Война с готами. О постройках - Прокопий Кесарийский
- Дата:16.11.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Война с готами. О постройках
- Автор: Прокопий Кесарийский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я созвал вас, сотоварищи по оружию, чтобы в последний раз обратиться к вам со словами увещевания, Я думаю, что после этой битвы не нужно уже будет никаких речей поощрения: в этот день целиком решится исход войны. Действительно, и нас и императора Юстиниана измучили и истощили все ваши силы те труды, битвы и несчастья, в которых нам пришлось жить очень долгое время. Мы устали от этих тяжких условий войны, так что, если мы победим врагов в сегодняшнем сражении, готам уже не придется больше вновь начинать войны, но обе стороны будут в достаточной мере иметь в понесенном в данном случае поражении вполне приличный предлог для того, чтобы ничего больше не делать. Потерпев в чем-либо тяжкие удары, люди никогда не решаются вторично идти на это дело. Если же необходимость усиленно толкает их на это, то в мыслях своих они протестуют, как бы „поднимаясь на дыбы“, так как души их приведены в ужас памятью о понесенных несчастьях. Слыша такие слова, воины, проявите всю свою доблесть и силу; не [119] откладывайте на другое время всю вашу решимость, с болью в сердце почувствуйте всю необходимость данного момента, не берегите своего тела для другой опасности. Не щадите ни оружия, ни коней; ведь в будущем они вам не понадобятся. Уничтожив все остальное, судьба сохранила нам на этот день самую высшую надежду. Закаляйте же свою храбрость и проявляйте неустрашимость. У кого надежда, как теперь у нас, висит на волоске, она не позволяет себе покачнуться ни на малейший момент времени. Если упустить благоприятную минуту представившегося случая, то, конечно, бессмысленно будет все последующее старание, как бы исключительно велико оно ни было: по самой сущности своей не нужна запоздалая доблесть, так как по миновании необходимости, она, конечно, становится несвоевременной и бесполезной. Итак, я думаю, вы должны приложить все усилия, чтобы возможно лучше использовать представляющийся вам бой, а затем получить возможность пользоваться благами, проистекающими отсюда. И прежде всего помните, что в настоящее время самое гибельное для вас – это бегство. Бегут люди, покидающие свой строй не по какой-либо другой причине, а только для того, чтобы сохранить себе жизнь. Но если следствием бегства является очевидная смерть, то тот, кто смело бьется, находится в гораздо большей безопасности, чем устремившийся в бегство. Что же касается этой толпы неприятелей, собранной из людей самых разных народов, мы ее по справедливости должны презирать. Этот союз людей, собравшихся отовсюду из-за жажды жалованья, не отличается ни верностью, ни спокойной силой, но, состоя из людей разных племен, он, конечно, и в мыслях своих не единодушен. Не думайте, что эти гунны, лангобарды, эрулы, нанятые за бог знает какие огромные деньги, будут сражаться за них до последнего издыхания. Не настолько уж для них дешева жизнь, чтобы считать ее на втором месте после денег. Я хорошо знаю, что они сознательно уже хотят быть достаточными трусами, только делая вид, что сражаются, или потому что [120] они получили плату, или выполняя тайные приказы своих вождей. Ведь люди не только то, что имеет отношение к войне, но даже и то, что вообще считается самым приятным, если все это приходится делать не по доброй воле, но насильно, или за плату, или по другой какой-нибудь необходимости, обыкновенно считают для себя не очень желательным и благодаря принуждению относятся к этому с отвращением. Так вот, исполненные такими мыслями, со всем воодушевлением двинемся на врагов в решительный бой».
31. Вот что сказал Тотила. Войска готовы были вступить в бой и были выстроены следующим образом. И с той и с другой стороны они стояли друг против друга непрерывным фронтом, образуя очень глубокую и по возможности длинную фалангу. Левый фланг римского войска занимали Нарзес и Иоанн, опираясь на холм; с ними был цвет римского войска. За тем и другим, помимо остальных воинов, следовало большое количество телохранителей и щитоносцев, а из варваров-гунны, отобранные по своей доблести. На правом крыле стояли Валериан и Иоанн Фагас («Обжора») вместе с Дагисфеем; здесь были поставлены остальные римские войска. Пешие стрелки из легионов, набранных в империи, приблизительно в числе восьми тысяч, были поставлены на обоих флангах. В центре фаланги Нарзес поставил лангобардов и племя эрулов и всех остальных варваров, велев им сойти с коней и поставив их пешими для того, чтобы в случае если они проявят трусость в битве или сознательно устроят предательство, они не могли сразу обратиться в бегство. Край левого крыла римского фронта Нарзес построил в виде угла, поставив там тысячу пятьсот всадников. Пятистам он приказал, в случае если римляне станут отступать, тотчас же идти им на помощь, а тысяче он велел, как только неприятельская пехота вступит в дело, тотчас же зайти ей в тыл и поставить ее в опасное положение. Таким же образом расположил против врагов все свое войско и Тотила. И обходя свои ряды, он подбодрял их и призывал к смелости выражением [121] лица и словами. То же делал и Нарзес, показывая поднятые на шестах браслеты, ожерелья и отделанные золотом уздечки и многое другое, что подстрекает смелость во время опасности. Некоторое время ни те, ни другие не начинали сражения, но спокойно стояли одни против других, ожидая наступления врагов.
Затем один из готских воинов, по имени Кокка, имевший большую известность за свою энергию, погнав коня, очень близко подъехал к римскому войску и стал вызывать, не хочет ли кто вступить с ним в единоборство. Этот Кокка был одним из римских воинов, перебежавших в прежнее время к Тотиле. Навстречу ему тоже верхом тотчас же выступил один из телохранителей Нарзеса, родом римлянин по имени Анзала. Первым устремился на него Кокка, с тем чтобы поразить врага копьем, метя ему в живот. Но Анзала, внезапно повернув коня в сторону, сделал тщетной всю его стремительность; оказавшись тем самым слева от своего врага, он вонзил ему копье в левый бок. Кокка упал с коня и, как труп, бездыханный распростерся на земле. Со стороны римского войска поднялся большой крик, но даже и теперь ни те, ни другие не начинали битвы. Один только Тотила держался между двумя войсками, не с тем, чтобы вызвать кого-либо на единоборство, но чтобы затянуть время, отняв у неприятелей благоприятный момент. Получив известие, что отсутствовавшие две тысячи готских всадников находятся очень близко, он откладывал нападение до их прибытия (гл. 29, § 2). Он делал следующее: прежде всего он счел нужным ясно показать неприятелям, кто он такой. На нем было надето оружие, богато разукрашенное золотом; украшения его перевязей на шлеме и на копье были пурпурные; развеваясь, они производили удивительное впечатление истинно царского наряда. Сам он, сидя на великолепном коне, между двумя войсками искусно проводил «игру с оружием» (джигитовку). Он пускал коня скакать по кругу, затем, поворотив его в другую сторону, вновь заставлял делать круги. Во время этой [122] скачки он пускал в воздух копье, и, схватив это еще дрожащее в воздухе копье, он с большим искусством часто перекидывал из одной руки в другую; он с гордостью показывал свое искусство, то откидываясь назад, то раскачиваясь и склоняясь на ту и на другую сторону, как будто с детства он был вполне обучен для такого рода представлении. Всем этим он затянул время до позднего утра. Желая еще больше затянуть начало наступления, он отправил вестников к римскому войску, говоря, что хочет вступить в переговоры. Нарзес ответил, что он уверен в том, что он обманывает: ведь раньше, когда была еще возможность вести эти переговоры, он желал обязательно вступить в бой, а теперь вдруг, находясь между двумя армиями, он хочет прибегнуть к переговорам!
32. За это время к готам прибыли эти две тысячи. Получив известие, что они уже в лагере, так как было уже время завтрака, Тотила сам удалился в свою палатку, и готы, выйдя из рядов своего боевого строя, отступили назад. Прибыв в свою стоянку, Тотила нашел там уже на месте две тысячи. Приказав всем завтракать и переменив свое вооружение, а также приняв меры, чтобы все были вооружены как полагается воинам, он быстро повел свое войско на врагов, думая, что он неожиданно нападет на них и захватит их врасплох. Но и здесь он застал римлян вполне готовыми. Боясь, как это и оказалось на самом деле, что враги неожиданно нападут на его войско, Нарзес запретил уходить завтракать или отдыхать, а тем более снимать с себя оружие или с коней узду. Но он не оставил их и совсем не евшими; он велел им закусить и выпить крепкого вина, стоя в своих рядах и в полном вооружении, продолжая внимательно наблюдать врагов и ожидать их наступления. Боевой порядок их был теперь уже не такой, но у римлян фланги, на которых стояло по четыре тысячи пеших стрелков, по мысли Нарзеса, загнулись, в виде месяца. Вся пехота готов стояла позади своих всадников с тем, чтобы если всадникам придется обратиться [123] в бегство, то, повернув назад, они могли бы спастись к ним, и тотчас же вновь вместе с ними двинуться на врагов. Всем готам был дан приказ не пользоваться в этом столкновении ни стрелами, ни каким-либо другим оружием, кроме копий. Это привело к тому, что Тотила по своему неразумию дал сам себя перемудрить в военной хитрости: не знаю, послушавшись кого, он пустил в этот бой свои войска сравнительно с противниками ни по оружию неравноценными, ни по построению неравнодвижущимися, ни во всем остальном неравносильными, тогда как римляне могли, как было им наиболее удобно, пользоваться в деле каждым из этих средств: они могли и стрелы пускать, и копьями поражать, и мечами пользоваться или пускать в дело все, что было у них под руками, что было удобно и соответствовало данному моменту, сражаясь то верхом, то стоя пешими во фронте, что было полезнее в данный момент; они могли производить и окружение врагов, могли и сами нападать на наступающих и своими щитами отражать удары. Всадники же готов, оставив позади себя всю пехоту, полагаясь только на свои копья, устремились в слепом порыве храбрости, но, попав в битву, жестоко заплатили за свое неразумие. Устремившись на центр врагов, они не заметили, что оказались в середине восьми тысяч пехоты; они быстро пали духом, поражаемые стрелами и справа и слева, так как стрелки, как я только что сказал, стоявшие по флангам фронта, сильно загнули края боевой линии, как крутой серп луны. В этой схватке готы потеряли много людей и коней, еще не успев вступить в бой с неприятелем, и, понеся много непоправимых потерь, они с запозданием и большим трудом подошли к неприятельской линии. И я не знаю, кому тут было удивляться, некоторым ли из римлян, или из их союзников-варваров. У всех одинакова была бодрость, доблесть и готовность к бою, каждый из них, с поразительной смелостью встречая наступление врагов, отражал их натиск. Было уже под вечер, когда заколебались и двинулись оба строя, строй готов отступая, а [124] строй римлян преследуя. Когда римляне двинулись на готов, последние не выдержали натиска врагов; они стали отступать перед натиском римлян и обратились в неудержимое бегство, пораженные массой римского войска и его дисциплиной. Они уже не думали о храбрости, испугавшись, как будто на них напали привидения или как будто враги поражали их с неба. Вскоре, когда они достигли линии своих пехотинцев, их неудачное сражение еще более расширилось, и поражение их стало еще большим. Они достигли их, совершая это отступление не в порядке, не с тем, чтобы передохнуть и вместе с ними вновь наступать, как обычно бывает, или чтобы оттеснить наступление преследующих, или отважиться на новый натиск, или, наконец, применить какой-нибудь новый военный прием, но отступали они в таком беспорядке, что многим из них пришлось вместо этого погибнуть от напавшей на них римской конницы. Поэтому пехотинцы не приняли их, разомкнув свои ряды, и не остались стоять перед ними твердой стеной, чтобы спасти их, но все вместе с ними обратились в бегство без оглядки и, как бывает в ночной битве, убили друг друга. Воспользовавшись этим страхом, войско беспощадно избивало всех попадавшихся им под руку, не осмеливавшихся ни защищаться, ни даже прямо смотреть на них, но отдававших себя врагам на полный их произвол; такой страх напал на них, такой ужас овладел ими. В этом бою погибло шесть тысяч, многие сами себя отдали в руки врагов. В данный момент римляне взяли их в плен живыми, но немного спустя их казнили. Были убиты не только готы, но очень многие, из прежних римских солдат, которые раньше были в рядах римского войска, но перешли, как я рассказывал в предыдущих книгах (VII [III], гл. 12, § 15; гл. 21, § 15, 16; гл. 39, § 5), к Тотиле и готам. Те же из войска готов, которым удалось спастись и не попасть в руки врагов, смогли скрыться и бежать, как кто мог, кто верхом, кто пешком, смотря по тому, что представляла его судьба или благоприятный случай или удобства местности. [125]
- Король Австразии - Ольга Крючкова - Исторические приключения
- Психопаты. Достоверный рассказ о людях без жалости, без совести, без раскаяния - Кент Кил - Образовательная литература
- Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник) - Елена Арсеньева - Исторический детектив
- Внук Тальони - Петр Ширяев - Современная проза
- Сватовство - Орест Сомов - Русская классическая проза