Книги нашего детства - Мирон Петровский
- Дата:27.10.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Культурология
- Название: Книги нашего детства
- Автор: Мирон Петровский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Статья Горького, при ее общетеоретической направленности, — считает историк детской литературы, — имела и прямую конкретную цель — защитить работу Гиза»[207]. Того самого Гиза, под маркой которого выходили книги Маршака, в том числе — «Рассеянный». И несмотря на то, что история маршаковской книги этим эпизодом не кончается, рассказ о ее судьбе уместно окончить здесь, потому что с этого момента судьба «Рассеянного» всецело принадлежит его читателям. А читатель у Маршака особенный:
Читатель мой особенного рода:Умеет он под стол ходить пешком.Но радостно мне знать, что я знакомС читателем двухтысячного года!
«Популярность этого стихотворения огромна, — писал Чуковский через четверть века после выхода первого издания „Рассеянного“. — …Оно выдержало десятки изданий и переведено чуть ли не на все языки. Хотя Бассейной улицы уже давно нет в Ленинграде (ее переименовали в улицу Некрасова), но выражение „рассеянный с Бассейной“, сразу ставшее народной поговоркой, по-прежнему остается крылатым: его слышишь и в кино, и в трамвае, и в клубе:
— Эх ты, рассеянный с Бассейной!»[208]
Каждый ли, произносящий эту добродушную дразнилку, знает, что цитирует Маршака? Не уверен. Во всяком случае, далеко не каждый об этом думает. Формула «Рассеянный с улицы Бассейной» — зажила своей, отдельной от маршаковского стихотворения жизнью, вошла в речь разных общественных слоев, в сознание многих поколений, стала частью русского языка. А нелепые выходки чудаковатого героя продолжают радовать нынешних детей, как они радовали своих первых читателей — детей 1930 года. Иные литературные герои той поры — в автомобилях, в поездах и на самолетах — так и не смогли выбраться за пределы своей эпохи, а Рассеянный Маршака в своем отцепленном вагоне добрался до нашего времени и благополучно катит дальше.
Алексей Толстой
«Золотой ключик, или Приключения Буратино»
Что отпирает «Золотой ключик»?
Толстой А. Золотой ключик, или Приключения Буратино. М.: Госиздат, 1943. Обложка. Художник А. Каневский.
Иллюстрация воспроизводится без масштабирования, в размере оригинала.
К. Коллоди.
А. Толстой. Портрет работы П. Кончаловского.
Коллоди К. Приключения Пиноккио. Киев, 1914. Обложка. Художник К. Киостри.
Иллюстрация воспроизводится без масштабирования, в размере оригинала.
Н. Петровская. 1914.
Коллоди К. Приключения Пиноккио. Киев, 1914. Рис. К. Киостри.
Иллюстрации воспроизводятся без масштабирования, в размере оригинала.
Б. Малаховский. 1937.
Иллюстрации из первого отдельного издания сказки «Золотой Ключик, или Приключения Буратино». Л.: Детгиз, 1936. Художник Б. Малаховский.
Иллюстрации воспроизводятся без масштабирования, в размере оригинала.
Толстой А. Золотой ключик, или Приключения Буратино. М.: Госиздат, 1943. Титульный лист. Художник А. Каневский.
Иллюстрация воспроизводится без масштабирования, в размере оригинала.
Толстой А. Золотой ключик, или Приключения Буратино. М.: Госиздат, 1943. Рис. А. Каневского.
Иллюстрация воспроизводится без масштабирования, в размере оригинала.
IМожно искренне пожалеть каждого, кому не посчастливилось прочесть «Золотой ключик» в детстве. Уже давно и окончательно эта книга сделалась неотъемлемой частью нормального человеческого развития, так что детство, лишенное «Золотого ключика», кажется уже как бы не совсем полноценным. Вырастая, читатели сохраняют благодарную любовь к этой книге на всю жизнь. По фразам и словечкам из «Приключений Буратино» поклонники этой сказки узнают друг друга с такой же мгновенностью, с какой был узнан сам Буратино своими сородичами-куклами. Достаточно обмолвиться о «коротких деревянных мыслишках» или упомянуть вскользь об «умненьком, благоразумненьком» — и на лицах заиграют заговорщицкие улыбки, словно отблески огня, нарисованного на куске холста в каморке старого Карло. Промелькнувшая в беседе летучая цитата из сказки — это одна из разновидностей современного «шиболета», по которому на чужбине взрослости находят соотечественников выходцы из страны детства.
