Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович
- Дата:19.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Мартовскіе дни 1917 года
- Автор: Мельгунов Сергей Петрович
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Побѣдоносная война.
Офиціальная версія происхожденія революціи, данная партійным оратором в Учредительном Собраніи, не может быть отнесена к числу концепцій исторических, ибо в значительной степени противорѣчит фактам. Не потому ли "вождь партіи" Чернов, вступив уже на стезю историческую и опредѣляя источники "рожденія февральской революціи", присоединился к другому объясненію: "рѣшающую роль в наступленіи революціи сыграла военная неудача, когда перед "общественным мнѣніем и народным сознаніем" вырисовался "фактическій проигрыш войны". Тогда "страна попробовала спастись революціей". Такая точка зрѣнія нѣсколько неожиданна, ибо коммунистическими писателями она всецѣло приписывалась "буржуазіи", которая пыталась революціонному перевороту придать характер "возмущенія военными неудачами Царя". В дѣйствительности это объясненіе почерпнуто из общественных переживаній болѣе ранняго времени — неудач 15 г. и первых разговоров о "дворцовом переворотѣ" — психологіи, с нѣкоторым запозданіем переданной Родзянко в послѣреволюціонных воспоминаніях и реально не соотвѣтствовавшей личным его настроеніям перед революціей. Наканунѣ революціи сознанія о "фактическом проигрышѣ войны" уже не могло быть, а тѣм болѣе убѣжденія, что "военная энергія арміи была уже как бы пулею на излетѣ, безсильно отскакивающей от груди непріятеля". Продолжавшіеся разговоры о перспективах "сепаратнаго мира", как пытались мы показать, (см. мою книгу "Легенда о сепаратном мирѣ") в значительной степени были агитаціонным политическим орудіем. Даже компромиссная концепція, которую в худшем случаѣ допускал в серединѣ 16 г. в. кн. Ник. Мих. — ни побѣдителей, ни побѣжденных, не ставилась уже в сознаніи оппозиціонной общественности: '"мы не хотим мира без побѣды" — заявлял ея лидер с кафедры Гос. Думы 15 февраля 17 г.; Милюков, по компетентному свидѣтельству Набокова, до революціи "глубоко вѣрил в "побѣдный конец".
В дни революціи старая концепція была подновлена: переворот произошел во имя побѣдоноснаго окончанія войны[371] (Госуд. Дума вступила в борьбу с властью "ради побѣды" — гласило обращеніе моск. гор. Думы 28 февраля) и достиженія исторических задач, лежащих перед Россійской Имперіей. Руководящая идея революціи заключалась в побѣдѣ над германским имперіализмом — утверждал Родзянко в московском Государственном Совѣщаніи. Наиболѣе ярким выразителем этих имперіалистических чаяній передовых слоев "буржуазіи" был, как извѣстно, сам лидер этой "цензовой" общественности и первый министр ин. д. революціоннаго правительства. Его рупором на ролях народнаго трибуна был депутат Родичев, со свойственным ему пафосом зажигавшій слушателей на митингах заманчивой перспективой будущаго величія Россіи. В первый момент революціи едва ли мог найтись среди политических дѣятелей такой оптимизм, который стал бы объяснять петербургскій солдатскій бунт и рабочую забастовку с призывами "долой войну!", "долой самодержавіе", осуществленіем отдаленных "національных" чаяній. Палеолог разсказывает, что 4-го Милюков посѣтил послов (Франціи, Англіи и Италіи). Прежде чѣм начать формальный разговор, французскій посол попросил офиціальнаго гостя высказать свое откровенное сужденіе о положеніи вещей. В порывѣ искренности (так казалось послу) Милюков отвѣтил: "в теченіе 24 часов я переходил от полнаго отчаянія почти к полной увѣренности. Мы не хотѣли этой революціи перед лицом врага[372]. Я даже ее не предвидѣл: она совершилась помимо нас... Теперь дѣло идет о спасеніи Россіи, ведя войну до послѣдняго, до побѣды". Но Милюков ничего реальнаго не мог еще сказать послам — вѣдь в согласительную ночь вопрос о войнѣ остался открытым. Палеолог был неудовлетворен: люди, которые пришли к власти, по его мнѣнію, не имѣли ни опредѣленной точки зрѣнія, ни необходимой смѣлости в такой тревожный момент; надо в рядах Совѣта искать энергичных людей с иниціативой. Первый "манифест" новаго правительства по своему сдержанному тону о войнѣ привел посла даже в негодованіе: хотя и была упомянута вѣрность союзным обязательствам и обѣщана война до побѣды, но ничего не было сказано о прусском милитаризмѣ и о цѣлях союзников. Дантон и Гамбетта говорили по другому. Свое недовольство Палеолог тотчас же выразил министру ин. д., на что послѣдовал отвѣт: "предоставьте мнѣ время", причем министр обѣщал найти в ближайшій срок повод удовлетворить дипломатических представителей союзных держав.
Повод представился 11 марта, когда послы вручали в Маріинском дворцѣ новому, признанному державами, правительству свои довѣрительныя грамоты. В отвѣтной рѣчи русскій министр сказал: "Временное Правительство, одушевленное тѣми же намѣреніями и проникнутое тѣм же пониманіем задач войны, как и союзные с нами народы, нынѣ приносит для осуществленія этой задачи новыя силы. Великія идеи освобожденія народностей и созданія прочных международных отношеній — идеи, осуществленіе которых невозможно без рѣшительной борьбы, нынѣ получают новую и твердую опору в идеалах русской демократіи. Два новых препятствія стоят на пути осуществленія этих идеалов. Одно заключается в тѣх стремленіях наших противников достигнуть мірового преобладанія за счет других народов, которыя явились главной причиной мірового конфликта. Мы всѣ сознаем громадную опасность этих стремленій и мы твердо рѣшились вмѣстѣ с вами употребить всѣ силы и принести всѣ жертвы для окончательнаго устраненія их и для созданія условій прочнаго мира путем рѣшительной побѣды. Но было и другое препятствіе: это наш старый порядок, нынѣ разрушенный. Государственная Дума и вся страна убѣдились, что при этом порядкѣ, лишавшем нас всякой возможности организовать страну для рѣшительнаго національнаго усилія, побѣда нами достигнута быть не может. Это убѣжденіе сдѣлалось даже первым источником совершеннаго народом переворота. Могу вас увѣрить, что исход этого переворота не может противорѣчить его причинѣ. Взгляните кругом — и вы увидите, что желанія ваши уже осуществились[373]. Рабочіе уже стоят у станков, порядок уже господствует на улицах — дисциплина возстанаdливается в войсках. И по мѣрѣ того, как сглаживаются эти второстепенныя черты, сопровождающія всякую насильственную перемѣну, все ярче вырисовывается перед нами ея основная сущность. Вмѣсто старой власти сам народ стоит пред вами во всеоружіи своей силы. И эту силу он приносит для скорѣйшаго осуществленія тѣх великих задач, за которыя в теченіе двух с половиной лѣт мы вмѣстѣ с вами боремся и несем несчетныя жертвы. Мы рады встрѣтить с вашей стороны правильную оцѣнку нашей силы, удвоенной переворотом"... В тот же день на пріемѣ иностранных журналистов Милюков высказался еще опредѣленнѣе: "русская революція произведена была для того, чтобы устранить препятствія на пути Россіи к побѣдѣ". Такая версія происхожденія революціи могла быть дана только потому, что в настроеніях, проявившихся в массах в первые дни, раздалась, как бы, созвучная ей нота. Но, конечно, это созвучіе было только внѣшним, посколько рѣчь идет о той формулировкѣ національных задач, какую через 10 дней дал министр ин. д. Наканунѣ партійнаго съѣзда, 22 марта, в бесѣдѣ с журналистами по поводу вступленія Соед. Штатов в войну, Милюков разъяснил смысл "побѣднаго конца" — тогда было сказано о жизненном значеніи для Россіи пріобрѣтенія Константинополя и проливов, при чем министр отмѣтил, что этими претензіями русскіе "ничуть" не посягают на національныя права Турціи, и что никто не в правѣ бросить Россіи упрек в "захватных тенденціях" — обладаніе Царьградом всегда считалось національной задачей Россіи[375].
Интеллигентскія построенія, рожденныя в умах кабинетных теоретиков внѣ реальных условій жизни, всегда будут чужды психологіи народных масс. Трудно себѣ представить, что через 2 1/2 года изнурительной войны, всей своей тяжестью легшей на хребет трудового народа, могли бы найти хоть какой-либо отклик призывы к осуществленію таких весьма проблематичных и спорных "исконных національных задач", к числу которых слѣдует отнести "византійскую мечту"[376]. Народ, "несмотря на то, что сѣр, отлично понимает основы государственной мудрости" — утверждал на съѣздѣ к. д. Н. Н. Щепкин, характеризуя настроенія солдат на Западном фронтѣ. Вѣроятно, этот "народ" мог бы только присоединиться к словам Короленко, написанным в письмѣ к другу 18 іюня 16 г.: "Я не вижу в войнѣ ничего кромѣ печальнѣйшей необходимости". Никакая идеологическая война никогда не будет воспринята и осознана в массах независимо от их культурнаго состоянія. Это значит, что побѣдный конец реалистично мог мыслиться в народном сознаніи только, как "замиреніе"[377], при условіи, что нѣмец будет прогнан с русской территоріи. Идеологическая война в тѣ годы вообще была чужда психологіи демократіи — ея квалифицированным представителям из интеллигенціи. Отвлеченная концепція, вдохновлявшая, напр., старых народников Крапоткина и Чайковскаго, которые видѣли оправданіе міровому катаклизму в борьбѣ двух культур — латинской, несущей міровой прогресс, и германской, знаменующей собой реакцію в Европѣ, не имѣла корней в революціонной средѣ. Среди видных представителей демократіи было немало таких, которые, будучи одинаково чуждыми циммервальдским настроеніям и толстовскому пацифизму и примыкая к позиціи "оборончества", стояли в сторонѣ от психоза войны с его нездоровой атмосферой націоналистическаго задора — в их представленіи національные интересы Россіи властно требовали конца войны, поэтому Плеханов в концепцію идеологической платформы вносил поправку — прекращенія "кровопролитной" войны и соглашенія с Германіей с момента, как там произойдет революція. Таким образом лозунг "до побѣднаго конца" сам по себѣ в средѣ демократіи получал ограничительное толкованіе.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Красный террор в России. 1918-1923 - Сергей Мельгунов - История
- Байки из дворца Джаббы Хатта-19: Толщина кожи (История толстой танцовщицы) - Э. Криспин - Боевая фантастика
- Воспоминания (1859-1917) (Том 1) - Павел Милюков - История
- Коновницын Петр Петрович. Помощник Кутузова - Владимир Левченко - Биографии и Мемуары