Классические книги о прп.Серафиме Саровском - библиотека прп.Серафима Саровского http://sl.btv.ru/
- Дата:28.10.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Религиоведение
- Название: Классические книги о прп.Серафиме Саровском
- Автор: библиотека прп.Серафима Саровского http://sl.btv.ru/
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посреди храма стоял покрытый зеленым бархатом низкий катафалк, и пред ним подсвечник, тоже полный свеч, поставленных уже и занявших все местечки и положенных между стоячими свечами. На бесчисленном множестве духовенства, собравшегося в громадном, глубоком и широком алтаре, надеты одинаковые ризы — по золотому фону шестикрылые серафимы.
В задней части храма собрались: Двор, министры — в местах, огороженных решетками, частные лица, но все почти в мундирах, инокини, дамы. Входят Государь, Императрицы и становятся у правого клироса, а около раки — Великие княгини и князья.
Начинается всенощная, и начинается она со стихир. Многие следят службу по только что вышедшей «Службе Преподобному Серафиму», составленной Московским единоверческой церкви протоиереем Иоанном Звездинским, сын которого, Николай, учащийся в Московской Духовной семинарии, получил в запрошлом январе от старца Серафима чудесное исцеление и теперь с отцом приехал в Саров.
Приходит время выхода на литию. Впереди идут 60 человек хора митрополита С.-Петербургского с правого клироса и 65 человек прекрасного хора Тамбовского епископа, потом золотая лента духовенства и за ними Государь с Императрицами, Великие князья и княгини и часть публики. Большая часть публики остается в соборе.
Проходит минут двадцать в напряженном ожидании, слышен тихий плач женщин, засвечают в руках свечи. Некоторые поскорее вставляют свечи в подсвечник пред катафалком. На колокольне громкий трезвон. А время идет, минуты одна за другою — и сердце сжимается нетерпением, вы ждете, как иногда пред рассветом нетерпеливо ждете брызга первого солнечного луча…
И, стараясь забыть все разнообразие того, что вас окружает, всю эту блестящую и пеструю бытовую картину, вы хотите сосредоточить все силы души лишь на одном призывании того, кто сейчас придет в этот храм, чтоб почить в нем до конца мира. Наконец, идет опять духовенство, трепет охватывает всех, и видна плотно сомкнутая группа архиереев, Государя и Великих князей. Они несут что-то тяжелое и ставят на катафалк гроб…
Гроб представляет собой дубовый ящик в виде колоды с подъемною крышкой и в трех местах покрыт серебряными обручами в виде листьев. Только что гроб установлен, и несшие в глубоком волнении расходятся по своим местам, как кончается лития чтением Отче наш и раздается громовое пение тропаря:
«В тебе, Отче, известно спасеся еже по образу; приим бо крест, последовал еси Христу, и дея учил еси презирати убо плоть, преходит бо; прилежати же о души, вещи безсмертней. Темже и со Ангелы срадуется, преподобне Серафиме, дух твой». И громовыми раскатами в словах: «со Ангелы сорадуется, преподобне Серафиме, дух твой», впервые проносится это признание святости отца Серафима, и невозможно этим звукам внимать без волнения!
И, когда духовенство уходит в алтарь, так чудно и странно стоять около этого гроба.
Ведь тут, в трех-четырех шагах от вас, лежит тот муж, которого вы так любили, в которого так горячо, страстно и сладко, гордо и смиренно верили, который давал душе вашей узнать невыразимые на языке земном чувства.
Он, который последние годы, покорив вас себе еще в детстве, составил самую, может быть, лучшую часть вашей жизни; он, который, вместе с тем, век тому назад жил во всех этих пустынных местах, куда вы входили столько раз с умиленною радостью, который молился над источником, где теперь прозревают слепые, говорят немые, ходят хромые; который сказал «Я молился, радость моя, чтоб сия вода в колодце была целительной от болезней», — сбылось чудно это слово; к кому приходила как к родному и близкому человеку Царица небес, и кто молился тысячу дней и ночей на камне, части которого есть у вас, — этот бесконечно далекий от вас святостию, невыразимо близкий милосердием человек лежит от вас в нескольких шагах, отделенный деревом колоды и глазетовыми воздуха ми…
И что сказать ему теперь? Если его любили и любят: Он это видел и видит. То, как ему удивляются, благодарят, чтут, как он светел, как вся душа трепещет и наполняется светом при мысли о нем, — того не выразить словом. Чего просить у него? Но неужели указывать этому удивительному человеку, который при жизни своей уже доходил до таких подробностей заботы своей о людях, и, будучи пророком Вышнего, будучи вещателем правды Христовой и высших путей благочестия, в то же время давал людям и то, чего все так жаждут, и что так редко дается: житейское счастье. И вы шепчете лежащему в этом гробе только одно: «Подумай о нас, подумай о нас, не забудь нас. Только подумай о нас!» Выходит епископ Тамбовский и громко, вдохновенно говорит слово. Он говорит о гробе; как источнике печали, и о том гробе, который, сейчас, перед нами, источнике радости, и говорит о вечной жизни. Он напоминает о трогательном образе старца Серафима, о его невыразимых подвигах, безграничном смирении, пламенеющей к ближнему любви, и напоминает о том, что происходит теперь, когда «точно небо отверзлось», и русский народ получает нового ходатая, ради которого слепые видят, расслабленные встают, немые говорят. Громадное впечатление произвела эта речь, сказанная с волнением и слезами, и ее конец: «Через минуту откроется крышка этого гроба, и мы пропоем пред мощами нового Чудотворца: «Ублажаем, ублажаем тя, преподобие отче Серафиме!» Запели «Хвалите…», вышли епископы, и по левую руку стало духовенство. Когда замолкло пение, митрополит Антоний подошел ко гробу, раздалось щелканье замка, и крышка была снята. Открылось под глазетовою пеленой очертание тела, медный крест на груди, и на челе святого прорезь для целования мощей.
