Беломорско-Балтийский канал имени Сталина - Сборник Сборник
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Беломорско-Балтийский канал имени Сталина
- Автор: Сборник Сборник
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот готов уже и рабочий проект. И все же, как бы ни был он точен и понятен, на стройке возникнут еще тысячи вопросов. сомнений и недоумений. Надо неотступно следить за каждым шагом строителей, учить, показывать, поправлять.
Зубрик едет на Шавань. По дороге к Шаваньскому острову, лежащему на реке Печке, — скалы, валуны, полувыжженный, полусрубленный чахлый лес. На самом острове лес еще не тронут: густой, дремучий, непроходимый. Справа остров огибает бурный поток реки Печки, берущий воду от «самого» Выга, слева — жалкая речонка, приток Печки, с трудом пробивающийся сквозь адово нагромождение валунов. Бурный поток Печки будет перекрыт (глухой земляной дамбой, левый ее приток — водосливной плотиной, а самый остров — пересечен линией канала, шлюзом). Инженер Зубрик проектировал водосливную плотину.
Проект-проектом, а все-таки надо раз десять вдоль и поперек исколесить весь остров, чтобы найти наиболее выгодное для плотины место. На месте, указанном планом, ставить ее нельзя — тут и грунт подозрительный и берега рыхлые. Надо чуть спуститься от намеченного места вниз по реке, сюда вот, где с левой стороны имеется огромный выступ скалы, который послужит отличным естественным устоем для плотины. Шаваньская водосливная плотина будет здесь.
Отгородившись перемычкой от Выга, снабжавшего обильной и бурной водой реку Печку, начали в ее протоке выемку котлована для водосливной плотины. Быстро удалили валуны, обнажили залегавшую под ними диабазовую скалу. Диабаз таил в себе неприятную неожиданность. Как раз в самом центре, в наиболее глубоком месте котлована, оказалась разрушенная скала. Это было весьма опасно в смысле возможности фильтрации, т. е. проникновения через скалу воды после окончания плотины.
В мае 1932 года начали кладку бетона и одновременно рубку ряжей. Бетонная опора для ряжей и бетонные устои высотой в 15 метров вырастали буквально на глазах. Вот поставлены уже и сами ряжи.
Наконец приступили к загрузке ряжей. Сначала крупным камнем, затем щебнем, гравием, песком, торфом, снова гравием и песком. Скоро ряжи составляли одно общее, целое полотно по всему телу плотины. Теперь уже можно, сняв перемычку, спокойно пустить сквозь бетонную трубу воды Выга.
Следующая, последняя, стадия — обшивка деревом всего тела плотины. Но обшивка, особенно обшивка основной части плотины у гребня — дело нелегкое. Работа эта кропотливая, почти столярная. Гребню надо в точности обеспечить форму, заданную проектом, иначе мощная струя сливающейся воды будет постоянно грозить устойчивости и прочности всего сооружения. С точностью до миллиметра строгают, рубят, прилаживают друг к другу брусья плотники, пока наконец плотина не увенчается ровным, словно выточенным оголовком, по всей длине которого ни в одном месте не проходит специальное лекало — тончайший измерительный инструмент.
За постройку Шаваньской плотины, одной из наиболее изящных технических оригинальных плотин на Беломорско-балтийском канале, ВЦИК наградил бывшего вредителя инженера Климента Михайловича Зубрика орденом Трудового красного знамени.
Инженер Зубрик честно заработал свое право снова вернуться в лоно родного класса. Инженер Зубрик заработал свое право тем, что сделал на Беломорстрое свое второе, самое главное жизненное усилие — он откинул, как ненужную труху, все прежние свои взгляды, иллюзии, предубеждения, все то, чем отравила некогда буржуазия юного пролетария, поднявшегося из самых глубоких недр угнетенного класса.
Одновременно с инженером Зубриком был награжден инженер О. В. Вяземский, строитель Маткожненской плотины.
Сомнение инженера ВяземскогоПостановление о награждении было датировано от 4 августа 1933 года. А за два года до того, в ноябре 1931 года, начальник проектного отдела Беломорстроя В. Д. Журин вызвал к себе Вяземского.
— Надо вывозить маткожненскую проектную бригаду, Орест Валерьянович, — сказал он. — Бригада в прорыве. Мы вас введем в нее, а вы берите бразды правления.
И Журин коротко захохотал. Он всегда так хохотал: громко, отчетливо, коротко — и в несмешных местах.
Вяземский начал отказываться. Отказывался горячо, не так, как обычно отклоняют приятное повышение. Это было странно, потому что всякий, кто его знал близко, видел прежде всего, что Орест Валерьянович — инженер с огромным аппетитом к работе, человек честолюбивый. И вот он желает остаться в отделении затворов, где у него скверные отношения, где он с самого приезда на Медвежку спорит и собачится из-за мелочей и по принципиальным техническим вопросам, преувеличивая противодействие, которое оказывают ему. За три месяца в Медвежьей горе Журин изменил всю структуру отдела. Журин вел себя в ОКБ как принципиальный новатор, проявляя тонкое понимание эпохи и обстоятельств. Ему свойственно ощущение технической революции нашего века, ощущение, очень современное и очень прогрессивное, если конечно оно подкрепляется правильной оценкой пролетарской революции, — у Журина оно не подкреплялось.
— Вы знаете бетон, как мало кто его знает на всем строительстве, — говорил он Вяземскому. — Даем вам бетонную плотину. У вас тонкое понимание конструкции, — делайте, что хотите. Всякое облегчение, упрощение, замену металла деревом — будем только приветствовать. А как гидротехнику вам еще предстоит развернуться.
В конце концов, что бы ему ни пели, сам Вяземский дальше видел, глубже понимал, острее чувствовал, что такое Маткожненский узел. И все же отказывался.
— Почему?
— Не справлюсь, завалю дело, — отвечал Орест Валерьянович. — Мне трудно.
Ему казалось, что этой фразой он до конца объясняет свои резоны. А они были сложнее, темнее, могущественнее. Он понимал приезд на Медвежью гору. После дортуара в новом прекрасном доме — ОКБ — его поселили в неуютном бараке. Первые две недели над помещением проектного отдела не было кровли, настилали потолок. В лесу валили сосны, строили дома, сараи, склады, бараки. Обычный беспорядок переезда в десятки и сотни раз усугублялся душевным беспорядком. Неопределенные границы лагеря, неопределенная его свобода тяготили больше, чем режим ОКБ. Как держаться в ссылке? Как держаться в отношении чекистов? Сколько времени здесь придется пробыть? Все пять лет по приговору? Или еще припаяют административную высылку? Не опасно ли гулять по лесу? Не каторга ли это если не для него, то для лесорубов, которые валят сосны? Кормят пока неважно, живут скученно, а вдруг эпидемия?
Не в нем одном бродили эти опасения и тревога, — от недовольства пищей до раздражающего понимания, что граница очень близка — восемьдесят верст — не придется ли отвечать и за побеги?
Вяземский бывал в здешних краях студентом на практике. Тогда ему очень нравились эти точеные сосны, нравилась тишина, финская суровость. А теперь эта глыба безмолвия, безлюдья, нетронутости, скитского уединения пугает и давит, едва чуть-чуть отойдешь от жилья — и она задавит навсегда.
Как же построить здесь канал в такие сроки? А если сроки не выдержать, — большевики плюнут на дорогую затею, законсервируют стройку. И останется Вяземский среди этих сосен, валунов, в безмолвии. И еще придется отвечать за то, что не выдержали сроки. Отвечать второй раз. Нет.
— Бригада же и без меня сильная, Владимир Дмитриевич, — говорил он.
С его возражениями не стали считаться.
Улей Управления зажужжал. Среди рядовых сослуживцев Орест Валерьянович слыл ворчуном, неврастеником, торопливым неровным работником, человеком с претензиями. Не очень счастливый характер — и обусловлен он тем, что личность, талантливая, честолюбивая, сильная, определила свой путь не по тому направлению, которое диктовали могучие силы истории. Удивительное назначение его объяснили: ташкентцы тянут друг друга, и надо выдвигать молодежь. Это, разумеется, ничего не объяснило, но успокаивало жужжащих. Сам же Орест Валерьянович в иное время порадовался бы гудению вокруг своего имени.
Но сейчас было не до радостей тщеславия.
Возглавлял проектную маткожненскую бригаду инженер Панпулов, бывший ответственный работник Госплана по водной секции. Плановик с проектом не справлялся. Он нервничал, путал, не мог сосредоточиться на мелких деталях, терпеть не мог звонков с линии, выездов на линию. Его судьба испугала Вяземского.
И он снова явился к Журину.
— Сроки сорваны, материал находится в ужасном состоянии, — сказал Орест Валерьянович. — Тут действительный член Госплана, а я никто, как же я справлюсь!
Вяземский взволновался. Он требовал, чтобы его отдали под суд, немедленно арестовали. Инженеры слушали его.
— Это бегство, — сухо сказал инженер Вержбицкий, который присутствовал при разговоре. — Бегство, — сухо и властно, как в оные времена, повторил Вержбицкий.
Отказ Вяземского разрушал большой план. Журин и Вержбицкий видели, что Маткожненский узел находится в чужих и в плохих руках. Только Вяземский мог спасти положение. Журин и Вержбицкий знали ему цену. И вдруг отказ. Любой чекист сказал бы Вяземскому: «Попробуй верить в канал, как мы. И решай его не как техническую задачу, заданную в тюрьме, а как большую политическую задачу, заданную большевиками. Это — живое предприятие. Опасное, полное неизвестностей, но живое. У нас немного строительного опыта, но спросите стариков, и они вам скажут, что всегда так бывает на стройках: и беспорядок, и неудобства. Задача безмерно трудна, мы с ней справимся, а вы нам помогайте».
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика
- Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока - Николай Стариков - Прочая документальная литература
- Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую - Граф Гаральд - Языкознание
- Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года - Петр Фролов - Биографии и Мемуары