Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение
- Автор: Алексей Юрчак
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зарубежные радиотрансляции действительно оказали огромное влияние на развитие джаза и рок-музыки в СССР[176]. Юрий Вдовин, ставший впоследствии джазовым музыкантом, вспоминает, что в начале 1950-х, еще школьником во Владивостоке, он настраивал свой довоенный советский ламповый приемник СВД-9 на англоязычные трансляции Би-би-си и «Голоса Америки»:
Джаз оставался в ресторанах, но мы туда не ходили… Я учился во вторую смену и в первой половине дня все время слушал Би-би-си, а там постоянно крутили джаз… [Т]огда уже начинали глушить, но музыку слушать вроде было можно. Я помню, когда слышал [в западных радиопередачах] про кровавого диктатора Сталина, я не верил, думал: во, клевещут! […] В середине 50-х появился в эфире Уиллис Коновер. С 22 до 24 часов шла его программа Голоса Америки «Time for Jazz»[177]. Первый час был такой свинговый, а второй час был би-боп. Но мы тогда не знали, что это такое{344}.
Джазовая программа Уиллиса Коновера (Willis Conover) на английской службе «Голоса Америки» впервые вышла в эфир в 1955 году и транслировалась без перерывов многие годы, до смерти Коновера в 1996-м. Голос у Коновера был очень низкий, легко узнаваемый, а манера говорить медленная, с длинными паузами, что делало его передачи более-менее понятными даже для людей, плохо владевших английским. Кроме того, в какой-то момент его передачи стали частью трансляций «Голоса Америки» на, специальном английском (in Special English) — в передачах такого типа, ориентированных специально на изучавших английский язык иностранцев, использовались слегка замедленная речь и несколько упрощенные грамматические конструкции и словарь[178]. Все это, а также огромный интерес к американскому джазу способствовало появлению у передач Коновера многомиллионной аудитории по всему миру и, как следствие, международной популяризации джаза, американской культуры и американского варианта английского языка[179]. Владимир Фейертаг позже вспоминал: «Честно признаюсь, что первые английские слова и фразы я выучил благодаря Коноверу. Он говорил медленно и четко, какие-то обороты повторялись изо дня в день. Думаю, что Коновер был учителем английского для целого поколения любителей джаза»{345}. А другой постоянный слушатель Коно-вера, писатель Василий Аксёнов, ностальгически заметил: «Сколько мечтательных русских мальчиков возмужало под Садись на поезд 'А' Дюка Эллингтона и сладкий голос Виллиса Коновера, 'мистера Джаз' из 'Голоса Америки'»{346}.
Насколько популярен был Коновер у советских любителей джаза, а также насколько широко практиковался прием иностранного коротковолнового радиовещания в Советском Союзе, иллюстрирует следующий случай. В 1967 году в Советскую Эстонию из США для выступления на джазовом фестивале «Таллин 1967» приехал Джаз-квартет Чарльза Ллойда (Charles Lloyd Quartet)[180]. В турне квартет Ллойда сопровождал Уиллис Коновер. После выступления квартета в Таллине «Интурист», по просьбе музыкантов, повез их уже в качестве простых туристов посмотреть достопримечательности Ленинграда. Однако ленинградские джазовые музыканты прознали от своих таллинских друзей об этой неофициальной поездке американцев и решили провести их тайком на концерт джаз-оркестра Иосифа Вайнштейна в ленинградском Джаз-клубе. В тот вечер зал был переполнен, но никто из зрителей не подозревал, что за кулисами стоит Уиллис Коновер. Организаторы концерта попросили его объявить следующую композицию. Юрий Вдовин вспоминает:
В лицо его никто не знал, а уж голос все, кто там стояли, знали точно, и когда он подошел к микрофону и объявил следующий номер, это был ужас — толпа на него просто ринулась. Ведь на нем российская джазовая публика получала воспитание{347}.
