Тропами карибу - Лоис Крайслер
- Дата:23.09.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Прочая научная литература
- Название: Тропами карибу
- Автор: Лоис Крайслер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Планирование заканчивается в двух— трех футах от избранницы, которая трепетно ожидает самца. Обычно она сразу принимает его ухаживания. Но бывает и так, что она не проявляет никаких признаков волнения и в тот момент, когда самец спускается к ней, с безразличным видом вспархивает и улетает.
Готовка в тундре
Песня подорожника, очень быстрая и сложная, напоминает трели жаворонка и звучит как дуэт. А иной раз так оно и есть на самом деле. Почти всегда в теплое время дня над тундрой можно увидеть пару подорожников, забирающихся ввысь, чтобы потом заскользить к земле. Спускаясь, они вторят друг другу.
Сколько мгновений чистого наслаждения для человека, когда птица пролетает мимо в каких— нибудь шести футах и ее песня, еще более прекрасная вблизи, звучит на уровне вашего уха! Если восточный ветер относит певца к заснеженной пустыне озера, он быстро снижается и, поскольку спуск испорчен, не поет. Зато всякий раз, когда подорожник поет, он дарит вас свежим ощущением радости и довольства.
Самец из той пары, что гнездилась за нашей палаткой, был самой богатой птицей на косе: он мог петь с высоты палатки и веранды. Ветер сбивал его с верхушки шеста на перекладину, но он пел. Ветер ершил на нем мягкие перышки, но он пел. Он сидел на вершине палатки, в восьми футах от меня; я жарила оладьи на веранде, а он пел.
Крис смастерил стол для примуса, и теперь я стряпала стоя, а не на корточках. У нас появилась даже банная скамья. Купались мы на солнце на веранде, защищавшей нас от ветра: становились в пустую банку из-под горючего и обильно поливались теплой водой из другой, стоявшей на скамье.
Ходить к колодцу на озеро больше было нельзя: у берегов стояла вода, лед подтаивал. Зато за косой бурлил, разливался по тундре ручей, его постоянное русло в лощине еще не оттаяло.
Полярная весна — это стремительный поток событий, который несет тебя, как река на перекате. Зеленые колоски трав уже созрели и покрылись желтой пеной тычинок. С больших верб, стоящих особняком на коротком, длиной с палец, «стволе», сошел темно-розовый цвет. На другой день после нашего освобождения мы увидели паука. Спаривались немногочисленные мухи. Комаров пока еще не было.
— Сейчас в Арктике как в раю до грехопадения, — сказал Крис. — Пора между холодами и комарами.
У подорожников дела быстро подвигались вперед. Сегодня — ямка в боку травяной кочки, завтра — подстилка из белых перьев, скорее всего куропаточьих, послезавтра — яичко. Пять яичек — и самка уже высиживает птенцов. Теперь у подорожников появился новый крик. При нашем приближении к гнезду самец издавал бесконечно печальный, как у флейты, звук предупреждение самке: «тсит-пиир!»
Мы старались ступать с осторожностью. Надо слышать горестный крик самки, когда наступаешь на кочку, прикрывающую ее гнездо! Близлежащие гнезда мы отметили колышками. Но что наши ноги — горшие беды угрожали им! Вдоль берега, между палаткой и озером, тянулась проложенная песцами тропа. По ней ходила ласка. Встав на задние лапы, она пристально рассматривала нас. Мы замирали. У нее были оттопыренные уши и темная мордочка, на которой едва угадывались такие же темные глаза. С брюшка она была лимонно— желтого цвета, такого невероятно красивого меха я еще никогда не видела. Что-то от фиоритуры, от музыкальной трели было в том, как она прыгала вперед и вперед своим мягко изогнутым телом, неизменно напоминая мне какой-то нотный знак. В нору суслика и обратно — прыг— скок! Затем короткая стойка и опять взгляд в нашу сторону. Хотя бойцы из подорожников никудышные, они все же время от времени собирались стаей и стращали ласку.
В событиях весны не было ничего идиллического: они диктовались жизнью.
Как-то ночью я проснулась от громкого плеска воды и продолжительных, ни на что не похожих криков, словно заика пытался говорить о чем— то быстро и горячо. Я вышла наружу. Это были морянки — два самца и самка, занявшие накануне разводье среди голубовато— белого льда в том месте, где ручей впадал в озеро.
Самцы дрались. Один из них, привстав над водой под углом в сорок пять градусов, преследовал другого. Самка поначалу оставалась поблизости, затем вылезла на лед. Выгнув смертоносной дугой спину, отжав книзу остроконечный хвост, преследователь летел, звучно шлепая по воде косо поставленными лапами. Наконец соперники схлестнулись; забурлила, запенилась вода, замелькали тела птиц. Затем последовал захват: один из самцов держал другого под водой так долго, что у меня зашлось дыхание. Бедняга еще пытался бороться. Его голова на мгновенье показалась над поверхностью, но победитель снова затоптал ее под воду.
