела обстоят так себе, поэтому Муссолини вообще многое позаимствовал у нашего поэта: и знаменитые факельные шествия, и судьбоносный поход на Рим «второй дуче» сплагиатил.
Поэт-диктатор произносит речь, Выпустить почтовую марку – это важно
Еще одно слово, знакомое нам совсем в другом значении, – Холокост. Д’Аннунцио называл свое княжество Городом Холокоста, но не в освенцимском, а в декадентском смысле. Мол, из Фиуме на прогнивший Запад хлынет всеочищающий апокалиптический огонь.
В сущности, адриатический спектакль 1919–1920 годов был потешной репетицией грядущих весьма непотешных событий.
Ах, как хорошо правилось Поэту в его праздничном государстве, откуда были изгнаны будни! В каждом доме – добровольно, не по принуждению – на почетном месте красовался портрет или бюст Великого Человека. Мужчины брились наголо, началась повальная мода на плешивость.
Суд Поэт вершил не по законам, которых не существовало, а по собственному «инстинкту справедливости». Был милосерден и снисходителен. Смертных приговоров в Фиуме не выносили, высшей мерой считалось изгнание за пределы республики.
Изгнанники покидали рай стеная и плача, зато прибывали всё новые и новые граждане, в основном молодые. Слух о сказочном княжестве разнесся широко.
Здесь всё время выпивали и закусывали, свободно продавался кокаин, царила неслыханная свобода нравов – непрекращающаяся пятнадцатимесячная собачья свадьба. На воде по ночам покачивались лодки с разноцветными фонариками, тротуары благоухали одеколоном. И все нарядные, в романтичных развевающихся плащах, в белоснежных шарфах и с непременным римским кинжалом на поясе. Серенады, дуэли, смех и песни.
Эффективная политтехнология: никого не карать, всех награждать
Когда читаешь про жизнь города Фиуме при диктаторе Д’Аннунцио, начинаешь сентиментально думать: а может, пускай на земле правят поэты? Люди они, конечно, несерьезные, но ведь не хуже умников, которые строят концлагеря и затевают войны?
Увы, каникулы вечно продолжаться не могут. Непоэтичному итальянскому правительству надоел этот бардак, и однажды приплыл большой дредноут и пальнул по дворцу поэта настоящим снарядом. Д’Аннунцио, тучка золотая, обиделся и уехал. «Утром в путь она умчалась рано, по лазури весело играя», а город Фиуме вернулся к своей скучной провинциальной жизни.
Из комментариев к посту:
anna_epshtein
Потрясающий человек, а итальянское правительство, как водится, болваны. Они попросту перетрусили, что такая личность может и Италию возглавить, а всю их гоп-компанию с почетом проводить на пенсию, с него бы сталось. Жаль, не довелось встречать его с самой большой пальмовой ветвью наперевес.
yaroslavtur
Поймал себя на какой-то боязливой зависти к тем сумбурным временам. Конечно, поэт во власти, да еще окруженный экзальтированными соправителями – штука крайне сомнительная, даже тревожная. Но вот есть у нас власть, некоторые представители которой вообще не уверены в существовании поэзии. Здоровый, значить, практицизьм так и прет. И что – это лучше?
Вообще – можно ли обозначить если не гениального, то хотя бы толкового правителя через набор качеств и характеристик? Или умение править – талант, способный прорасти на любой почве?
chereisky
На фиумской марке изображен знаменитый девиз Д’Аннунцио, позаимствованный у Тита Ливия, а тем – у Марка Фурия Камилла: Hic manebimus optime. По-латыни звучит прекрасно, а на русский труднопереводим. Мой вариант: Тут заторчим в кайф.
«Святые люди»
10.05.2011
Думаю, что многие, подобно мне, понимающе усмехались, читая, как Лиля Брик откликнулась на солженицынский рассказ о чекистских палачах: «Боже мой! А ведь для нас тогда чекисты были – святые люди!»
Надо же, цаца какая, должно быть, подумали вы. Чекистов она, видите ли, святыми считала. Врет и не краснеет, старая бесстыдница.
Ладно. Лиля Брик мучила бедного Маяковского, много о себе понимала и обладала кошачьей живучестью. За это мы ее дружно не любим, доверия ей никакого нет.
Но вот натыкаюсь в дневниках Дмитрия Фурманова на любопытный пассаж. Пролетарский литератор записывает впечатления от разговора с Бабелем:
«…Потом говорил, что хочет писать большую повесть про ЧК.
– Только не знаю, справлюсь ли – очень уж я однобоко думаю о ЧК. И это оттого, что чекисты, которых знаю, ну… ну, просто святые люди, даже те, что собственноручно расстреливали… И опасаюсь, не получилось бы приторно. А другой стороны не знаю».
Бабель не Лиля Брик. Бабеля мы любим. Он написал одесские рассказы и был репрессирован. Чего это он тоже запел про «святых людей»?
Оно конечно, Исаак Эммануилович был человек хитрый и даже циничный.
(Не удержусь, уклонюсь от темы – приведу еще одну цитатку из дневника Фурманова. Как Бабель вешал лапшу на уши доверчивому литначальнику, трогательно лелеевшему свое скромное дарование.
Фурманов пишет: «Это золотые россыпи, – заявил он мне. – „Чапаев“ у меня настольная книга. Я искренне считаю, что из гражданской войны ничего подобного еще не было. И нет.…Вы сделали, можно сказать, литературную глупость: открыли свою сокровищницу всем, кому охота, сказали щедро: бери! Это роскошество. Так нельзя». Свой рассказ простодушный Фурманов заключает словами: «Простились с Б. радушно. Видимо, установятся хорошие отношения. Он пока что очень мне по сердцу».)
Такие лица у обоих, вероятно, и были во время этого разговора
Мог, конечно, Бабель правоверному большевику и про чекистов на голубом глазу подсюсюкнуть. Смущает термин, точь-в-точь повторенный Лилей Брик сорок лет спустя. Похоже, что в кругу этих ярких, злоязыких и, мягко говоря, неглупых людей подобное определение было в ходу. Не думаю, что в ироническом контексте, и вряд ли из страха перед стукачами. Времена (середина двадцатых) были пока еще относительно нестрашные. Мне кажется, что Бабель и вообще литбратия действительно считали чекистов святыми.
Ужасом и восхищением пронизан рассказ Бабеля «Фроим Грач». Там, кто не помнит, описано, как 23-летний рыцарь революции Симен, председатель одесской ЧК, в минуту, безо всякого разбирательства, поставил к стенке легендарного налетчика, пришедшего к нему просто «поговорить по-человечески». Во втором чекисте, следователе Боровом, легко угадывается сам автор. Этот маленький рассказ многое объясняет и про «святость», и про пиетет по отношению к чекистам.
Справа – ЧК, где «вывели в расход» одесскую легенду
Симен говорит потрясенному расправой Боровому: «Ответь мне как чекист, ответь мне как революционер – зачем нужен этот человек в будущем обществе?» «Не знаю, – Боровой не двигался и смотрел прямо перед собой, – наверное, не нужен…»
Но самое страшное, на мой взгляд, не это, а следующие два предложения, которыми заканчивается рассказ:
«Он [Боровой] сделал усилие и прогнал от себя воспоминания. Потом, оживившись, он снова начал рассказывать чекистам, приехавшим из Москвы, о жизни Фройма Грача, об изворотливости его, неуловимости, о презрении к ближнему, все эти удивительные истории, отошедшие в прошлое…»
В этом для меня весь Бабель: «потом, оживившись»…
Бог с ним, с несчастным Бабелем. Во-первых, он дорого заплатил за свою очарованность стальными людьми, а во-вторых, мой пост не про литераторов, а про «святых чекистов».
Тут всё очень непросто. Мы можем сколько угодно потешаться над советскими фильмами про гражданскую войну, ненавидеть картавых ильичей и железных феликсов, но что правда, то правда: большевики первых лет революции, во всяком случае многие из них, были бессребрениками и аскетами, безжалостными не только к врагам, но и к себе. Если б они думали о собственном брюхе, то не удержали бы власть и не победили бы своих опытных и мужественных противников. Победить в гражданской войне возможно, только если за тобой идет народ. А народ в час испытаний идет лишь за теми, кто вызывает уважительное изумление абсолютной верой, бесстрашием, самоотверженностью: за пророками, подвижниками и святыми.
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Джек Лондон - Классическая проза
- Квест. Коды к роману. - Борис Акунин - Шпионский детектив
- Отчего у Дикобраза такая причёска - Редьярд Киплинг - Сказка
- Отчего вы не буддист - Дзонгсар Кхьенце - Религия
- Азы английского сленга и деловой переписки - Михаил Голденков - Языкознание