Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг. - И. Рисмухамедова
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Политика
- Название: Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг.
- Автор: И. Рисмухамедова
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это становится ясным, если рассмотреть происхождение российских левых коммунистов. Все левокоммунистические группировки, существовавшие в России, возникли в самой большевистской партии. Это само по себе доказывает пролетарский характер большевизма. Будучи живым проявлением активности рабочего класса, единственного класса, способного радикально и постоянно подвергать критике свою собственную практику, большевистская партия беспрестанно порождала революционные фракции. На каждом этапе перерождения в партии раздавались голоса протеста, образовывались группы, которые, действуя внутри РКП или откалываясь от нее, обличали отход от первоначальной программы большевизма. Эти фракции перестали возникать лишь тогда, когда партию окончательно похоронили ее могильщики-сталинисты. Все российские левые коммунисты являлись большевиками; именно они отстаивали преемственность с большевизмом героических лет революции, а те, кто клеветал на них, преследовал и губил, какую бы известность они ни получили, порвали с самой сущностью большевизма.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:
ЛЕВЫЕ КОММУНИСТЫ В ГЕРОИЧЕСКИЕ ГОДЫ РЕВОЛЮЦИИ (1918-1921 гг.)
ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ
Партия большевиков стала первой партией обновленного рабочего движения, в которой возникли левые течения. Это произошло именно потому, что большевики оказались первой партией победоносного восстания против буржуазного государства. В представлениях рабочего движения того времени роль партии заключалась в организации захвата власти и взятия в свои руки управления новым «пролетарским государством». Согласно этим представлениям, пролетарский характер государства обеспечивался, по сути, тем, что во главе его стояла пролетарская партия, стремящаяся привести рабочий класс к социализму. Глубоко ошибочный характер этой двойной или тройной подмены (партия-государство, государство-класс, партия-класс) раскрылся в послереволюционные годы, и трагедией большевистской партии стала как раз реализация на практике теоретических ошибок всего рабочего движения, демонстрация глубокой порочности господствовавших прежде концепций на собственном негативном опыте. Весь позор и предательство, ассоциирующиеся с большевистской партией, были вызваны тем, что революция началась и погибла в России, и партия большевиков, идентифицировав себя с государством, ставшим внутренним агентом контрреволюции, превратилась в могильщика революции.
Если бы революция началась и переродилась в Германии, а не в России, имена Люксембург и Либкнехта, возможно, вызывали бы сегодня столь же неоднозначные, двусмысленные ассоциации, как имена Ленина, Троцкого, Бухарина и Зиновьева. Лишь располагая практическим опытом грандиозного большевистского эксперимента, революционеры сегодня могут однозначно утверждать: роль партии заключается не в том, чтобы захватить власть от имени рабочего класса, а интересы последнего вовсе не идентичны потребностям формирующегося после революции государства. Но революционным силам потребовались долгие годы нелегких размышлений и самокритики, чтобы суметь усвоить эти на вид столь простые уроки.
С того самого момента, как партия большевиков взяла на себя в октябре 1917 г. управление Советским государством, она начала перерождаться, хотя перерождение это произошло не сразу, не было неуклонным линейным процессом, и, пока мировая революция оставалась на повестке дня, не являлось необратимым. Тем не менее, общий процесс перерождения начался немедленно. Если прежде партия могла свободно действовать как наиболее решительная часть класса, всегда стремившаяся к углублению и расширению классовой борьбы, после взятия государственной власти большевикам стало все труднее участвовать в классовой борьбе пролетариата и воспринимать ее как свою основную задачу. Начиная с этого момента, потребности государства все больше превалировали над потребностями класса; и, хотя эта коллизия не сразу проявилась в открытом виде из-за интенсивности революционной борьбы, она, тем не менее, стала фактом, отразившим фундаментальное противоречие между природой государства и сущностью пролетариата. Если государство неизменно стремится к сохранению общественной стабильности, удержании классовой борьбы в рамках социального статус-кво, то интересы пролетариата и его коммунистического авангарда могут заключаться лишь в расширении и углублении классовой борьбы вплоть до ниспровержения всего существующего порядка. Таким образом, пока революционное движение класса в России и в мире находилось на стадии подъема, Советское государство могло использоваться для защиты завоеваний революции, служить инструментом в руках рабочего класса. Нос условиях спада реального классового движения порядок, защищаемый государством, должен был неизбежно стать отражением интересов капитала. Такова была общая тенденция, однако на практике противоречия между пролетариатом и новым государством начали возникать сразу же, чему способствовала неподготовленность класса и большевиков к взаимодействию с государственными институтами и, самое главное, изоляция революции в границах России, тяжелые последствия которой немедленно дали о себе знать внутри завоеванного пролетариатом бастиона. Столкнувшись с многочисленными проблемами, которые возможно было разрешить лишь на международном уровне – задачами организации разрушенной войной экономики, выстраивания отношений с огромными крестьянскими массами России и враждебным капиталистическим окружением, – большевики не имели достаточно опыта для принятия мер, способных хотя бы смягчить самые разрушительные проявления этих проблем.
По сути, их действия привели, скорее, к усугублению, а не преодолению трудностей. И огромное большинство совершенных ошибок обуславливалось тем, что большевики оказались во главе государства и полагали, что вполне правомерно идентифицировать интересы пролетариата с потребностями Советского государства, в сущности, подчинив первые последним. Хотя ни одна коммунистическая группа в России не сумела в то время подвергнуть всесторонней критике эту ошибочную подмену – что явилось недостатком всех российских левых, –революционная оппозиция государственной политике большевистского руководства возникла уже через несколько месяцев после прихода Коммунистической партии к власти. С критикой выступила группа «левых коммунистов», которая сформировалась вокруг Н. Осинского, Н. Бухарина, К. Радека, В. Смирнова и других, опиралась в основном на Московское областное бюро РКП(б) и издавала фракционный журнал «Коммунист». Эта оппозиция начала 1918 года стала первой большевистской фракцией, критиковавшей попытки партии подчинить рабочий класс жесткому контролю сверху. Однако непосредственной причиной для образования группы «левых коммунистов» послужило подписание Советской России мирного договора с немецким империализмом в Брест-Литовске. «Левые коммунисты» во главе с Бухариным, выступавшие за революционную войну против Германии и считавшие заключение мира «предательством» мировой революции, выступили против позиции Ленина, который защищал Брестский мир как способ дать «передышку» для того, чтобы собраться с силами. Левые делали упор на следующее:
«Принять условия, продиктованные германскими империалистами, означало бы совершить действие, противоречащее всей нашей политике революционного социализма. Это привело бы к отказу от верной линии международного социализма как во внешней, так и во внутренней политике и могло бы повлечь за собой оппортунизм худшего толка» (Цит. по: Daniels R. The Conscience of the Revolution, p. 173).
Считая технически невозможным для Советского государства вести обычную войну против германского империализма, они ратовали за стратегию истощения немецкой армии действиями подпольщиков, подвижных отрядов красных партизан. Сам факт ведения подобной «священной войны против германского империализма», надеялись они, послужил бы примером мировому пролетариату и побудил бы его присоединиться к борьбе.
Нам не хотелось бы развивать здесь задним числом дискуссию о стратегических возможностях, открывавшихся перед советской властью в 1918 году. Подчеркнем лишь, что как Ленин, так и левые коммунисты признавали: единственная надежда пролетариата заключалась в распространении мировой революции. Все их побуждения и действия обуславливались интернационализмом, и они открыто излагали свои аргументы российскому пролетариату, организованному в Советы. Вот почему мы считаем недопустимым определять подписание мира как «предательство» интернационализма. Тем более что последующие события показали – оно никоим образом не означало краха революции в России или в Германии, как того опасался Бухарин. Во всяком случае, эти стратегические рассуждения–в определенной степени всего лишь детали. Важнейший политический вопрос, возникший в дискуссии о Брестском мире, состоял в следующем: является ли «революционная война» основным средством распространения революции? Должен ли рабочий класс, ставший у власти в одном регионе, нести революцию мировому пролетариату на штыках? В этой связи интересны комментарии итальянских левых по вопросу Брестском мире:
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.) - Алексей Епихин - История
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Плеханов - Михаил Иовчук - Биографии и Мемуары
- Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен - История