Воспоминания пропащего человека - Николай Свешников
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Прочая научная литература
- Название: Воспоминания пропащего человека
- Автор: Николай Свешников
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так как уполномоченный, безусловно доверяя моей честности, не входил ни в какие мои распоряжения, то я нередко давал ему отчеты не без греха. Хотя и вменялось мне в обязанность доставлять счеты от купцов, у которых я забирал товар, но я очень часто, ссылаясь на потерю счета, брал у них дубликаты и, подавая уполномоченному отчет, представлял и эти дубликаты как действительные. Я бы мог в то время составить себе капитал, так как, получая жалованье, порционные и имея еще побочные приобретения, пользовался, кроме всего этого, из складов чаем, винами и всем, что могло быть мне нужно. Но я не берег денег и проживал все, что получал, в различных ресторанах и других увеселительных заведениях, которых в Адрианополе было множество.
Впрочем, не я один так грешил и тратил деньги без расчета: мне приходилось видеть офицеров, особенно заведующих разными хозяйственными частями, и интендантов, которые сорили золото без счета и при том еще хвастали, что отсылают тысячи на родину.
Адрианополь в то время процветал, и едва ли когда-нибудь для него будет лучшая пора. Многие торговцы, начавшие тогда свою торговлю с пятью-шестью золотыми, через несколько месяцев уже считались капиталистами. Но более всех нажились евреи, наехавшие в Адрианополь из Одессы и Польши и содержавшие гостиницы и рестораны с прекрасными феями разных нации. В этих гостиницах совершались необычайные оргии и иногда производилась картежная игра в штос. Вообще изобилие русского золота в Адрианополе меня поражало: я видел у некоторых торговцев, на конторках, такие груды полуимпериалов, какие можно было видеть только в Петербурге в меняльных лавках в начале пятидесятых годов. Но при всем том меня поражало и нищенство: старые и молодые женщины и полунагие и босые ребятишки почти на каждом шагу осаждали прохожих, протягивая руку и приговаривая: «Дай пори».
В некоторое оправдание свое должен заметить, что, пользуясь сам деньгами Красного Креста, я был также не скуп на них и для других: так, прикомандированным в эвакуационный барак тридцати солдатам я исходатайствовал у уполномоченного порционные, каждый день по франку на человека, и за всякие работы расплачивался со всеми щедро.
В июне месяце я схватил лихорадку, но на первый раз она у меня скоро прошла. Не обращая внимания на то, что еще не совсем окреп, я продолжал свою прежнюю разгульную жизнь и в один вечер, подгуляв порядком, поехал в сообществе прекрасного пола в Карагач, где было увеселительное заведение «Конкордия». На дороге, намереваясь что-то указать арабаджи (извозчику), я вывалился из фаэтона, разбил себе о камень голову и бывшею в руках тростью с топориком разрезал руку. Я слег в постель, лихорадка вернулась, и я недели две был в очень трудном положении. Но и во время болезни я, хотя не мог сам ездить за покупками в город, делал все распоряжения и сам вел отчетность по хозяйству. От постигшей меня болезни я долго не мог оправиться; изнурительная, перемежающаяся лихорадка, хотя и не в сильной степени, не оставляла меня почти два года и по возвращении в Петербург.
В августе месяце многих больных из Адрианополя эвакуировали в Россию. В госпиталях было меньше работы и меньше требовании от нас. Лошадей и другие ненужные вещи я пораспродал; но склады наши были еще полны. В них находились не только предметы необходимости, но и много предметов роскоши, например: были надпостельные роскошные ковры, превосходные тельные рубашки, вязаные теплые пиджаки, пуховые чулки, туфли и множество других вещей, предназначавшихся для офицеров, но не прибывших вовремя. Видя их ненадобность, я испросил у уполномоченного разрешение взять некоторые вещи себе, а другие раздать кой-кому из наших служащих. Уполномоченный охотно разрешил мне распорядиться ими как я хочу.
В сентябре из Сан-Стефано в Адрианополь переехал Панюгин со всем находившимся при нем персоналом и складом. А.К. Фойгт уехал в Россию, и место его занял уполномоченный Донауров[161]; а меня назначили агентом для устройства и заведования питательными пунктами для эвакуируемых в Россию больных, между Ямболью и Бургасом.
Из канцелярии главноуполномоченного выдали мне несколько десятков полуимпериалов, а из главного склада отпустили два тюка белья, вино, водку, чай и сахар. В мое распоряжение дали двух госпитальных солдат, и, кроме того, я был снабжен от коменданта Адрианополя, полковника Зандрока[162], открытым листом, в котором предлагалось как военному, так и госпитальному начальству во всех местах оказывать мне нужное содействие.
Расстояние между Ямболью и Бургасом — приблизительно около ста верст. На этом расстоянии в трех селениях — в Селмени, Карнобаде и Айдасе — я устроил питательные пункты. В первом и последнем из этих пунктов я оставил по два человека и выдал им приблизительно нужное количество вина, водки, чаю, сахару, белья и перевязочных принадлежностей; а в Карнобаде с двумя оставшимися солдатиками поселился сам. Здесь я пробыл немного более месяца, почти все время хворая лихорадкою, а эвакуируемых пришлось накормить только три транспорта. После Адрианополя мне показалось здесь очень скучно, и я захотел вернуться в Россию.
Отправившись в Адрианополь по делам службы, я стал проситься у главноуполномоченного в Россию. Сначала г. Панюгин не отпускал меня, говоря, что я должен еще послужить, потому что представлен им к награде серебряною медалью и потому что некого послать на мою должность; но, видя, что я действительно слаб, и посоветовавшись со своим помощником, г. Янкулио, разрешил мне уволиться от службы и ехать домой.
Дня через три назначена была отправка сестер милосердия из Мустафа-паша. Мне поручено было съездить за ними. Многие сестры не хотели ехать домой и, прощаясь с нажитыми там знакомыми, плакали; но мне не приказано было никого оставлять, и я привез всех в Адрианополь.
2 ноября, по распоряжению главноуполномоченного, я получил за месяц вперед жалованье, порционные и около пятидесяти рублей на проезд от Одессы до Петербурга.
Возвращались мы в Россию через Бургас. От Адрианополя до Ямболи идет железная дорога, а от Ямболи до Бургаса, знакомою мне уже местностью, мы ехали на госпитальных подводах. В Бургасе мы не застали казенных пароходов, на которых могли иметь бесплатный проезд. Приходилось искать квартиру; но вследствие большого стечения народа помещении почти совсем не было, сестрам нашли маленькую комнатку, а я поместился у фельдфебеля санитарной роты.
Я не стал дожидаться бесплатного проезда и через два дня уехал из Бургаса на вольном пароходе, заплатив за проезд 15 рублей золотом. Переночевав в Одессе, я на другой же день отправился в Петербург и отчасти вернул свои дорожные расходы, выиграв в стуколку у проезжавших с харьковской ярмарки торговцев 50 рублей.
В Петербург я привез около 500 рублей кредитными и золотом и, кроме того, множество белья и разных вещей. Здесь в первое время все мои знакомые и родные приняли меня с почетом и уважением. Они полагали, что я вел трезвую и честную жизнь и отрешился окончательно от прежних пороков и пьянства. Я нанял себе довольно приличную комнату и хотел открыть книжную торговлю. Сняв на Васильевском острове, в Андреевском рынке, небольшую лавочку, я подал градоначальнику прошение о разрешении мне книжной торговли[163], но тут, несмотря на представленные мною свидетельства от бывших моих начальников о моем хорошем поведении и честности, я получил отказ.
От этой неприятности я опять стал пьянствовать и скоро растратил все свои деньги, а затем принялся за распродажу имущества. Прежде всего я продал Академии Наук привезенные мною болгарские книги и арабские рукописи, затем уже и разные вещи — дорогие и редкие здесь — пошли за бесценок на рынок. Вследствие пьянства ко мне опять возвратилась лихорадка, и я принужден был лечь в больницу.
Выйдя из больницы, я опять не удержался и пропил все до нитки. Несколько времени я был без квартиры; ночевал по ночлежным приютам и наконец попал в Вяземский дом. Отсюда, по рекомендации среднего Канаева, я поступил писарем в общественную лавку на Семянниковском заводе, но, верно, уж в которой лагунке деготь побывает, так его и огнем не скоро выжжешь. Через месяц я ушел с места и погряз опять в Вяземском.
На этот раз я застал Вяземский дом гораздо населеннее: во дворе его хотя уже и не было прежних пяти кабаков, но зато в каждой квартире торговали водкой. Находился я в этой трущобе более года, доставая себе средства на хлеб и пьянство разными подачками от добрых людей. Наконец я остепенился и опять принялся за книжную торговлю.
На этот раз я начал свою торговлю на развалке в Александровском рынке и начал ее с копеек. Мало-помалу дело у меня стало развиваться; я начал опять сообщаться кое с кем из мелких торговцев, а подоспевший большой аукцион книжного магазина Черкесова[164] сблизил меня и с остальными букинистами. Надо заметить, что все букинисты и рыночные торговцы покупали черкесовский товар сообща и потому покупали его за бесценок, а после уже, посредством вязки, партии книг переходили в одни чьи-нибудь руки. Всех участвовавших в вязке хозяев находилось около тридцати человек, да «племянников» человек десять. Хозяева от этого аукциона получали вязку неравномерно: самая маленькая вязка доходила рублей до восьмидесяти, большая — до двухсот; а племянники, то есть те безденежные, которые не принимали участия ни в покупке, ни в вязке, а только так присутствовали, получали по три и по пяти рублей, вследствие чего товар поступал к его хозяину иногда в два и три раза дороже того, за что он был куплен на аукционе.
- Корпоративная культура современной компании. Генезис и тенденции развития - Анжела Рычкова - Культурология
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Фирмин. Из жизни городских низов - Сэм Сэвидж - Социально-психологическая
- В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы - Вадим Россман - История
- Вирус Зоны. Кочевница - Дмитрий Лазарев - Боевая фантастика