Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба
- Дата:19.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов
- Автор: Ирина Карацуба
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй вариант развития событий — это постепенная ликвидация крепостного права и восстановление крестьянства как полноправного сословия («Проект в будущем» в главе «Хотилов»). Основной его идеей было освобождение крестьян с землей за выкуп, в сочетании с освобождением дворовых и созданием судебной системы. Правда, осуществление этого плана относится в далекое будущее, но ведь там же («я зрю сквозь целое столетие») находится у Радищева и народное восстание. Это альтернативы, и какая из них осуществится, автору не ясно.
Зато ясен и по-своему вечен третий, самый пессимистический и длительный путь — постоянный квазиисторический круговорот, вечное возвращение на исходные позиции («в мире сем все преходит на прежнюю степень»). На этой идущей еще с античных времен идее построена смелая ода «Вольность», в которой описывается смена деспотических и демократических режимов и делается вывод, что «таков есть закон природы: из мучительства рождается вольность, из вольности — рабство». Чтобы разрубить этот клубок, требуется вмешательство Творца — только ему под силу избежать многочисленных ловушек как тирании, так и демократии, «блестящий день родить из туч».
Книга Радищева — как бы зачин ко всей нашей великой литературе XIX и XX вв. с ее темой униженных и оскорбленных. Первые слова «Путешествия» — «я взгля!гул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала» — эпиграф и к Гоголю, и к Достоевскому, и к «Доктору Живаго» и «Факультету ненужных вещей». Судьба писателя тоже характерна — именно он открыл русской литературе дорогу в ссылку.
Таким образом, «век златой» для интеллигенции закончился уходом наиболее деятельной ее части в оппозицию правительству и императрице, которая, кстати, в «Наказе» осуждала преследования за убеждения. Как писал из Сибири декабрист М.С. Лунин, «от людей отделаться можно, от их идей нельзя». Кстати, это относится ко всем ним — и к Радищеву, Новикову, Фонвизину, и к Екатерине. Мы до сих пор добиваемся политической свободы, законов, прав личности. И мы опять хотим сильного государства, порядка и «твердой руки». «В одну телегу впрячь неможно... »
Эти противоречия и пути выхода из них были очевидны иностранным наблюдателям, которые в своих книгах нередко не только ставили диагноз, но и «прописывали» лечение. Так, например, один из собеседников Екатерины II, весьма информированный английский ученый и писатель Уильям Кокс, подводя итоги русским главам своей книги, констатировал: «Благодаря преувеличенным рассказам, читанным и слышанным мной о великих успехах цивилизации в Российской империи, я ожидал несравненно большего просвещения в нравах, чем нашел на деле, и, признаюсь, был поражен состоянием варварства, в которое до сих пор погружена основная масса народа. Общее усовершенствование немыслимо, пока существует крепостное право; какие-либо существенные перемены в нравах и обычаях народа невозможны без полной безопасности личности и имущества» (1784).
Диагноз, кстати, во второй своей части не устарел и до сегодняшнего дня. А ведь если бы Екатерина не разгромила новиковский кружок, поверив наветам, будто заговорщики замышляют новый переворот в пользу Павла Петровича, не уничтожила крупное общественное предприятие, дала ему развиться, втянуть в свою орбиту все более широкие слои — не пришлось бы любимому внуку императрицы Александру I с горечью констатировать, что ему «некем взять» (т. е. провести) необходимые для России реформы...
Подробнее на эту тему:
Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII — первой трети XIX века. М., 2001.
Потто В. А. Два века терского казачества. Ставрополь, 1991.
Век Екатерины II. Дела балканские. М., 2000.
Екатерина II и ее окружение. М., 1990.
Краснобаев Б.И. Очерки истории русской культуры второй половины ХУН-ХУШ в. М., 1983.
1824 — «Мыслящие восстали...»
В марте 1824 г. в Петербург приехал командир Вятского пехотного полка, 30-летний полковник Павел Пестель. Этого человека в столице хорошо знали: сын жестокого и властного генерал-губернатора Сибири, «сибирского сатрапа», как называли его современники, блестящий выпускник Пажеского корпуса, герой Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, он уже семь лет был заговорщиком. К моменту приезда в столицу он — еще и бесспорный лидер тайного Южного общества, действовавшего на значительной части Украины и в Бессарабии.
Главной целью его визита была попытка объединения Южного общества с петербургским Северным обществом. Кстати, оба названия условны, так как были даны во время следствия и по географическому принципу теми, кто вел допросы; впрочем, сами декабристы к ним привыкли и нередко использовали в своих воспоминаниях. Для объединения предстояло прежде всего договориться с лидером северной организации — 28-летним штабс-капитаном Гвардейского генерального штаба Никитой Муравьевым. Муравьев, один из основателей российских тайных обществ, происходил из семьи известного писателя, друга Карамзина и попечителя Московского университета Михаила Муравьева, сам окончил Московский университет и тоже был героем заграничных антинаполеоновских походов. В прошлом Никита Муравьев был другом и единомышленником Пестеля, а теперь стал его политическим оппонентом.
Начались знаменитые петербургские «объединительные совещания» 1824 г. Для декабристских организаций это была важнейшая веха, развилка, от которой зависело будущее движения.
Если бы удалось объединить общества, установить дату выступления (на чем настаивал Пестель), выработать единый план «военной революции» и действий после захвата власти, то тогда резко возрастали шансы на успех восстания и начало радикальных реформ. Неудача же значительно ослабляла и без того разрозненные силы заговорщиков. Ситуацию осложняло то обстоятельство, что Северное общество изначально строилось на принципе противопоставления идеям и планам южан и их лидера, а борьба людей в заговоре была не менее, а порой и более острой, чем столкновение программ. Пестель, собираясь в Петербург, предвидел сложность стоявших перед ним задач и говорил своему соратнику Сергею Муравьеву-Апостолу (дальнему родственнику руководителя Северного общества), что «более всего ожидает сопротивления на счет принятия "Русской правды", тем паче, что в Северном обществе существует конституция, сочиненная П. Муравьевым». «Русская правда» предусматривала установление в постреволюциошюй России республики, в то время как Никита Муравьев был сторонником конституционной монархии.
Однако реальный ход переговоров оказался иным, не таким, каким он виделся Пестелю до его приезда в Петербург. Сразу же выяснилось, что программные расхождения не столь велики, они касались скорее формы, нежели существа дела. И преодолеть их было вполне возможно. Тем более, что «Конституция» Никиты Муравьева, в отличие от «Русской правды», не была официально утвержденной программой Северного общества.
Давний заговорщик и один из директоров Северного общества князь Евгений Оболенский был согласен с республиканскими идеями «Русской правды», другой директор, Трубецкой, «то был согласен на республику, то опять оспаривал ее», и даже споры с Никитой Муравьевым не выявили принципиальной разницы во взглядах. Муравьев, по словам Пестеля, отзывался «с сильным негодованием» о членах императорской фамилии и утверждал, «что монархические формы» даны им (Муравьевым) своей конституции «ради вновь вступающих членов». Да и сам Пестель ради объединения был готов отказаться от собственной республиканской программы (по словам Трубецкого, «показал вид, что убежден нами, и что в России конституционное правление не иначе может быть, как монархическое»).
Гораздо более сложными оказались переговоры о конкретном плане действий по захвату власти и введении нового строя. План Пестеля предполагал, во-первых, цареубийство, причем в исполнении своеобразного «отряда обреченных» («избранные на сие должны находиться вне общества, которое после удачи своей пожертвует ими и объявит, что оно мстит за императорскую фамилию»). Во-вторых, предусматривалось введение диктаторского Временного верховного правления (только из заговорщиков) с неограниченной властью, которое, «приняв присягу от Синода, Сената и всей России, раздав министерства, армии, корпуса и прочие начальства членам общества, мало-помалу... будет постепенно вводить новое образование». Сам Пестель видел себя одним из диктаторов, а бывшее тайное общество — своего рода кузницей кадров и «номенклатурой» новой России — «никто, не поступив предварительно в оное, не должен быть облечен никакою военною или гражданскою властью». Таким образом, из тайного общества получалась фактически политическая партия, которая захватывает власть в стране и удерживает ее с помощью военной силы до тех пор, пока революционные преобразования не станут необратимыми.
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока - Николай Стариков - Прочая документальная литература
- Кухня дьявола - Сэйити Моримура - О войне
- Великие мысли великих людей. XIX–XX век - Коллектив авторов -- Афоризмы - Афоризмы
- Виски: История вкуса - Игорь Мальцев - Прочая научная литература