ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ - ДЖОРДЖО ВАЗАРИ
- Дата:19.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Культурология
- Название: ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ
- Автор: ДЖОРДЖО ВАЗАРИ
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
же много портретов людей, известных в то время и написанных им с натуры; портреты эти наверное сделались бы жертвою случая и до нас не дошли, если бы Джовио не заказал с них копии для своего музея; они изображали следующих лиц: папу Николая V, императора Фридриха, который в то время посетил Италию, брата Антонина, впоследствии епископа флорентийского, Бьондо из Форли и Фердинанда Арагонского. А так как брат Джованни показался папе человеком святой, спокойной и скромной жизни, – каковым он и был на самом деле, – а флорентийская архиепископская кафедра в то время пустовала, папа счел его достойным этого сана. Когда брат Джованни об этом узнал, он стал умолять его святейшество найти кого-нибудь другого, так как он чувствовал себя неспособным управлять людьми, и, зная в своем ордене одного ученейшего инока строгих правил, сердобольного и богобоязненного, он считал его гораздо более достойным носителем этого сана, нежели себя. Услыхав это и вспомнив, что брат Джованни говорит правду, папа охотно оказал ему эту милость; таким образом брат Антонин из ордена проповедников стал архиепископом Флоренции, человек действительно достойнейший своей святостью и учением, – достаточно сказать, что он в наше время удостоился быть сопричтенным лику святых папой Адрианом VI. Такова была великая и поистине редчайшая доброта брата Джованни – уступить столь великие предложенные ему первосвященником сан, почесть и должность тому, кого он верным взглядом и искренне, от всего сердца считал значительно достойнее себя. Хорошо было бы, если бы духовенство нашего времени научилось от этого святого человека не гоняться за теми должностями, которых они не могут достойно нести, и уступать их достойнейшим. Возвращаясь к брату Джованни, скажу, что дай Бог, чтобы все монахи (не во гнев будь сказано добрым среди них) проводили время так, как этот отец, поистине ангельский; ибо всю жизнь свою он потратил на службу Господу и на пользу миру и ближнему. Чего же большего можно и должно желать, как не того, чтобы святою жизнью заслужить царство небесное и доблестным трудом – вечную славу в этом мире? Ведь поистине такого рода высокий и исключительный талант, каким обладал брат Джованни, не мог и не должен был снизойти ни на кого другого, как на человека святейшей жизни, ибо те, кто посвящает себя изображению церковных и священных предметов, должны быть действительно церковными и святыми людьми; и недаром мы видим, что, когда за это берутся люди мало верующие и не уважающие религию, они часто вызывают в нас дурные стремления и порочные желания, откуда и рождается порицание таких произведений как дурных и вместе с тем превознесение их как искусно и талантливо исполненных. Однако я отнюдь не хотел бы, чтобы кто-нибудь пал жертвой заблуждения, считая все нелепое и беспомощное благочестивым, а все красивое и хорошо сделанное – порочным, как поступают некоторые, которые при виде изображения женщин или юношей несколько более привлекательных, красивых и нарядных, чем обычно, тотчас же считают их порочными и потому их осуждают, не замечая того, что они глубоко неправы, когда отказывают в хорошем вкусе художнику, который считает святых мужей и жен, обладающих природой небесной, настолько более прекрасными, нежели смертная природа, насколько небо превосходит земные красоты и наши людские творения, и, что хуже того, они этим самым обнаруживают в своих душах заразу и соблазн, черпая зло и недобрые желания из тех вещей, от которых у них – будь они действительными любителями честного пути, как они хотят это доказать своим глупым рвением, – возникло бы стремление к небу и к тому, чтобы быть угодным Создателю всех вещей, от которого, как от наисовершеннейшего и наипрекраснейшего, и проистекает все совершенное и все прекрасное. Если уже один только образ красоты и как бы тень ее волнует этих людей, то что сделали бы или, надо думать, что делают они, ежели бы они оказались или в самом деле оказываются там, где они могли бы увидеть или действительно видят живые красоты, сопровождаемые соблазнительными одеждами, сладчайшей речью, движениями, полными изящества, и взглядами, покоряющими не слишком твердые сердца. Однако я опять-таки отнюдь не хотел бы, чтобы кто-нибудь подумал, что я этим самым одобряю все те церковные изображения, которые написаны почти что совершенно голыми, ибо в таких вещах видно, что живописец не имел должного уважения к месту. Ведь даже тогда, когда хочешь показать свое умение, нужно же считаться с данными обстоятельствами и иметь уважение к людям, времени и месту. Брат Джованни был человеком большой простоты и святости в своем обхождении. Примером его доброты может служить такой случай: когда однажды утром папа Николай V предложил ему завтракать, он посовестился вкусить мяса без разрешения своего настоятеля, не подумав о разрешающей власти первосвященника. Он чуждался всех мирских дел и, живя чисто и свято, настолько был другом бедных, насколько я убежден, что ныне душа его пребывает на небесах. Он постоянно упражнялся в живописи и никогда не пожелал написать что-либо иначе, как во славу святых. Он мог быть богатым, но об этом не заботился; мало того, он часто говорил, что истинное богатство – не что иное, как довольство малым. Он мог повелевать многими, но этого не хотел, говоря, что в повиновении другим меньше забот и заблуждений. От него зависело иметь высокие почести в своем ордене и вне его, но он этому не придавал значения, уверяя, что не стремится к иной почести, как к стремлению избегнуть адских мук и приблизиться к райскому блаженству. И поистине какая почесть сравнима с той, к которой должны стремиться лица духовного звания, мало того – все люди, и которая обретается лишь в Господе и в праведной жизни. Он был в высшей степени человечен, был трезвенником, и, живя целомудренно, он освободился от мирских пут, не раз повторяя, что всякий посвятивший себя этому искусству нуждается в покое и в бездумной жизни и что всякий творящий дела Христовы должен пребывать со Христом. Никогда его не видели гневающимся в среде братьев, что, на мой взгляд, является делом величайшим и почти что невозможным; но имел он обыкновение с простой улыбкой увещевать своих друзей. Всякому, кто заказывал ему вещь, он отвечал необычайно ласково, что он сначала испросит согласия у своего настоятеля и потом непременно исполнит заказ. Вообще говоря, этот святой отец, слава которого никогда не достигала его заслуг, был в делах и рассуждениях своих человеком смиреннейшим и кротким, а в картинах своих – легким и благочестивым, и святые, написанные им, имеют больше вид и подобие святых, чем у кого-либо из других художников. Он имел обыкновение никогда не исправлять и не переписывать своих картин, но всегда оставлял их такими, какими они вылились у него с первого раза, считая (как он говорил), что такова была воля Божья. Некоторые утверждают, что брат Джованни никогда не брался за кисти, предварительно не помолившись. Всякий раз, как он писал Распятие, ланиты его обливались слезами: недаром в ликах и положениях его фигур обнаруживается доброта его искренней и великой души, всецело преданной христианской религии.
Он умер шестидесяти восьми лет, в 1445 году, и оставил после себя учеников: Беноцци-флорентинца, который всегда подражал его манере, и Дзамбони Строцци, который писал картины на дереве и на холсте для всей Флоренции, украшая дома граждан; в особенности известна одна из них, помещенная на трансепте церкви Санта Мариа Новелла, около картины брата Джованни, а другая, сделанная им для разрушенного ныне камальдульского монастыря Сан Бенедетто, что за воротами Пинти, находится в настоящее время в церковке Сан Микеле, в монастыре дельи Анджели, перед входом в главную церковь, направо, по пути к алтарю; кроме того, его же кисти принадлежат еще картина на дереве в капелле Нази, в церкви Санта Лучиа, и другая – в церкви Сан Ромео, а в гардеробной герцога – портреты Джованни ди Биччи деи Медичи и Бартоломео Валори – на одном полотне. Учениками брата Джованни были также Джентиле да Фабриано и Доменико ди Микелино; последний написал на дереве образ для алтаря св. Зиновия в церкви Сант Аполлинаре во Флоренции и многие другие картины. Брат Джованни был похоронен братьями в Риме, в церкви Минерва, если идти от бокового входа, около сакристии, в круглом мраморном саркофаге, на котором изваян его портрет, сделанный с натуры. На мраморе высечена следующая надгробная надпись:
Non mihi sit laudi, quod eram velit alter
Apelles, Sed quod lucra tuis omnia,
Christe, dabam: Altera nam terns opera extant, altera coelo.
Urbs me Joannem, flos tulit Etruriae.
(Пусть хвалою мне будет не то, что вторым
Апеллесом Был я, а то, что весь труд отдал тебе, о Христос!
Живы у нас творенья иные, иные на небе
Город, Этрурии цвет, ты Иоанна родил)
(Перевод А. Дживелегова)
Рукой брата Джованни исполнены в соборе Санта Мариа дель Фьоре две огромные книги, украшенные божественно написанными миниатюрами; содержатся они с большим почетом и в богатейшем убранстве и показываются лишь в самые торжественные дни.
- Конец детства (сборник) - Джон Кристофер - Научная Фантастика
- Отцы-святогорцы и святогорские истории - Старец Паисий Святогорец - Прочая религиозная литература
- Золото Монтесумы - Икста Мюррей - Прочие приключения
- Переводы - Бенедикт Лившиц - Поэзия
- Озеро (вар. пер.) - Рэй Брэдбери - Ужасы и Мистика