История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I - Алексей Величко
- Дата:28.10.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Прочая научная литература
- Название: История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I
- Автор: Алексей Величко
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Святой Константин поручал епископам устроить дорогой его сердцу церковный мир, но в данном случае первоначальные условия не совпадали с пожеланиями императора. Хотя св. Афанасий Великий прибыл в сопровождении 50 египетских епископов, комит — представитель царя на Соборе лишил их права голоса, тем самым недвусмысленно подчеркнув положение Святителя как обвиняемого. Враги св. Афанасия, мелитиане, собравшиеся здесь во множестве, быстро довели своё дело до конца. Святитель Афанасий не стал дожидаться ареста и покинул город, что ему тут же вменилось в вину. На его защиту стал преподобный Антоний — великий египетский пустынножитель, обратившийся с соответствующей просьбой к императору. Но тот отвечал, что не в состоянии поверить, будто такой многочисленный Собор епископов мог ошибиться и осудить невиновного[125]. Увы, ничто человеческое нам не чуждо, и у великих людей, столь много сделавших для блага Церкви, случаются великие ошибки.
Едва ли эта история требует жёсткого противопоставления позиций царя и епископа, вряд ли уместно оценивать их «православность» по тому, что один был гонимым, а второй вольным или невольным гонителем. Каждый из них — и св. Афанасий, и св. Константин искренне желали Церкви мира и истинной веры, но шли к этому результату разными путями. История Церкви бессмысленна, если во всех событиях видеть только ничтожное человеческое разумение и исключать роль Божественного Провидения.
Так было и на этот раз: борясь с врагами Церкви теми методами, которые были доступны каждому из них, акцентируясь на тех задачах, которые вытекали из разницы в статусе каждого из них (святитель и император), оба они творили чудо спасения Церкви от ереси заблуждений. Помимо этого, невольно в голову приходит и следующая далеко небезосновательная мысль: если бы не внешние препятствия, промыслительно попущенные Богом св. Афанасию, возможно, православный мир знал бы на одного святителя меньше. С другой стороны, если бы не ригоризм ревнителей Православия, святой император не был бы столь озабочен проблемой единства Церкви, и, можно допустить, вопросы её организации и церковной иерархии не получили бы ещё в эту раннюю пору столь блестящих решений.
В целом, подытожим, «арианский уклон», порой тщательно отыскиваемый в светлом облике равноапостольного царя, никогда не имел места, а некие примирительные действия св. Константина в их адрес обусловлены совсем иными интересами, в первую очередь, желанием церковного мира и обеспечения единства Церкви.
Впрочем, эти события были ещё впереди. А тогда, после Никеи, Церковь ликовала и возносила молитвы Царю-освободителю, избавившему её от смуты и ересей. Вскоре после Никейского Собора, в 326 г., произошло ещё одно великое и знаменательное событие. Император ранее уже не раз высказывал ближним горечь по поводу того, что величайшая святыня христианства Крест Господень был утерян и, как казалось тогда, безвозвратно. На поиски святыни он отправил в Иерусалим свою мать св. Елену, снабдив её необходимыми средствами. По существу, она являлась полным распорядителем государственной казны, как и её царственный сын.
Явившись в этот город, она, в конце концов, нашла то место, где, по словам отдельных очевидцев, был зарыт Крест, велела снести языческое капище, сооружённое на святом месте, и тотчас, по словам историка, явлены были Святой Гроб и три креста. Очевидно, совпадение было слишком явным, чтобы не прийти к выводу о том, что поиски увенчались успехом. Но никто не мог сказать, какой из этих крестов Господень. Тогда Иерусалимский патриарх Макарий подвёл к крестам одну тяжело больную женщину — христианку (в тексте даже говорится, что она уже не дышала), которая, коснувшись Животворящего Креста, тотчас исцелилась. В честь этого события распоряжением св. Елены в Иерусалиме были возведены многие церкви, а Константин повелел вковать гвозди, которыми было пронзено тело Христа, в свой шлем и в уздечку[126].
Глава 3. Переезд в Константинополь, конец жизни
После блистательного Первого Вселенского Собора, где присутствовавшие на Соборе епископы торжественно отметили 20-летие царствования св. Константина, василевс вернулся в Рим. Здесь император ожидал отдохновения от своих многочисленных трудов, но, увы, конец его жизни был ознаменован некоторыми печальными событиями.
«Вечный город» и ранее был не очень расположен к «восточному» василевсу, и если после победы над Макценцием римляне рукоплескали в овациях при триумфе царя, то связывалось это не с чем иным, как с освобождением от тирании Макценция. Как только старые раны затянулись и забылись оскорбления тирана, нелюбовь к св. Константину вспыхнула с новой силой. Римлян раздражало в царе буквально всё: его восточная одежда, манеры, пышность двора и церемоний, расположенность императора к христианам. Но, главное, в нём видели некий прообраз Диоклетиана — императора, поставившего некогда на колени гордый римский сенат и установившего твёрдую единоличную власть.
Несколько ниже, в обобщении, мы более детально рассмотрим вопрос об императорских полномочиях и специфике царской власти в Византии. Сейчас лишь заметим, что в эпоху св. Константина идея единоличной власти, идея василевса лишь пробуждалась и была едва заметна на фоне старых римских представлений о суверене верховной власти. Со времён республики повелось считать, что весь римский народ является носителем высших политических прерогатив, которые он в соответствии с законом и по своему выбору делегирует на время народным избранникам. Органом, непосредственно влияющим на выборы высших должностных лиц государства, являлся сенат, и его роль в практической расстановке сил трудно переоценить. Правда, однако, и то, что сенатское правление, систематически прерываемое диктаторами или прямыми тиранами, едва ли соответствовало идее «народной воли».
Эта теоретическая фикция, неоднократно входящая в противоречие с исторической действительностью уже во времена Суллы и Юлия Цезаря, как казалось, окончательно дискредитировала себя, когда в 27 г. до Рождества Христова сенат наделил Октавиана (30 г. до Р.Х. — 14 г. по Р.Х.) титулом Август. Впрочем, Октавиан вскоре сложил с себя дарованные ему императорские полномочия и отказался от звания диктатора, которое ему предложил сенат, что, однако, не мешало ему при сохранении внешне республиканской формы правления сосредоточить в своих руках все высшие государственные должности. Здесь фактическая сторона совершенно не соответствовала правовым актам, в которых излагалась теоретическая концепция властной пирамиды в Риме. Хотя на самом деле Октавиан сам взял власть в государстве в свои руки, но теоретически правовым основанием его власти, равно как и последующих преемников августа, являлись постановления сената и комиций, действующих якобы от имени народа. В этой связи princepes, каковым официально являлся император, мог взойти на трон и быть низвержен с него решением сената, если, конечно, тот мог физически реализовать это неписаное право.
Потому, опять же с точки зрения даже не права, а официальной неписаной идеологии Рима, princepes являлся только первым между граждан: «princepes senatus et universorum» («первый в сенате и среди всех вообще») [127]. Основанием власти св. Константина являлись его военные успехи, благосклонно признанные сенатом (а что ему оставалось ещё делать?). Но благосклонность — вещь очень переменчивая, державшая св. Константина в скрытой зависимости от воли тех, кто не собирался в существе своём менять старые римские олигархические порядки.
Однако идея народной воли, в первую очередь, конечно, воли самого сената, как основание властных полномочий василевса, шла в явное противоречие с единоличным и абсолютным правлением святого царя, по праву претендующего на более прочный фундамент своей власти. Кроме того, особенно после Никейского Собора, св. Константин всё более и более погружался в содержание православного вероучения и, конечно, не мог следовать римским, языческим устоям своего царствования, целиком покоящимся на «князи человеческие».
Если уж св. Константин, не смущаясь, говорил о себе как о «сослужителе епископов», «епископе внешних», «неком общем епископе»[128], то, надо полагать, идея божественного источника его власти к тому времени не могла не привлечь его внимания. Не случайно Евсевий, по-видимому, как и любой придворный писатель, невероятно чуткий к настроениям власть предержащих, специально отмечает в своём труде: «Константина. Бог всяческих и Владыка всего мира соделал императором и вождём народов сам собой. Между тем как другие удостаиваются этой чести по суду человеческому, — Константин был единственный василевс, призванием которого не может похвалиться никто из людей»[129]. Безусловно, такие речи исходили не только от одного Евсевия, и св. Константин не мог игнорировать — хотя бы внутренне, пока ещё без огласки — формулы, естественные для христианского сознания.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Итальянский ренессанс XIII-XVI века Том 2 - Борис Виппер - Биографии и Мемуары
- Пётр Машеров. Беларусь - его песня и слава - Владимир Павлович Величко - Биографии и Мемуары
- Литература и революция. Печатается по изд. 1923 г. - Лев Троцкий - Публицистика
- Экзамен на профпригодность - Андрей Величко - Альтернативная история