Эта ночь принесла мне одно расстройство: я проклинала себя за то, что не разбудила Криса и он не мог заснять этот бой. И вот теперь мне представился случай загладить свою вину. В золотистом свете низкого солнца я возвращалась к палатке, и мое внимание привлекло какое-то движение в небольшой лощинке перед нею. Это были два песца, тусклые и бесцветные, как прошлогодняя трава. Рыжевато-коричневые, они были одного цвета с тундрой и потому нефотогеничны. Да и вели они себя неинтересно — просто сновали по лощине. Будить Криса ради них не хотелось. Но по «долгу службы» я все же расчехлила кинокамеру и собственноручно отсняла несколько футов пленки.
Внезапно ситуация стала памятно фотогеничной. Песцы поднялись на гребень берегового ската, еще покрытый снегом, и один из них съехал по крутизне вниз, присел по-кошачьи и с вызовом задрал морду к тому, что стоял наверху. Тот бросился вниз, налетел на первого, и они кубарем покатились по снегу. Потом один из песцов отделился и вторично помчался наверх с явным намерением снова прокатиться с горки.
Песцы безмолвно играли, отбрасывая длинные голубые тени. От каждой, даже малейшей, грядки снега тоже тянулась длинная голубая тень.
Я поспешно развернула громоздкую махину, сфокусировала, нажала кнопку.
Никаких признаков жизни. «Испортился! — вне себя от ярости подумала я. — Испортился, проклятый!» Уже бросившись — увы, слишком поздно! — за Крисом, я сообразила: просто кончилась лента. Песцы взглянули на меня и потрусили рысцой вдоль занесенного снегом берега. И бой селезней, и игра песцов были «самородочным материалом». «Самородок» — это действие, а не просто портрет, причем такое действие, которое можно заснять. Три самородка за сезон Крис считает большой удачей. А я за одну ночь упустила два!
Ухаживание, бои за самок, насиживание яиц, цветение — поток жизни бурно стремился вперед. Среди скал, на юго-западных отрогах гор, распустились первые цветы. Это были какие-то неизвестные мне цветы и бледно— лиловые ветреницы, «Надели свои малицы», — заметил Крис, имея в виду их мохнатые стебли. Тундра пестрела нарядными куртинками желтого ледникового гравилата, тоже с мохнатыми стеблями.
Но все это было ничто по сравнению с одиноким кустиком желтеньких цветочков, на который я набрела, идя по голому гребню горы. Кустик этот ютился среди бахромчатых веероподобных лап белого лишайника. Он был в дюйм высотой, дюйма два толщиной и сиял, как неоновая реклама. Осмотрев его, я поднялась и внимательно огляделась вокруг. Впервые я с удивлением отдала себе отчет в том, что пройдет месяц и эти многомильные, монотонные, рыжевато-бурые пространства оденутся зеленью.
Особенно глубоко запал мне в душу один вечер. Вечерами в тундре вообще хорошо. Весь день тундра лежит широкая, плоская, горячая, пустая и мертвая.
И вся колышется от марева. А вечером оживает и обещает кое-что показать.
Вечерний свет широкий, теплый, приятный.
Мы ужинали на веранде. Я хотела обратить внимание Криса на пять оленей, казавшихся жемчужными в свете низкого солнца, и уже начала говорить, как он перебил меня, негромко воскликнув:
— Вот они! Те самые птицы, что поют как ветер.
Над белым озером показались две темные птицы — короткохвостые поморники, совершающие брачный полет. Они летели, почти соприкасаясь кончиками крыльев, — ведущий и ведомый. Летели они быстро. Их острые V— образные крылья созданы для стремительного движения и маневрирования в воздухе, и этот полет был вершиной их летного искусства. Они ныряли вниз, к самому льду, под острым углом отпрядывали назад, взмывали ввысь и снова пикировали. У нас дыхание перехватывало при виде такого совершенства и дерзновения. Они были как два сказочных конькобежца — ведущий и ведомый, с отчаянной дерзостью и мастерством скользящих не в двух, а в трех измерениях.
Выступления наших прославленных конькобежцев на льду покажутся после этого вымученным, жалким дилетантством.
Тут появился еще один поморник. Стремительный танец прервался. Птицы разъединились. Послышалось ворчливое мяуканье. Крис рассмеялся.
— Им не нравится, что этот тип встревает между ними!
Когда я начала мыть посуду, одинокий поморник вновь сделал попытку пристать к первым двум. Супруги грелись в ярком свете низкого солнца, лившемся над лощиной, — спокойные, нахохлившиеся, друг подле друга. Самка лежала, самец стоял рядом, чуть отступя назад. Смешно было видеть, как они согласно вертели головами: она поворачивала голову направо, и он — направо; она — налево, и он — налево. Быть может, причиной этого была новизна обстановки? Или и на берегу океана они столь же внимательны и осторожны? Всякий раз, как раздавалась песня подорожника или пронзительный крик утки, они настороженно поворачивали головы, словно голоса птиц говорили им о чем— то.
- Слезы, пустые слезы - Элизабет Боуэн - Классическая проза
- Мальчики-охотники за удачей на Аляске - Лаймен Фрэнк Баум - Прочая детская литература / Детские приключения / Детская проза
- Заветными тропами славянских племен - Валерий Демин - Публицистика
- Когда зомби оживают… Призрачная магия Черного континента - Арчибальд Брукс - Прочие приключения
- Адмирал Джоул и Красная королева - Лоис Буджолд - Зарубежная фантастика