Когда сняли крышку, раздалось пронзавшее, кажется, самое небо пение: «Ублажаем, ублажаем тя, преподобне отче Серафиме, и чтим святую память твою, наставниче монахов и собеседниче Ангелов!» И какое было счастье подпевать этой гремящей хвале: «преподобне отче Серафиме». Могучее чувство стояло в воздухе, мужчины не стыдились утирать слезы.
И вся слава этого дня, эти летящие во все концы света телеграммы о поездке Царя к останкам Пустынника, это слияние здесь, в прославлении духовного подвига, русского народа со своим Вождем, этот блеск Православия во всем его потрясающем величии, — какая разительная противоположность с положенным 70 лет назад в дубовую колоду сгорбленным, изможденным непомерными подвигами старичком, тайновидцем, Божьим пророком и чудотворцем, но тихим, крепким, умиленно-любовным, детски-простым. Пой же, Русь, греми ему хвалу высоко, громко, все выше и громче, до самого Престола, где он дерзновенно предстоит пред Сущим, откликаясь на всякий вздох, доносящийся к нему с измученной земли. Пой, пой ему громче, Русская земля, радуясь, что ты, твой дух его создал, что тебя он выражал в своей жизни, в своих стремлениях: пой ему громче: «Ублажаем, ублажаем тя!»
Когда на всенощной стали прикладываться к мощам, теснота была очень велика, даже тогда, когда подходили официальные лица и те, кто стоял на лучших местах. Приложившись в самом начале «канона», я отправился домой.
Я прошел свободно к выходу из монастыря, так как все проходы были обставлены сплошными шпалерами солдат. За воротами, на высоком пригорке, стояли богомольцы с зажженными, кротко теплившимися в тишине ночи, свечами. Что-то непоколебимое, надежное, несомненное стояло в воздухе.
Я шел точно во сне, уверяя себя, что все, что я видел и слышал — все эти признаки причисления старца Серафима к святым, действительно, совершились…
Некоторое время просидел я в своей комнате, не быв в состоянии ни делать что-либо, ни говорить, чувствуя какую-то душевную усталость от всего пережитого. Но я не мог долго высидеть в комнате. Меня тянуло опять туда, под своды Успенского собора, к раке мощей преподобного Серафима. Был первый час ночи, когда я вошел опять в монастырь. Без всякого препятствия я вошел в собор. По всему монастырю тянулись громадные, в несколько человек в ряд, вереницы народа, ожидавшие очереди попасть в собор и приложиться. Было очень темно, и по сосредоточенной тишине, в которой стояла эта толпа, трудно было поверить, что переполнен монастырь.
В соборе к раке, освещенной множеством горящих пред ней свечей, с двух сторон прикладывался народ. Я мог еще раз подойти к ней приложиться к тому месту глазетовой серебряной пелены, которая покрывает ноги, к лежащему на груди, на цепочке, медному Распятию, с которым он был схоронен, и к челу, для чего сделана круглая прорезь в покрове, облегающем главу.
Ко мне подошел петербургский молодой военный и рассказал, что сейчас, на его глазах, исцелился бесноватый. Он говорил, что страшно было смотреть на выражение его лица, когда его силою подносили к раке, и что после прикладывания он очнулся совершенно здоровым.
Этот молодой человек принадлежал к семье, которая приехала к торжествам почти в полном составе и сохраняет память о великой помощи старца Серафима. Жившая в Петербурге жена генерала С. чтила старца Серафима; будучи беременна, она раз видит во сне, что отец Серафим молится у ее кровати, а другой раз, что у нее родится мертвый, посиневший младенец, но в эту минуту входит в комнату отец Серафим, благословляет младенца, и младенец оживает, укрепив в этой семье веру в старца Серафима.
- К преподобному Серафиму в Вырицу - Валерий Филимонов - Религия
- Встань и лети (Воля летать) - Олег Корабельников - Научная Фантастика
- О мысленной в нас брани - Преподобный Нил Сорский - Религия
- Русская Православная Церковь за границей в 20-е годы XX века - Денис Владимирович Хмыров - Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Помощь небесных покровителей. Полный сборник молитв на каждый день года (зима) - Таисия Олейникова - Религия