Итак, советская государственная культурная политика, в частности в области радиоприема, была крайне противоречивой. С одной стороны, она включала в себя всевозможные ограничения — критику «антисоветских голосов», глушение отдельных радиостанций, использование специальных технических стандартов, ограничивающих возможность приема зарубежных станций. Но, с другой стороны, она включала в себя и множество мер по пропаганде коротковолнового радиоприема — производство советских коротковолновых приемников постоянно нарастало, пропагандировалась идея о том, что всесторонне развитый человек должен быть интернационалистом, разбираться в мировой культуре и знать иностранные языки, глушились только некоторые станции и не всегда, создавалось все больше кружков, воспитывающих радиолюбителей, и факультетов, готовящих радиоинженеров, и т.д. Все это способствовало не только контролю за практикой прослушивания зарубежных коротковолновых радиопередач советскими гражданами, но и относительной нормализации этой практики. Неудивительно поэтому, что массы советских людей, в первую очередь молодежи, не воспринимали слушание зарубежных станций как что-то очевидно противоречащее морали вполне нормального, положительного советского человека. Можно было быть даже сознательным членом партии и при этом слушать русскоязычные передачи Би-би-си и «Голоса Америки». Евгений Добренко, ныне профессор русской литературы Шеффилдского университета (Великобритания), рассказывает, что его отец, вступивший в КПСС на фронте во время Великой Отечественной войны и всю свою жизнь бывший исключительно сознательным коммунистом, на протяжении многих лет активно слушал русскую службу «Голоса Америки»{348}. А корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс» Харрисон Солсбери, работавший в 1980-х годах в Москве, во время пространного интервью с генеральным секретарем ЦК КПСС Юрием Андроповым с удивлением узнал, что Андропов (известный любитель джаза) уже почти тридцать лет слушает передачи Коновера[181].
Таким образом, в позднесоветский период коротковолновое радио превратилось в мощнейший инструмент культурного производства, способствовавший формированию советского феномена воображаемого Запада. Само государство принимало непосредственное участие в создании этого феномена, одновременно пытаясь его ограничить. Неудивительно, что предвидеть всевозможные результаты таких противоречивых мер государство не могло. Радио способствовало не только росту популярности джаза, рок-музыки, западной моды и иностранных языков в Советском Союзе, но и тому, что эти интересы воспринимались как вполне нормальные и далеко не обязательно антисоветские. При этом очевидно, что эти интересы и занятия способствовали распространению в советской жизни все новых способов существования по принципу вненаходимости. Советская система менялась изнутри, претерпевая нарастающую детерриториализацию, причем этот процесс пока не воспринимался как необратимый подрыв системы.
Рок на костях
Спрос на западный джаз и рок-музыку, подогреваемый зарубежными радиопередачами и кино, а также практически полное отсутствие подобной музыки на советских грампластинках привели в 1950-х годах к изобретению уникальной любительской технологии копирования музыкальных записей — самодельной граммофонной пластинки. Западные пластинки с джазовыми, рок-н-ролльными и другими композициями (в стиле самбы, танго, спиричуэле и так далее{349}) копировались на гибкие пластинки, вырезанные из фотолистов с медицинскими рентгеновскими снимками, за что изобретение получило в народе название «рок на костях» или «рок на ребрах», а в литературе позднее именовалось «рентгениздатом»[182]. Артемий Троицкий писал:
Это настоящие рентгеновские снимки — грудная клетка, позвоночник, переломы костей — с маленькой круглой дыркой посередине, слегка закругленными ножницами краями и еле заметными звуковыми бороздками. Столь экстравагантный выбор исходного материала для «гибких грампластинок» объясняется просто: рентгенограммы были самыми дешевыми доступными носителями. Их скупали сотнями за копейки в поликлиниках и больницах, после чего с помощью специальных машин — говорят, законспирированные умельцы переделывали их из старых патефонов — нарезали дорожки, копируя пластинку-оригинал или магнитофонную запись{350}.
Существуют разные мнения о том, кто и где изобрел домашнюю звукозапись на рентгеновских пластинках. Скорее всего, в 1950-х годах схожие, но не идентичные способы такого копирования музыки возникли в нескольких местах страны более-менее одновременно. Произошло это, очевидно, там, где имелся доступ к оригинальным западным грампластинкам (через моряков, ходивших в заграничные плавания, или западных туристов), был широкий спрос среди местного населения на самодельные копии западной музыки и имелись технические знания и оборудование на базе радиотехнических вузов и НИИ, необходимые для изобретения нужной технологии копирования. Эти три условия ставили города типа Москвы, Ленинграда или Риги в особое положение. Рентгениздат сначала возник именно там. Такой сценарий тем более вероятен, если учесть, что прототипы подобных любительских пластинок существовали в разных странах и раньше и идеи о том, как создать нужную любительскую технологию, могли просочиться в СССР из-за рубежа. Фредрик Старр, например, упоминает аналогичную технологию. домашнего копирования звукозаписей, возникшую в США в конце Второй мировой войны или сразу после нее{351}.
- От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в. - Юрий Акимов - История
- Н В Гоголь, Повести, Предисловие - Владимир Набоков - Русская классическая проза
- Классная энциклопедия для девочек. Отличные советы как быть лучшей во всем! - Елена Вечерина - Прочая детская литература
- Ничего не объясняющие фрагменты прекрасного - Владимир Беляев - Поэзия
- В защиту науки (Бюллетень 1) - Комиссия по борьбе с фальсификацией научных исследований РАН - Прочая документальная литература