У Алексея Николаевича Толстого были основания назвать свою сказку «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (в рукописи) — «новым романом для детей и взрослых». Снятое в печати, это жанровое определение продолжает взывать именно о таком, сдвоенном подходе к сказке, о взгляде на нее под двумя углами, о включении сказки в два контекста — детской литературы и общелитературный. Забудь Толстой пометить свое произведение словами «для детей и взрослых» — все равно осталась бы необходимость «бинокулярного» взгляда на сказку, сочиненную столь значительным мастером и взысканную столь необыкновенной судьбой.
Обаяние сказки беспримерно и неотразимо. Воспоминание о ней полно томящих загадок. Одна из них — загадочность самого обаяния сказки. Другая — обращение большого художника к жанру детской сказки. В этом есть что-то интригующее: кажется, это неспроста, что-нибудь тут не так. К тому же новый жанр — не просто сказка для детей, но сказочная повесть с несомненными чертами сатиры. Такая перемена провоцирует предположение, что здесь художник рассказал нечто, не вмещавшееся в другие жанры его творчества, — предположение, как мы увидим дальше, ошибочное, ибо в «Золотом ключике» рассказано как раз о том же, о чем идет речь в других произведениях Толстого. Третья загадка: каким образом фантастические приключения, случившиеся в условной сказочной стране с героями, носящими чужеземные имена, сумели отразить наше, читателей, детство, передать дух и актуальную проблематику эпохи? К этой книге тянет вернуться, как тянет в тот единственный и лучший в мире двор, где прошло наше детство.
Мы возвращаемся во дворы нашего детства и убеждаемся, что они выглядят иначе, чем в наших воспоминаниях. К счастью, взрослое аналитическое видение не отменяет детского поэтического, но начинает жить рядом и вместе с ним. Мы становимся богаче, хоть и не всегда рады этому богатству.
Тут, надо сказать, «Золотому ключику» не повезло: он стал жертвой «ведомственного подхода» к литературе. Авторы серьезных научных монографий о творчестве Толстого на протяжении многих лет обминали сказку, числя ее, по-видимому, за департаментом детской литературы. А специалисты по детской литературе столь же длительное время предпочитали аспект «детского чтения», предполагая, очевидно, что сказку включат в свои научные разборы исследователи творчества писателя — представители департамента литературоведческого. Бедный Буратино, лишенный собственной территории, бежит по меже между «взрослым» и «детским» на манер того, как в знаменитом фильме бродяга Чарли нелепо ковыляет вдоль пограничной линии, не смея и шагу ступить ни вправо, ни влево.
Надо рассмотреть сказку в обоих сродственных ей контекстах — детской литературы и общелитературном, в контексте всего творчества Алексея Толстого и его времени, соединить непосредственное поэтическое восприятие сказки с профессиональным анализом, запахать межу. Но даже предварительная прогулка по меже сулит немало неожиданных находок.
Для начала следовало бы выяснить — пусть в самых общих чертах — историю сказки. Снабдив «Золотой ключик» предисловием, автор сам позаботился об истории сказки. Едва ли не все писавшие о ней ссылаются на это предисловие — порой с умилением, впрочем, понятным у взрослых, прикасающихся к детству, но всегда с полным доверием, странным у взрослых, прикосновенных к науке, требующей проверки авторских свидетельств и мемуарных показаний. В предисловии говорится:
«Когда я был маленький, — очень, очень давно, — я читал одну книжку: она называлась „Пиноккио, или Похождения деревянной куклы“ (деревянная кукла по-итальянски — буратино).
Я часто рассказывал моим товарищам, девочкам и мальчикам, занимательные приключения Буратино. Но так как книжка потерялась, то я рассказывал каждый раз по-разному, выдумывал такие похождения, каких в книге совсем и не было.
Теперь, через много-много лет, я припомнил моего старого друга Буратино и надумал рассказать вам, девочки и мальчики, необычайную историю про этого деревянного человечка»[209].
Казалось бы, все ясно: и то, почему герой Толстого носит другое имя, и то, почему приключения Буратино так мало похожи на приключения Пиноккио. Названа книга Коллоди и указано, что связь с ней опосредована детским восприятием. Ясен и художественно достоверен образ ребенка — будущего писателя, предающегося творчеству, тогда еще почти бессознательному, в далеком малолетстве. Такой эпизод — мальчик, свободно фантазирующий на тему прочитанной книжки, — вполне мог бы занять место в каком-нибудь рассказе или повести А. Н. Толстого о ребенке, например в «Детстве Никиты»…
- «Запрещенные» удушающие приемы, техники дыхания, которые увеличивают силу, скорость и реакцию. По системе спецназа КГБ - Александр Травников - Самосовершенствование
- Право социального обеспечения - Владимир Галаганов - Детская образовательная литература
- Пранаяма. Сознательный способ дыхания. - Ранджит Гупта - Эзотерика
- Человекомерность социальных систем - Евгений Бабосов - Социология
- Тепло надежды - Лууле Виилма - Эзотерика