Художественная культура русского зарубежья. 1917–1939. Сборник статей - Коллектив авторов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Культурология
- Название: Художественная культура русского зарубежья. 1917–1939. Сборник статей
- Автор: Коллектив авторов
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не занимался преподаванием официально, но его одержимость искусством, его эрудиция и талант несомненно вдохновляли ровесников-французов и более молодых арабских художников. Младшие друзья Рубцова, Эди Турки и Абделазиз Горжи, считающие себя его учениками, выросли в резко отличающиеся и от учителя и друг от друга творческие индивидуальности: Турки стал абстракционистом, а Горжи – декоративным примитивистом. Галина Махрова, известная как французская художница Galina, в своих мемуарах вспоминает, как отзывался о Рубцове классик тунисской живописи XX века Амар Фархат: «Если художник всецело отдается живописи, чего еще от него требовать?»[536]
Безусловно, Рубцов сыграл серьезную роль в развитии тунисской культуры первой половины XX века. Его многочисленные графические и живописные произведения – пейзажи, портреты и этнографические зарисовки, выполненные в различных творческих манерах, – составляют целостный живописный образ Туниса, который ранее никому не удавалось создать. Художник родился и вырос в российской столице. В Тунисе, бывшем при его жизни далекой арабской провинцией Франции, Рубцов был одним из немногих представителей истинно столичной культуры, что определило его вхождение в круги местной художественной элиты. Он был другом барона Родольфа д'Эрланже, музыковеда, мецената и живописца, известного в Тунисе своими инициативами по охране исторических памятников. Активный участник художественной жизни поликультурного Туниса, Рубцов приложил немало усилий, чтобы сделать ее более яркой и своеобразной.
Разнообразие творчества Рубцова еще при его жизни смущало критиков, но один из них выделил «случай Рубцова», и это не было преувеличением. Вся его биография и даже судьба его наследия представляются сотканными из каких-то особенных случаев.
Феномен Рубцова интересен сегодня не только из-за его значимости для тунисского искусства и устойчивой традиции изучения этого художника во Франции. Его творческой индивидуальности, принадлежащей одновременно русской, французской и арабской культурам, было свойственно сочетать противоположные черты. Русская академическая школа соединяется у него с западным видением и арабскими сюжетами. Как сообщает Пьер Дюма, Рубцов протестовал, когда его представляли как русского художника. «Но мы-то знаем, – писал Дюма, – чем он обязан стране происхождения: любовью к точности и методу, бескорыстием, фатализмом»[537]. Эти черты, а также преклонение перед «красотой истории», стремление к распространению подлинного знания, творческая ориентация на документально-этнографическую традицию русского ориентализма, дают нам право считать созданные в далекой Африке произведения этого человека, называвшего себя французом и даже в юности плохо говорившего по-русски, частью искусства русского зарубежья.
И. В. Клюева
Аргентинский период творчества Степана Эрьзи (1927–1950)[538]
Степан Дмитриевич Эрьзя (Нефедов, 1876–1959) широко известен сегодня в России и за ее пределами. Мордвин-эрзя по национальности, он стал одним из крупнейших отечественных скульпторов XX в. Жизнь художника была долгой и трудной. Сложен был путь феноменально одаренного «инородца», сына простого крестьянина-бурлака, к высотам профессионального искусства: через провинциальные иконописные мастерские, вечерние подготовительные курсы Строгановского училища – к Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества и далее – к триумфу на самых престижных выставках Европы и Латинской Америки, к общественному признанию в разных странах мира.
Мастер, отличавшийся фантастической работоспособностью и необыкновенной преданностью искусству, создал за свою жизнь огромное количество скульптурных произведений (не менее 3000), помимо того в разные периоды успешно занимаясь графикой, реже – живописью. При этом он практически не пользовался услугами форматоров, формовщиков, рубильщиков, от начала и до конца выполняя каждую работу в любом материале собственноручно (помощники необходимы ему были только при создании монументальной скульптуры). Своими руками он оборудовал помещения, в которых работал. У него никогда не было налаженного быта, ему часто приходилось менять не только мастерские, но и города, страны, даже континенты. Эрьзя жил в России, в СССР: в Москве, на Урале, на Кавказе. В общей сложности более 30 лет российский художник пребывал за рубежом: с 1907 до весны 1914 года в Италии и Франции; с осени 1926 до весны 1927 года вновь во Франции; в 1927 году, после кратковременного визита в Уругвай, он надолго, до сентября 1950 года, обосновался в Аргентине. В ноябре 1950 года мастер вернулся в Москву с коллекцией своих работ (более 200 скульптур).
