Волошинов, Бахтин и лингвистика - Владимир Алпатов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Языкознание
- Название: Волошинов, Бахтин и лингвистика
- Автор: Владимир Алпатов
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще более заметны переклички с МФЯ в первой, самой известной из аксиом Бюлера (четвертую аксиому, касающуюся слова и предложения, мы специально рассматривать не будем). Соответствующие положения (при небольших различиях в терминологии) уже содержались в известной авторам МФЯ статье 1922 г. Здесь предлагается общая модель языка. Бюлер помещает язык как бы в центр условного пространства, а с трех сторон от него находятся: 1) предметы и ситуации; 2) отправитель; 3) получатель.[616] В связи с этим выделяются три смысловых отношения: соответственно репрезентация, экспрессия и апелляция. Сложный языковой знак обладает тремя семантическими функциями. «Это символ в силу своей соотнесенности с предметами и положением дел; это симптом (примета, индекс) в силу своей зависимости от отправителя, внутреннее состояние которого он выражает, и сигнал в силу своего обращения к слушателю, чьим внешним поведением или внутренним состоянием он управляет так же, как и другие коммуникативные знаки».[617] «Все три основные понятия должны быть семантическими».[618] В связи с тремя функциями должны быть написаны «три книги о языке» [Бюлер 1993: 38].
Такая концепция отличалась и от традиционного подхода (слово – обозначаемый предмет), и от идей структурализма (означающее – означаемое). Бюлер говорит о трехкомпонентности функций каждого знака (хотя, разумеется, в разных знаках разные функции могут присутствовать в разной степени). Традиционно лингвистика выделяла в первую очередь отношения между языком и «предметами и ситуациями». Бюлер же говорит о трех равноправных сторонах, в число которых входят отправитель—говорящий и получатель – слушающий. Этим его концепция прямо сближается с концепцией МФЯ. Особо надо отметить равноправность слушающего с осталь-ными сторонами треугольника. Такой подход встречался не так часто, например, Соссюр время от времени упоминал говорящего и вовсе игнорировал слушающего.
Концепция Бюлера может быть названа умеренно структуралист ской. Не отвергая (в отличие от МФЯ) основные положения Сос-сюра, он не принял сосредоточения лингвистики на изучении языка в смысле Соссюра и не отказался от психологизма. Его теория повлияла на некоторых ученых, в том числе на Н. Трубецкого, опирающегося на нее в «Основах фонологии»,[619] но все же она находилась вне магистрального пути лингвистики того времени.
Встает вопрос о том, насколько идеи Бюлера повлияли на МФЯ и другие работы круга Бахтина. Несмотря на то, что Бюлер упомянут в этих работах лишь по частным вопросам, его влияние могло быть и более существенным. Недавно появилась статья,[620] в которой высказывается предположение о том, что именно статья Бюлера 1922 г. была одним из основных источников идей МФЯ и других работ волошиновского цикла (при этом автор статьи стремится отделить Волошинова от Бахтина, считая, что оппозиционный к неокантианству Бюлер влиял только на Волошинова). В част ности, первая аксиома Бюлера о трех смысловых отношениях и трех семантических функциях стала «основой того, что известно как бах-тинская теория высказывания».[621] Эта идея развивается и в другой статье.[622] Имеется в виду определение высказывания (слова) как продукта социального взаимодействия трех: говорящего, слушателя и героя; оно появилось в «Слове в жизни и слове в поэзии» и было повторено в последних статьях волошиновского цикла. Сходство несомненно, а у Бюлера здесь исторический приоритет. К Бюлеру возводится и идея о возникновении значения в процессе общения.[623] Все-таки трудно сказать, где во всех этих случаях влияние Бюлера, а где самостоятельный ход мыслей Бахтина и его кружка. Однако в любом случае в концепции венского психолога можно было находить опору и идейную близость.
Отмечу, что К. Брандист показывает сходство между Бюлером и волошиновским циклом и в критике фрейдизма, хотя здесь нет данных о том, были ли Волошинову или Бахтину известны соответствующие работы Бюлера.[624] В любом случае Карл Бюлер был одним из наиболее концептуально близких ученых к авторам МФЯ, и переклички их идей требуют всестороннего изучения.
V.3.2. Алан Гардинер
Одновременно с Бюлером (даже их даты жизни – 1879–1963 – совпадают), но в другой стране – в Великобритании—работал близкий к нему по идеям ученый, сэр Алан Гардинер. По основной специальности он был египтологом и лишь изредка в летние каникулы писал сочинения по теории лингвистики. Главный его труд в этой облас ти – книга «Теория речи и языка», вышедшая в 1932 г.; см. также статью 30-х гг.,[625] имеющуюся в русском переводе.
Как и многие его современники, Гардинер отталкивался от идей Соссюра. Он принимал ряд компонентов концепции этого ученого, прежде всего разграничение языка и речи. Однако он не принял свойственные Соссюру остаточное понимание речи и стремление огра-ничить лингвистику изучением языка. Само название книги, где на первое место ставится речь и лишь на второе—язык, уже полемично. Ее автор подчеркивает, что его задача—впервые проанализировав акт речи со всей полнотой.[626] И в МФЯ постоянно говорится о речи и высказывании. Напомню, что соссюровское parole для ее авторов – высказывание, а langage—речь.
И Гардинер, и авторы МФЯ (в отличие от Бюлера, избегавшего прямой полемики) постоянно критикуют соссюрианство за отрыв объекта исследования лингвистики от конкретной ситуации, от говорящего и слушающего. При этом Гардинер прямо подчеркивал сходство своих идей с идеями Бюлера.[627] Гар-динер писал, что речь не двустороннее (звук—значение), а четырехстороннее (говорящий—слушающий—слова—обозначаемые предметы) явление.[628] Акт речи – не множество слов, которые могут повторяться, а особое событие, определяемое местом и временем.[629] Неоднократно повторяется мысль о неотделимости акта речи и высказывания от говорящего и слушающего.[630] Ср. формулировку из «Слова в жизни и слова в поэзии» о слове как «выражении и продукте социального взаимодействия» говорящего, слушающего и «героя» (72). Или во второй статье в «Литературной учебе»: «Было бы безнадежной задачей стараться понята, конструкцию высказываний, из которых слагается речевое общение, вне всякой связи с действи-тельностью, социальной обстановкой (ситуацией), вызывающей эти высказывания».[631] Похоже на сравнение Гар-динером акта речи с «драмой в миниатюре», имеющей «свой состав действующих лиц».[632]
В связи с этим в обеих книгах подчеркивается социальность речи. Гардинер пишет о том, что лингвистика более связана с социологией, чем с логикой и психологией.[633] Он указывает, что каждый акт речи одновременно индивидуален и социален, причем «социальный» – не то же самое, что «коллективный».[634] Это место имеет прямую параллель с МФЯ, где также говорится о несовпадении социального и коллективного (248).
Вся концепция МФЯ, как уже говорилось, также насквозь социологична, постоянно говорится об идеологии и социологическом подходе, а «индивидуальный психологизм» – постоянный объект критики (246 и др.). В обеих книгах затрагиваются и проблемы психологии языка, но они рассматриваются как подчиненные социальным проблемам. В МФЯ это проводится радикальнее, но и Гардинера вряд ли можно безоговорочно относить к авторам «психологических теорий языка», как это делал В.А. Звегинцев.[635]
Общее в двух книгах—и в признании недостаточности и неадекватности филологического подхода к языку, имеющего дело с письменными текстами. Гардинер пишет, что филолог имеет дело лишь с «продуктами акта речи»,[636] работая с отделенными от говорящего, слушающего и ситуации высказываниями.[637] Тем не менее даже в этом случае необходимо учитывать все факторы, определяющие акт речи.[638] А в МФЯ много говорится о вредоносности филологического подхода, делающего любой язык мертвым (286–288).
В МФЯ филологический подход, привносящий в лингвистику «ложную идею пассивного понимания» (289), связывается с представлением о языке как о «неподвижной системе норм» (279). Для «абстрактного объективизма» «в каждую данную эпоху может существовать лишь одна языковая норма… Рядом с нормой может существовать лишь ее нарушение, но не другая, противоречащая норма» (269). А у Гардинера говорится о невозможности опоры только на несомненно правильное в языке: всегда имеются ступени между абсолютной правильностью и абсолютной неправильностью.[639] Последняя идея, несомненно, принята современной лингвистикой.
Гардинер, в отличие от авторов МФЯ, признавал слово в обычном смысле единицей языка. Но в то же время он подчеркивал, что значение слова не самодостаточно, оно прежде всего инструментально, его функция – побудить слушающего обратить внимание на нечто.[640] Ср. с третьей статьей в «Литературной учебе», где сказано, что слово «объективно» не отражает своего содержания и не существует вне живого высказывания.[641] О неотделимости слова от намерений говорящего не раз говорится и в МФЯ (320, 324).
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Эзотерический характер Евангелий - Елена Блаватская - Религия
- Вечное объятие (Демоника – 4,5) (ЛП) - Ларисса Йон - Любовно-фантастические романы
- Анна Ахматова. Я научилась просто, мудро жить… - Борис Михайлович Носик - Биографии и Мемуары