История и повествование - Геннадий Обатнин
- Дата:01.08.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Прочая научная литература
- Название: История и повествование
- Автор: Геннадий Обатнин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пушкинский реализм — это наблюдение, неотделимое от идеологического обобщения и рационального познания <…>.
<…>в лирическом методе позднего Пушкина заключены были неисчерпаемые возможности: Пушкин снял противоречие между «специальной» лирической речью и речью обиходной, сделав бытовые слова потенциальными носителями лирического смысла; Пушкин снял противоречие между конкретным, подробным изображением вещей и постижением этих же вещей в качестве символов философских или политических идей[979].
Поздний романтизм, в котором Гинзбург находит свою интеллектуальную проблематику и, возможно, идеологическую проекцию ситуации 1930-х, станет темой ее первой книги. Политизированность и историчность романтиков она подчеркивает даже в случаях, когда это может показаться не слишком уместным. Один из упреков составителю сборника произведений Грибоедова Вл. Орлову заключался в недооценке роли романтической традиции в творчестве автора «Горе от ума», и в частности исторической и политической позиции романтиков в перспективе декабристского и народнического движения[980].
ДИАЛОГ С МАРКСИЗМОМДалее речь пойдет о месте, которое занимал марксизм в филологических эссе и прозе Гинзбург. Я не пытаюсь истолковать тексты либерального советского литературоведа на фоне романтизации «досталинской» советской истории и эстетики конструктивизма, которая происходит сегодня. Разумеется, здесь исключена возможность того, что как таковая причастность к социологии или истории идеологии может скомпрометировать кого бы то ни было. Моя задача — внести уточнение в чтение Гинзбург, показать, где и как в силу биографических, профессиональных и исторических обстоятельств ее социально-психологическая антропология пересекается с марксизмом. Обнаружив эту точку, можно увидеть особенности ее интеллектуальной работы — исторических наблюдений, фиксируемых в жанре литературного фрагмента.
Первая книга Гинзбург «Творческий путь Лермонтова»[981] — социологический анализ биографии поэта. Несколько слов о литературоведческом контексте, в котором была создана и опубликована эта работа. Вершина и стандарт государственной версии академической истории литературы в лице В. Лебедева-Полянского задавали институциональную, ценностную и тематическую иерархию. На общем фоне монографии Д. Благого и Г. Горбачева, пользовавшиеся популярностью на рубеже 1920–1930-х, оценивались достаточно высоко. Марксисты дореволюционного поколения (П. Коган, В. Фриче), плехановцы под предводительством В. Переверзева, последователь П. Сакулина Н. Пиксанов с его «творческой историей» и «областными культурными гнездами», синтетическая теория искусства работавшего в ГИИИ и воссоздавшего искусствоведение в ЛГУ И. Иоффе, также как их оппоненты «налитпостовцы», РАППовцы или «литфронтовцы», давно сошли со сцены. Марксистский социально-политический взгляд на русскую литературу теперь отстаивали фигуры наподобие В. Кирпотина, автора идеологизированной монографии о Лермонтове[982]. Другим ярким марксистским автором, настаивавшим на обязательности обширных текстологических исследований русского романтизма, был Б. Мейлах[983].
Лермонтов был представлен в сознании читателя 1930-х и как персонаж исторической беллетристики (Сергеев-Ценский, Пильняк, Большаков, Павленко). В одной из своих первых рецензий ученица формалистов отчаянно критиковала повесть Сергеева-Ценского «Поэт и поэтесса» за халтуру и вопиющую антиисторичность[984]. Как фигура из пантеона отечественной культуры Лермонтов стал символическим воплощением жертв старого режима на фоне борьбы с врагами нового. Был создан Всесоюзный юбилейный лермонтовский комитет, который с 1938 года вел подготовку к 125-летию со дня рождения поэта. Всесоюзный праздник предварялся и сопровождался многочисленными публикациями[985]. Помимо исторических и биографических исследований, общих размышлений и советов школьным учителям, одной из главных тем стало «убийство» второго после Пушкина великого русского поэта[986]. Судя по «Библиографии литературы о Лермонтове», об этом было напечатано около 20 материалов[987]. Уже в 1940 году Лермонтовский комитет начал подготовку к 100-летию со дня смерти поэта, в рамках которого в марте 1941-го закончился конкурс на популярную биографию Лермонтова (Правда. 1941. 19.03), но война помешала провести юбилейные торжества. Накануне и в ходе этой кампании появился ряд серьезных лермонтоведческих публикаций: уже упоминавшаяся в примечаниях книга Дурылина, подготовка полного собрания сочинений Лермонтова под редакцией Эйхенбаума (первый том вышел до войны); вряд ли остались незамеченными материалы к библиографии поэта, опубликованные В. Мануйловым[988].
Возможно, в контексте политизации и мифологизации Лермонтова конца 1930-х годов Гинзбург пыталась на злободневном языке и материале говорить о наиболее яркой фигуре последекабристского поколения, разочарованного в современности николаевской России. Ниже будет высказано предположение, что это была проекция позднеромантической ситуации на положение вещей накануне 1940-х. Возможно, юбилей был не только интеллектуальным и политическим контекстом, но и практической возможностью написать и опубликовать книгу. Так или иначе — выбор пал на главную фигуру хорошо знакомой для Гинзбург эпохи позднего романтизма (темы ее разысканий еще со времен аспирантуры). В книге Гинзбург Лермонтов — звено, связующее в истории литературы «высокий романтизм» и реализм. В соответствии с марксистским неогегельянством история для Гинзбург развивается диалектически[989]. «Творческое сознание» побеждает «жанровую систему рационализма XVIII в.» (с. 99). Русская литература находит в Лермонтове преемника Пушкина. Автор «Героя нашего времени» и «Демона» — один из борцов за движение прогресса от феодализма к капитализму и разочарованный крахом декабристского восстания, увлеченный Байроном бунтарь (с. 127–129, 160). Творчество Лермонтова — типичного представителя последекабристского поколения — материал для исторического анализа идеологии позднеромантической литературы. Гинзбург пишет также о классовости антикрепостнической поэмы «Сашка» (с. 157–159) и комментирует дискуссию между славянофилами и западниками о «народности» Лермонтова (с. 203–210). Ее размышления сегодня не выглядят набившими оскомину клише из жаргона советского литературоведения 1950–1980-х. В конце 1930-х история литературы пользовалась именно этим языком. Впрочем, стиль и идеологическая тематика, дискредитированные в позднесоветское время, могли быть причиной нежелания Гинзбург возвращаться к этой книге впоследствии. Ленинградский историк литературы была особенно внимательна к социальному измерению языка.
Маркс — один из героев докторской диссертации Гинзбург, на основе которой была написана книга «„Былое и думы“ Герцена»[990]. Он участвовал в идеологических спорах «утилитаристов» и «гедонистов» (с. 135–136, 145), важных для становления мировоззрения Герцена. Его роль в полемике о революции 1848 года (в том числе как оппонента Герцена) сложно переоценить (с. 324, 332–335). Косвенно Маркс причастен даже к личной жизни русского эмигранта настолько, насколько последний хотел сделать свои отношения с Гервегом достоянием Интернационала и международного социал-демократического движения (с. 293). В то же время классик коммунизма представлен на страницах книги, изданной в раннюю «оттепель», не только в качестве исторического деятеля. Как и в монографии о Лермонтове, здесь Гинзбург описывает историю литературы как «классовую динамику» (с. 94) и включает «Былое и думы» в процесс движения русской и мировой мысли к материализму и научному социализму (с. 27, 124). Историческая личность Маркса в монографии Гинзбург подавлена советской научной институцией марксизма, отсюда оценка деятельности Герцена как одного из предварительных этапов на пути к историческому материализму (с. 22, 23, 27). «„Былое и думы“ Герцена» — образец «пристального чтения», анализирующий поэтику (историческое мировоззрение, деформация реальности, структура повествователя, стиль) и «логику построения» (общая композиция и композиция частей текста). Между тем в этом разборе одного произведения в историческом контексте широко используются методы классовой истории литературы и терминология научного социализма.
Другое свидетельство диалога Гинзбург с Марксом — интерес к статье «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Несмотря на то что этот очерк в жанре злободневной политической публицистики разбирает обстоятельства, при которых интриги Наполеона III привели к подмене революционных демократических устоев авторитарным имперским режимом[991], сама структура деятельности Луи Бонапарта представляется Гинзбург ярким примером исторического поведения. «Восемнадцатое брюмера» был едва ли не самым значимым для нее текстом Маркса. В 1980-е годы она вспоминает, как в конце 1920-х именно он стал образцом социологического анализа, который казался действенным способом понимания истории:
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Записи и выписки - Михаил Гаспаров - Публицистика
- Религия и культура - Жак Маритен - Религиоведение
- Обозрение пророческих книг Ветхого Завета - Алексей Хергозерский - Религия
- Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф - О войне