Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг. - И. Рисмухамедова
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Политика
- Название: Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг.
- Автор: И. Рисмухамедова
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взгляды Троцкого, несмотря на то, что поначалу Ленин в основном их поддержал, вызвали решительную критику со стороны многих партийцев – и не только тех, кто традиционно находился на левом фланге. В ответ на критику Троцкий только ужесточил и теоретически оформил свои взгляды. В книге «Терроризм и коммунизм» (по-видимому, задуманной им как ответ не только деятелям вроде Каутского, который является главной полемической мишенью в этом тексте, но и не в меньшей степени оппонентам-большевикам) Троцкий заходит так далеко, что утверждает следующее: принудительный труд имел прогрессивное значение для предшествующих способов производства, таких, как азиатский деспотизм и античное рабство, и, следовательно, утверждать, что рабочее государство не может использовать такие методы в широком масштабе – значит впадать в сентиментализм. Без тени смущения он заявляет, что милитаризация – это специфическая форма организации труда, характеризующая переход к коммунизму: «Основу милитаризации труда составляют те формы государственного принуждения, без которых замена капиталистического хозяйства социалистическим навсегда останется пустым звуком» (там же). Эта работа Троцкого показывает, насколько укоренилось в партии представление о том, что диктатура пролетариата возможна только как диктатура партии – теперь это положение возводилось в ранг теории, и его защита становилась чуть ли не делом принципа:
«Нас не раз обвиняли в том, что диктатуру Советов мы подменили диктатурой партии. Между тем можно сказать с полным правом, что диктатура Советов стала возможной только посредством диктатуры партии: благодаря ясности своего теоретического сознания, и своей крепкой революционной организации партия обеспечила Советам возможность из бесформенных парламентов труда превратиться в аппарат господства труда. В этой «подмене» власти рабочего класса властью партии нет ничего случайного и нет по существу никакого подмена. Коммунисты выражают основные интересы рабочего класса. Вполне естественно, если в тот период, когда история ставит эти интересы в полном объеме в порядок дня, коммунисты становятся признанными представителями рабочего класса в целом» (там же).
Излишне говорить о том, как далеки эти рассуждения от Троцкого образца 1905 года–тогда он определял Советы как органы власти, которые преодолевают буржуазные парламентские формы; как далеки они от идей ленинской работы «Государство и революция», написанной в 1917 году, и от большевистской практики в октябре, когда идея захвата власти партией была скорее неосознанной уступкой парламентаризму, чем разработанной теорией–тогда, во всяком случае, большевики проявляли готовность к сотрудничеству с другими социалистическими партиями. Теперь же Коммунистическая партия наделялась «историческим правом» на осуществление пролетарской диктатуры, «даже если эта диктатура приходила во временное противоречие с сиюминутными настроениями рабочей массы» (речь Троцкого на X съезде партии).
То обстоятельство, что эта дискуссия вращалась, по сути, вокруг вопроса о профсоюзах, может показаться странным, если принять во внимание, что возникновение новых форм рабочей самоорганизации в России (фабрично-заводских комитетов, советов и т.д.) сделало профсоюзный тип объединения устаревшим – вывод, в которому уже пришли многие коммунисты индустриальных стран Запада, где профсоюзы прошли долгий путь бюрократического перерождения и интеграции в капиталистический строй. Тот факт, что профсоюзы оказались в центре партийной дискуссии 1920 года, отчасти объясняется «отсталостью» России, страны, в которой буржуазия не успела создать разветвленный государственный аппарат, способный интегрировать профсоюзы в качестве инструментов обеспечения классового мира. Поэтому далеко не все профсоюзы, созданные до или даже в ходе революции 1917 года, представляли собой органы буржуазии; имела место ярко выраженная тенденция формирования индустриальных союзов, более или менее пролетарских по своему содержанию.
Как бы то ни было, корни разногласий в дискуссии, спровоцированной Троцким, уходили гораздо глубже. В сущности в ней шла речь об отношениях между пролетариатом и государством в переходный период. Главный вопрос был таков: может ли пролетариат, уничтожив старое буржуазное государство, полностью отождествить свои интересы с новым «пролетарским» государством? Иначе говоря: следует ли рабочему классу отстаивать самостоятельность собственных классовых органов, даже если это противоречит требованиям государства.
Нужно отдать должное позиции Троцкого – он давал четкий ответ: да, пролетариат должен идентифицировать себя с «пролетарским государством» и даже полностью подчиниться ему (как и собственно пролетарская партия, которая должна играть роль инструмента нового государства. Из его теории принудительного труда как метода построения коммунизма видно: Троцкий, к сожалению, в значительной степени утратил понимание того, что составляет отличительную особенность пролетарской революции и коммунизма; он забыл основополагающий принцип, в соответствии с которым новое общество может возникнуть только в результате самоорганизованной и сознательной деятельности самих пролетарских масс. Его рецепты по восстановлению хозяйства только ускорили бы бюрократическое перерождение, к тому времени уже грозившее поглотить реальные формы пролетарской самодеятельности, включая саму партию. Таким образом, другим течениям в партии пришлось выразить классовую реакцию на угрожающие тенденции, содержащиеся в идеях Троцкого, а также на принципиальные опасности, с которыми столкнулась сама революция.
«РАБОЧАЯ ОППОЗИЦИЯ»
Вопрос о профсоюзах породил множество позиций и группировок. Это свидетельствует о том, что дискуссию питали более глубокие разногласия. Комментируя ход «дискуссии о профсоюзах», Ленин писал: «Партия больна. Партию треплет лихорадка» («Партийный кризис»// Правда, 21 января 1921 г.). Сам Ленин представлял только одну из многих группировок – т.н. «платформу десяти». В то же время «демократические централисты» и группа Игнатова имели собственные позиции; Бухарин, Преображенский и прочие пытались создать «буферную группу» и т.д. Однако в этом разнообразии группировок, кроме группы Троцкого, особенно выделялись позиции Ленина и «Рабочей оппозиции», возглавляемой Коллонтай и Шляпниковым.
«Рабочая оппозиция», вне всякого сомнения, выражала пролетарскую реакцию на теоретическое оправдание Троцким бюрократизации, дошедшее до апологии принудительного труда, и на бюрократические извращения, разъедавшие пролетарскую власть на практике. Поэтому ни демагогии, ни пустого фразерства не было в словах Коллонтай, когда в брошюре «Рабочая оппозиция» (написанной к X съезду РКП(б) в марте 1921 года) она отмечала:
«Простое и ясное для каждого рабочего-практика положение... упускается из виду нашими верхами. Коммунизм нельзя декретировать. Его можно лишь творить живым исканием, временами ошибками, но – творчеством самого рабочего класса».
«Рабочая оппозиция», в частности, не соглашалась с действиями властей по установлению на заводах диктатуры управленцев, приводившими к тому, что положение промышленного рабочего все более походило на дореволюционное. Возражая против избыточного использования старых специалистов и практики единоначалия, группа защищала принцип коллективного рабочего управления предприятиями.
«Рабочей оппозиции» также удалось вскрыть суть более общей проблемы, касавшейся характера отношений между рабочим классом и Советским государством. Для Коллонтай этот вопрос был ключевым:
«... Кому осуществлять творчество диктатуры пролетариата в области хозяйственного строительства? Органам ли классовым по составу, непосредственно, жизненными нитями связанным с производством, т.е. производственным союзам или же советским аппаратам, оторванным от непосредственной, живой хозяйственно-производительной деятельности, к тому же смешанным по своему социальному составу? В этом корень расхождения. Рабочая оппозиция стоит за первое. Верхи нашей партии, как бы ни разошлись их тезисы в отдельных менее существенных пунктах, в трогательном единении стоят за второе»
Ниже Коллонтай развивает это положение о гетерогенной социальной ироде Советского государства:
«Партии, стоящей во главе смешанного по социальному составу советского государства, приходится волей-неволей считаться и с запросами «хозяйственного мужичка», с его мелкособственническими замашками и отвращением к коммунизму, и с многочисленным слоем мелкобуржуазных элементов прежней, капиталистической России, всяких скупщиков, посредников, мелких торговцев, приказчиков, хозяйчиков, ремесленников и мелких чиновников, которые быстро приспособились к советским органам. Это они-то, главным образом, и заполняют советские учреждения, являясь «агентами» Наркомпрода, заведующими снабжениями армии, юркими «практиками» в личных главках и центрах... Именно этот слой, широко разлитый по советским учреждениям, слой мелкой буржуазии, мещанства с его враждебностью к коммунизму, приверженностью к косным нравам прошлого, с отвращением страхом к революционным действиям, и разлагает наши советские учреждения, внося туда дух, совершенно чуждый рабочему классу».
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.) - Алексей Епихин - История
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Плеханов - Михаил Иовчук - Биографии и Мемуары
- Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен - История