Неизвестный Сталин - Рой Медведев
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Политика
- Название: Неизвестный Сталин
- Автор: Рой Медведев
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Когда пленум завершился, мы все в президиуме обменялись взглядами. Что случилось? Кто составил этот список? Сталин сам не мог знать всех этих людей, которых он только что назначил. Он не мог составить такой список самостоятельно. Я признаюсь, что подумал, что это Маленков приготовил список нового Президиума, но не сказал нам об этом. Позднее я спросил его об этом. Но он тоже был удивлен. „Клянусь, что я абсолютно никакого отношения к этому не имею. Сталин даже не спрашивал моего совета или мнения о возможном составе Президиума“. Это заявление Маленкова делало проблему более загадочной. Я не мог представить, что Берия был к этому причастен, так как в новом Президиуме были люди, которых Берия никогда не мог бы рекомендовать Сталину. Молотов и Микоян также не могли иметь к этому отношения. Булганин тоже не знал ничего об этом списке.
Некоторые люди в списке были малоизвестны в партии, и Сталин, без сомнения, не имел представления о том, кто они такие»[512].
В состав Президиума ЦК вошел Игнатьев. Был усилен и идеологический блок нового органа партии. В него вошли не только Суслов, но и Дмитрий Чесноков и Николай Михайлов, которых Хрущев, по-видимому, считал людьми «малоизвестными в партии». Они были крайними идеологическими консерваторами и антисемитами, но в своей деятельности ориентировались не на Маленкова или Хрущева, а, как и Суслов, только на Сталина.
Оперативное руководство партией возлагалось, однако, не на этот слишком большой Президиум, а на Бюро Президиума — орган, не предусмотренный новым Уставом КПСС. Список членов этого Бюро не сообщался в прессе, и его существование вообще не было известно общественности. Он не имел и не мог иметь такого же авторитета, как прежнее всем известное Политбюро. В состав Бюро Президиума ЦК КПСС вошли вместе со Сталиным девять человек: семь из прежнего Политбюро — Сталин, Маленков, Берия, Булганин, Хрущев, Ворошилов и Каганович и двое новых — Сабуров и Михаил Первухин. Хотя Молотов и Микоян были избраны в Президиум ЦК КПСС, Сталин уже не приглашал их к себе на дачу или в Кремль на узкие совещания. В целом можно заключить, что реорганизации в КПСС усилили позиции главным образом самого Сталина. Для решения текущих вопросов он приглашал к себе в Кремль или на дачу уже не «семерку», а «четверку»: Маленкова, Хрущева, Берию и Булганина.
После ряда неотложных дел Сталин 3 ноября 1952 года вызвал к себе в Кремль Игнатьева и его заместителей — Гоглидзе, Рясного и Рюмина. Из членов нового Бюро на этом совещании присутствовал лишь Маленков. Обсуждение накопившихся проблем государственной безопасности продлилось почти два часа[513]. Безусловно, что именно на этой встрече в Кремле Игнатьев получил санкцию Сталина и Маленкова на новые аресты, так как на следующий день были арестованы профессора Виноградов, Василенко, Вовси и Коган. Через десять дней, 13 ноября, Сталин снова вызвал к себе Игнатьева и его заместителей — Гоглидзе, Огольцова, Питовранова и Рясного. Рюмина среди них не было, так как в Кремле решалась и его собственная судьба. На этот раз решение принимала вся «четверка» — Маленков, Берия, Булганин и Хрущев[514]. 14 ноября Рюмин был уволен из МГБ и переведен инспектором в Министерство госконтроля. Всю следственную группу по «делу врачей» возглавил теперь Гоглидзе, который также стал первым заместителем Игнатьева.
О причинах падения Рюмина можно лишь строить разные предположения, никакими протоколами они не были зафиксированы. Костырченко, которому принадлежит самый полный анализ всех «еврейских» процессов в СССР, считает, что на увольнении Рюмина из МГБ настаивал Берия, недовольный его действиями в «грузино-мингрельском деле». Рюмин и его заместитель по следственной части МГБ В. Г. Цепков возглавляли особую группу МГБ и по этому делу.
Следствие в Грузии также шло с применением пыток и было к концу 1952 года намного ближе к завершению, чем «дело врачей». Оно включало большее число арестованных и явно готовилось не для суда, а для заочного приговора через Особое Совещание. В таких случаях следствие обычно шло по упрощенной схеме. Завершение «грузинского» процесса грозило именно Берии и Гоглидзе очень большими неприятностями. Поэтому в конце 1952 года им было исключительно важно затормозить следствие в Грузии и расширить «дело врачей» в Москве, чтобы переключить именно на него главное внимание Сталина. Еврейский же процесс в Москве при его развороте неизбежно получал международный резонанс, и это в первую очередь могло дискредитировать лишь самого Сталина.
Новые аресты врачей, проведенные в Москве в ноябре и в декабре 1952 года, означали и расширение сценария. Смерти Щербакова и Жданова было уже недостаточно для всех арестованных, многие из которых к их лечению не имели прямого отношения. В число подозрительных событий, подлежащих разработке, включили смерть Георгия Димитрова, бывшего председателя Коминтерна, лидера французских коммунистов Мориса Тореза и некоторых других коммунистических лидеров, которые в то или иное время лечились в Кремлевской больнице. Поскольку профессор Вовси был Главным терапевтом Красной Армии, его обвинили в попытке лишить СССР его лучших боевых маршалов и генералов. Вошел в список жертв «сионистского заговора» и ушедший в отставку по болезни бывший член Политбюро А. А. Андреев.
20 ноября 1952 года Гоглидзе и Огольцов снова поздно вечером были на приеме у Сталина в присутствии «четверки» партийных лидеров. Сталин в это время уже не вел в Кремле приемов и совещаний дольше одного часа. Иногда, как это было 22 ноября, собрав у себя в кабинете полный состав членов Бюро Президиума в десять часов вечера, он решал все вопросы в течение 25 минут[515]. В середине декабря Игнатьев был вызван к Сталину с четырьмя его заместителями и опять только на час. Через три дня Гоглидзе снова побывал в кабинете у Сталина, но уже без министра госбезопасности. На предыдущем приеме, 15 декабря, Сталин действительно выразил недовольство работой МГБ и лично Игнатьева. Это привело к сердечному приступу у самого шефа госбезопасности, и он оказался в больнице МГБ.
Недовольство Сталина было связано с отсутствием ясной картины всего международного сионистского заговора. Не было и убедительных доказательств вины именно врачей-евреев, хотя к этому времени были арестованы десять профессоров-евреев. Поскольку их показания добывались с применением физических методов следствия, холодных камер, бессонницы, металлических кандалов и простых избиений, началась характерная для таких случаев цепная реакция ложных вынужденных показаний, в которые попадало множество новых имен. Это было неизбежно, так как у врачей-профессоров были врачи-ассистенты; диагнозы и курсы лечения в Кремлевской больнице всегда назначались врачебными консилиумами и в сложных случаях приглашались лучшие эксперты из Академии медицинских наук, а иногда и зарубежные консультанты. Если жены арестованных врачей тоже были медиками, арестовывали и жен, а иногда и других членов семей.
В настоящее время архивы бывшего МГБ открыты для историков и протоколы допросов арестованных врачей подробно цитируются в ряде исследований, посвященных «делу врачей», антисемитизму или политике Сталина в послевоенный период. Недавняя книга Джонатана Брента и Владимира Наумова по истории «дела врачей» почти целиком основана на попытке анализа ранее секретных протоколов следствия, развернувшегося в конце 1952 года[516]. Владимир Наумов как член специальной «Президентской комиссии» по реабилитациям жертв сталинских репрессий имел прямое отношение к рассекречиванию архивных документов МГБ.
Однако ознакомление с архивными версиями таких протоколов показывает, что они не представляют собой первичных документов, записанных в ходе допросов, а являются достаточно произвольными «резюме», соответствующими разрабатывавшемуся «сценарию». Допросы чаще всего проводились ночью, и истощенные пытками и бессонницей люди были готовы подписывать любые, самые фантастические самооговоры. Для примера можно процитировать выдержку из протокола допроса арестованного Виноградова Владимира Никитича, протокол хранится в архиве ФСБ РФ. Допрос вел старший следователь МГБ СССР майор госбезопасности И. Меркулов. Допрос был начат в 23 часа 20 минут 6 декабря 1952 года и закончен в 4 часа 20 минут 7 декабря. Он продолжался, таким образом, пять ночных часов. Между тем весь текст протокола, перепечатанный с заметок следователя уже после допроса, умещается на двух страницах и состоит из четырех вопросов и четырех ответов, которые явно подсказаны самим следователем:
«Вопрос. На штатных должностях в Лечсанупре Кремля с какого времени вы работали?
Ответ. С 1934 года. Разновременно я занимал должности заведующего терапевтическим отделением, главного терапевта и профессора-консультанта.
- Неизвестный Сталин - Жорес Медведев - Политика
- Питание и долголетие - Медведев Жорес Александрович - Здоровье
- Советско-польские дипломатические отношения 1918- 1939 годов в отечественной историографии - Станислав Павлович Чагин - История
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Один год дочери Сталина - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары