Статьи 1995-1997 - Сергей Кара-Мурза
- Дата:30.08.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Политика
- Название: Статьи 1995-1997
- Автор: Сергей Кара-Мурза
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что значит в этих условиях молчание тех евpеев, котоpые отpицают идею добивания России-Египта? Согласие с бpодскими или стpах пеpед их комиссаpами?
1996
В чем зерно патриотизма
Сегодня русские переживают загадочный приступ самоотречения. Подобно Смуте начала XVII века, когда горстку поляков пустили владеть Русью и грабить ее, когда воеводы наперебой торопились изменить присяге, а казаки громили русские гарнизоны. Читаешь разных историков, и трудно понять — что за помрачение? Чем могли соблазнить людей воры и самозванцы?
Опять, как и в той смуте, вектор самоотречения — Запад. «Земля наша богата, придите и владейте». Россия как бы заманивает Запад и испытывает — и все получается как-то по-свински. Поляков пришлось вышвырнуть. Наполеон со своими свободами уже стал противен, когда из тщеславия отбил нос сфинксу и тысячами расстреливал пленных в Сирии. Несмотря на все симпатии к Франции, этого гения, гренадеры которого сразу полезли сдирать иконы, вышибли из России даже с какой-то брезгливостью, коленом под зад. Против Гитлера все собрались в кулак, а уж как немецкие психологи и социологи были уверены в успехе: крестьянство замордовано коллективизацией, репрессии настроили народ против Сталина, нации мечтают вырваться из-под ига СССР. Все предусмотрели — и во всем ошиблись.
Что же мы видим сегодня? Без крика и выстрелов, обнимаясь с русскими генералами, приходят потомки гауляйтеров, и им на блюдечке подносят заводы и морские пароходства, прииски и нефтепроводы. Запад до сих пор не может понять, что происходит, и даже боится брать эти подношения — в истории такого не бывало. А русские юноши щеголяют в майках с надписью CIA, т.е. ЦРУ. Даже в США не найти парня, который нацепил бы такую майку, а в Европе это вообще исключено, репутация этого ведомства шпионов и убийц везде черна. Это — майка, выпущенная для русских, они жаждут падения предельного. Они просят не просто колонизовать их, но еще и унизить, потоптать. И ведь уже при первых поездках Горбачева Запад предупреждал древней чеканной формулой: «Рим предателям не платит!». А нам и не надо, мы бескорыстно, мы еще сами приплатим.
Над этим нашим свойством много думал Достоевский. Он предполагал, что за этим желанием испить чашу унижения стоит страсть к самоочищению. Ведь раньше Россия выходила из таких кризисов духовно окрепшей, переплавленной, и совершала новый взлет. Но каждый раз это — смертельный риск. Так Святогор соблазнился, улегся для пробы в гроб — и крышка приросла. Не помог и Илья-Муромец.
Сегодня соблазн антипатриотизма укрепляют «культурными» средствами. Суть всей антисоветской кампании, если ее поскрести, была антироссийской («антиимперской»). Ненависть к Сталину питалась не ГУЛАГом, а тем, что при нем возродилась и окрепла держава, империя — стала не по зубам Западу «извне». Сталина и даже Суворова с Кутузовым быстро проскочили, и главным объектом атаки стали две «фатальные ошибки», которые и предопределили сущность России: принятие христианства от Византии, а не с Запада, и решение Александра Невского — дать бой тевтонам. Сколько скрежета зубовного вызывают у наших западников эти два события, задавшие России ее путь как державы-Евразии.
Сегодня, впрочем, этот скрежет меньше выплескивается в массовую печать, идеологи предпочитают пошуметь о величии России, но как будто нарочно шутовски, неуклюже. Под крики «Долой империю!» вытащили имперского орла — уместен ли он именно сегодня? Зачем эти издевательские возгласы: «Россия обречена быть великой державой»? Кто их выкрикивает? Тот, кто передает иностранцам контрольные пакеты акций нашей авиационной промышленности, построенной буквально на костях наших отцов. Кажется, молчали бы, никого уж не обмануть. Давайте и разберемся, без обмана и без гнева.
На днях на ТВ была беседа о патриотизме с молодежью. За всех говорил один парень, мысль простая и ясная: «Я бы любил Родину, если бы и она любила меня». А в чем же он видит ее любовь? Не в том, что она дала ему простор, дала язык и предание, Пушкина и Гагарина, что старуха на улице называет его «сынок». Нет, он хочет верного, рыночного обмена: «я — тебе, ты — мне». И Родина ему недоплатила — машин не было в свободной продаже, и он не успел купить, а теперь тем более не купишь, цены кусаются. Так что Родину ему любить не за что. При этом щека у него нервно дергалась, и в глазах была тоска. Думаю, все нутро его бунтует против теории, которую он слепил в своем демократическом уме.
Что же так щемит сердце? Почему так страдают старики? Хотят ли молодые проникнуть в это страдание, услышать его через рок-музыку? Да, многие хотят. К ним и обращаюсь. А многим это страдание не только непонятно, но даже и противно. Что ж, насильно мил не будешь. Любовь к Родине — таинство, как и всякая любовь. Рассудку не подвластна. По рассудку с Родиной можно торговать: я тебе лояльность и налоги, ты мне комфорт и кусочек твоей силы. И на этих началах можно ужиться. Это — патриотизм рассудка, патриотизм выгоды. Но это — о другом. Мы здесь говорим о чувстве.
Но о чувстве Родины в целом можно сказать в стихах или в песне. А мы попробуем разобраться в прозе, из чего это чувство складывается. Понять, какие удары это чувство разрушают, против чего мы должны защищать его. Ведь и самое сильное и глубокое чувство можно разрушить — сколько любящих семей разбили умелые клеветники! Давайте вспомним, как возникла Россия и ее ядро, ее держатель — русский народ. Верность этому главному и есть патриотизм сердца. Смените это главное, и даже если останутся прежние названия, это будет уже не Россия, и моя душевная связь с этим чем-то новым утратится. Мне станет все равно, где жить (да и жить ли вообще).
Конечно, этот корень, это главное — есть бессознательное, «невыражаемое». Анализ его — некоторое насилие, «мысль изреченная есть ложь». Но осторожно можно приблизиться, даже и в прозе.
Народ возникает и изменяется в связи с родной землей. Род накладывается на род, передает потомкам это чувство земли — вот и народ. Русские сложились от соединения племен, живших в трех разных цивилизациях: лесной, земледельческой и степной. Каждая — со своим чувством Космоса. Пожалуй, это единственный случай на земле, это и дало нам удивительную гибкость, способность к единению с самой суровой природой. А став народом, русские эту гибкость и многообразие наращивали: вышли к морям, к Тихому океану, освоили Север, горы и пустыню, шагнули в Космос — больше и не надо было, «Африка мне не нужна». Эта земля и выковала современный русский народ, дала ему вселенское чувство. И когда нас сегодня обкарнывают, то режут по живому, и дело не в экономике, не в гектарах пашни и удобных портах. Бьют по нашему чувству пространства и времени. Когда ты сразу за Смоленском упираешься в границу, организм содрогается.
Но есть и такие, кому хотелось бы жить в маленьком, уютном, «нормальном» государстве, родиться бы в Люксембурге. Не повезло, сочувствую. Но попытайтесь всех нас сделать такими — это и будет пресечение корня народа. А ведь уже целые теории готовы: пространства нас давят, земля сделала нас рабами, державниками, какой уж тут рынок. Одно время даже Сахаров уговаривал: разделить бы СССР на 40-50 «нормальных» государств. И в этих теориях не столько корысть (хотя и она есть), сколько желание изменить наш «неправильный» народ. За приватизацией и продажей земли — идея переделки человеческого материала. Продадим, деньги проедим — и выкинем из головы само понятие «пядь родной земли».
На огромных просторах соединились народы со сходным чувством земли. Они соединились на совсем иных началах, чем Запад с аборигенами при его вторжении в Америку, Африку и Австралию. Здесь не возникло «этнического тигля», переплавляющего всех в одну новую нацию, как в США. Здесь не было ассимиляции, растворения, как случилось со славянами в Германии. Не было и апартеида, как в Африке. И уж, конечно, не было этнической чистки, которую англо-саксы устроили в Америке и Австралии. Возник совсем особый тип сосуществования — семья народов («симфония»). Русские показали, что человечество в принципе может жить, как семья — не превращая малые народы в колонии или «третий мир».
Первыми в зоне контакта появлялись казаки. Но посмотрите, какое отличие от западного человека. Тот, где бы ни был, формирует вокруг себя маленький кусочек Запада. И в Бирме, и в Родезии он в том же пробковом шлеме и шортах, с тем же стаканом виски. Я на Кубе как-то ночевал в поместье сахарозаводчика из США. Роскошный тропический парк, а в комнатах закопченные камины. Хозяева поставили мощные кондиционеры, опускали температуру в комнатах до 15 градусов, топили камины и сидели, завернувшись в плед. А для казака высшая доблесть — овладеть образом жизни и искусством местных племен. На Тереке он джигитует как чеченец, в Сибири бьет белку дробинкой в глаз. Мой дед из Семиречья гордился, что киргизы его уважали как знатока лошадей. А уж как он их уважал.
- Прикладное терраформирование - Эдуард Катлас - Научная Фантастика
- АнтиЭйнштейн. Главный миф XX века - Владмир Бояринцев - Биографии и Мемуары
- Воля и власть - Дмитрий Балашов - История
- Журавль и дюжина зелёных лягушат - Валерий Квилория - Сказка
- Только соблазн - Шелли Брэдли - Исторические любовные романы