Аргентинский период творчества Эрьзи остается малоизученным, о его жизни в Латинской Америке в нашей стране практически ничего не известно. В настоящей публикации мы предполагаем осветить совершенно не известные и уточнить уже вошедшие в научный и широкий культурный оборот спорные или искаженные данные о нем (факты, имена, названия и т. д.). Мы основываемся на архивных документах, хранящихся в личном фонде С. Д. Эрьзи Центрального государственного архива Республики Мордовия (ЦГА РМ), прежде всего, на рукописи и письмах личного секретаря Эрьзи – аргентинского литератора и журналиста Луиса Орсетти, в Отделе рукописей Государственного Русского музея (ОР ГРМ), на материалах из аргентинской прессы и отечественной прижизненной периодики, используем также отдельные исследования зарубежных авторов, посвященные изучению биографии людей, чьи судьбы так или иначе пересекались с судьбой Эрьзи. (Подчеркнем сразу, что при цитировании документов мы сохраняем орфографию и пунктуацию подлинников.)
Сегодня, имея в виду аргентинский период жизни и творчества Эрьзи, чаще всего говорят о нем как о представителе русской эмиграции, однако по отношению к нему более точным был бы более нейтральный термин «русское зарубежье», поскольку эмигрантом он официально не являлся и с таковыми себя не идентифицировал. Еще более неправы те, кто считает его культурным маргиналом, называя «российско-аргентинским скульптором». Положение Эрьзи в Аргентине – особое, отличное от положения основной массы оказавшихся за пределами родины соотечественников. Он выехал за рубеж в командировку, и хотя фактически стал «невозвращенцем», продолжал считать себя советским гражданином, бережно хранил советский паспорт, не принимал иностранного гражданства (хотя однажды был близок к этому шагу). Во всех многочисленных публикациях о нем в латиноамериканской прессе Эрьзя фигурирует как «русский скульптор», «славянский художник», значительно реже – как «художник старой России». Он собирает публикации о себе в прессе, намереваясь по возвращении в родную страну представить их в качестве «отчета» о своей творческой командировке. На выставках в Аргентине Эрьзя участвует в качестве иностранца. Суть его позиции – художник должен быть свободен в выборе места жительства (в зависимости от наличия условий для его профессиональной деятельности), при этом оставаясь сыном своей страны, истинным патриотом. Рассказывая о себе журналистам, он всегда подчеркивал, что он русский художник, мордвин-эрзя по национальности, рассказывал о своих родных местах, о жизни своего народа, о Москве, о своих учителях С. Волнухине, П. Трубецком. Слова «моя родина – Россия, Аргентина – родина кебрачо»[539], которые он неоднократно произносит в интервью, – его жизненное и творческое кредо.
Определенную роль в положении Эрьзи играет и то, что он за 23 года так и не смог выучить испанский язык и не стремился к этому. Аргентинские журналисты отмечают, что он говорит на странном языке – скорее итальянском, чем испанском, вставляя русские и французские слова.
Особенности положения скульптора в Аргентине во многом проясняет ситуация с первым зарубежным периодом его творчества. Первый отъезд Эрьзи за рубеж был вынужденным и фактически нелегальным: он бежал туда по политическим причинам, «по независящим обстоятельствам», как писала российская пресса. Обучаясь в МУЖВЗ, он уже сам имел учеников; среди них оказались эсеры-террористы, которые совершили политическое убийство, вследствие чего скульптор попал в поле зрения полиции; кроме того, один из «учеников», скрываясь, похитил его паспорт. Спасаясь от преследований полиции, Эрьзя выехал за рубеж без документов. Отправляясь весной 1914 г. в Россию, Эрьзя оставил свои работы в мастерской в пригороде Парижа Со, полагая, что едет ненадолго – повидаться с родными, друзьями. Формальный повод его приезда – полученное от городской Думы родного Алатыря письмо об открытии в городе музея его имени, фактическая причина – острое чувство ностальгии, которое не покидало его, несмотря на успех на Западе. Из документов, писем, газетных интервью становится очевидным, что, приехав в Россию, он постоянно думает об отъезде за рубеж. Причин для этого много: скандальный унизительный арест в Белоострове (когда он возвращался из Куоккалы от Репина), отсутствие заказов, скульптурного материала, безденежье, непризнание профессиональной средой в России.
- Корпоративная культура современной компании. Генезис и тенденции развития - Анжела Рычкова - Культурология
- Религия и культура - Жак Маритен - Религиоведение
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив