Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак
0/0

Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак. Жанр: История. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак:
Для советских людей обвал социалистической системы стал одновременно абсолютной неожиданностью и чем-то вполне закономерным. Это драматическое событие обнажило необычный парадокс; несмотря на то, что большинство людей воспринимало советскую систему как вечную и неизменную, они в принципе были всегда готовы к ее распаду. В книге профессора Калифорнийского университета в Беркли Алексея Юрчака система «позднего социализма» (середина 1950-х — середина 1980-х годов) анализируется в перспективе этого парадокса. Образ позднего социализма, возникающий в книге, в корне отличается от привычных стереотипов, согласно которым советскую реальность можно свести к описанию, основанному на простых противопоставлениях: официальная / неофициальная культура, тоталитарный язык / свободный язык, политическое подавление / гражданское сопротивление, публичная ложь / скрытая правда.
Читем онлайн Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 147

…я пришел к невероятному осознанию того, что со мной происходило раньше [до перестройки]. Мне вдруг стало ясно, что, в общем-то, я всегда сознавал, что часть партийной верхушки была глубоко прогнившей. Хотя я и был комсоргом в школе, не могу сказать, что комсомол меня сильно увлекал. Речи Брежнева по телевизору меня смешили так же, как и всех, а иногда вызывали отвращение. Как и все, я рассказывал политические анекдоты. И я, естественно, понимал, что Сталин — это плохо. И тем не менее, несмотря на все это, у меня всю жизнь, начиная, наверное, с детского сада, было четкое убеждение, что социализм и коммунизм — это хорошо и правильно….Я всегда верил, что сама идея глубоко верна и что так и должно быть. Конечно, я понимал, что были искажения и наслоения. Но мне казалось, что если нам удастся от них избавиться, то все будет хорошо….В какой-то момент [до 1985 года] у меня появилась уверенность, что я все понял про жизнь и что мое мнение больше не может измениться{168}.

Рядовые комсомольцы

Мы рассматривали до сих пор активных комсоргов и секретарей комитетов комсомола — то есть руководителей нижнего звена ВЛКСМ. А как относились к идеологической стороне советской жизни рядовые члены комсомольской организации, никогда не занимавшие руководящих постов? Кое-что об этом мы уже услышали от Игоря, описавшего атмосферу на больших комсомольских собраниях. Рассмотрим еще несколько примеров. Тоня Б., 1966 года рождения[91], как и подавляющее большинство ее ровесников в начале 1980-х годов, была рядовым членом ВЛКСМ. Она не относилась к активной части комсомольской молодежи и как могла старалась избегать комсомольских поручений. И тем не менее то, как Тоня описывает свое отношение к идеологическим аспектам повседневности, во многом напоминает отношение людей, с которыми мы уже столкнулись. Как и эти люди, Тоня проводила различие между моральными ценностями повседневного социализма, которые она в общем-то считала серьезными и правильными, и бесконечной рутиной и фикцией собраний и речей, которые вызывали у нее отчуждение и неприязнь. С одной стороны, вспоминает Тоня, она видела, насколько искажены были многие идеалы, с другой — она видела множество примеров подлинного воплощения этих идеалов в жизнь, и у нее всегда «оставалось ощущение того, что мы живем в лучшей стране мира»{169}. Как и большинство ее сверстников, Тоня слушала и рассказывала анекдоты, многие из которых комментировали советскую реальность не в лучшем свете. При этом важно, что, хотя большинство анекдотов вызывало у нее смех, были и такие, которые оставляли неприятный осадок. Некоторые из них она даже могла слушать, но рассказывать их самой ей было неприятно. Причем дело было не в страхе перед системой, а в ощущении внутреннего морального дискомфорта, который некоторые анекдоты у нее вызывали. Например, Тоне казалось абсолютно нормальным слушать или повторять анекдоты, в которых с издевкой говорилось о советском политическом руководстве тех лет. Однако рассказывать анекдоты про Ленина — точнее, те анекдоты про Ленина, в которых он сам был объектом насмешки, — ей было неприятно. Тоня вспоминает: «Когда я заканчивала школу [в 1983 году], мой младший брат был еще маленьким и не понимал многих вещей. Как-то он рассказал мне анекдот про Ленина. Я была ошарашена и сказала ему: “Знаешь что, можно, конечно, смеяться над Брежневым, но вот над Лениным смеяться нехорошо”»{170}.

Последняя реплика вновь напоминает замечание из более ранних примеров, когда школьные учителя рисования объясняли своим ученикам, что непрофессиональные портреты Ленина, в отличие от других портретов, неприемлемы именно с моральной точки зрения.

Это отношение Тони к «Ленину» не обязательно означало, что она положительно относилась ко всем идеологическим высказываниям или проявлениям советской жизни. Она, как Андрей и Игорь, относилась негативно ко многим сторонам идеологической жизни, не распространяя, тем не менее, это отношение на Ленина. Руководство партии, аппаратчики, райкомовские бюрократы, Брежнев воспринимались этими людьми как исказители чистых моральных принципов, а Ленин при этом воспринимался как олицетворение этих принципов. Неудивительно поэтому, что, хотя политические анекдоты про Ленина имели хождение в те годы, их было значительно меньше и рассказывали их значительно реже, чем анекдоты про других политических деятелей и персонажей[92].

При этом Тоня вспоминает, что под влиянием родителей и особенно своего критически настроенного родственника, дяди Коли, у нее со школьных лет выработалось осознание того, что в «идеях, выражавшихся партийным языком, была заключена некая лживость». Тоня недолюбливала свою школьную учительницу истории за то, что та, по словам Тони, слишком усердно использовала партийную фразеологию и слишком восторженно относилась «к нормам коммунистической морали»{171} — Тоня сознательно использует штамп авторитетного дискурса, чтобы подчеркнуть формализм подобных высказываний, создававший впечатление, что учительница либо кривит душой, либо не слишком умна. Согласно тогдашнему пониманию Тони, честный человек мог верить в коммунизм, но должен был быть критически настроен по отношению к партийным бюрократам и приспособленцам, которые рьяно и бездумно повторяли лозунги и следовали правилам, таким образом, по ее словам, «искажая саму идею».

«Маленькие хитрости»

Эта парадоксальная динамика отношений между авторитетным дискурсом и идеологической практикой делала организацию комсомольской работы проблемой особого рода. Большинство комсоргов и секретарей отдавало себе отчет в том, что многие поручения, которые они обязаны были распределять между рядовыми членами организации, требовалось выполнять лишь на уровне чистой формальности или вообще лишь делать вид, что они выполняются. Подчас выполнить эти поручения в буквальном смысле было просто невозможно. Однако комсорги и секретари также понимали, что такое формальное выполнение поручений все же не было лишено всякого смысла. Напротив, формальное выполнение поручений играло важную перформативную функцию[93], создавая условия и предоставляя ресурсы комсомола для проведения «работы со смыслом».

Как это ни удивительно, но организовывать чисто формальную деятельность тоже было делом непростым. Во-первых, ее надо было организовать так, чтобы на уровне отчетов она не выглядела формальной. Во-вторых, необходимо было придумать, каким образом вовлечь в эту деятельность рядовых комсомольцев, большинство из которых не горело желанием в ней участвовать. Причем, в общении с этими рядовыми комсомольцами нельзя было признавать слишком открыто, что эта деятельность действительно является формальной или фиктивной. Этого нельзя было делать ни по идеологическим причинам (открытое признание перечеркнуло бы всю деятельность как таковую, включая ее важную перформативную функцию), ни по моральным причинам (никому не хотелось признавать себя притворщиком или конформистом), ни из чисто практических соображений (это бы усложнило процедуру вовлечения рядовых комсомольцев). Таким образом, проведение комсомольской работы ставило перед комсоргами и секретарями множество необычных задач практического и морального толка, во многом не совпадающих с буквальным смыслом официальных заявлений. Как же решались эти задачи?

Маша, о которой говорилось выше, в середине 1980-х годов занимала пост члена комсомольского комитета своей калининградской школы. Как мы помним, в ее обязанности входило ведение статистики по успеваемости. Согласно стандартной форме в отчетах, которые Маша зачитывала на комсомольских собраниях школы, ей приходилось упоминать имена неуспевающих учеников. Это требование ставило Машу перед неприятной дилеммой. С одной стороны, ей нравилась работа в комитете комсомола, и она считала свою деятельность по анализу успеваемости интересной и полезной, не говоря о том, что эта деятельность приносила ей уважение учителей. С другой стороны, ей не хотелось выглядеть в глазах своих сверстников человеком, который завоевывает успех за счет других. По словам Маши, «важно было не портить отношений с другими учениками, особенно на такой почве»{172}.

Для решения этой дилеммы Маша старалась сделать так, чтобы в глазах ее сверстников, насколько это возможно, упоминание имен неуспевающих выглядело как чистая формальность, смысл которой не заключался в буквальном обвинении кого-то конкретно. То есть Маша старалась сделать так, чтобы аудитория воспринимала ее не как автора, формулирующего обвинение, а как посредника, транслирующего стандартную форму дискурса, созданную до нее. У Маши было несколько способов решения этой задачи — от чисто дискурсивных, позволявших ей снизить свое личное авторское я в тексте и свою ответственность за написанное, до практических, включающих переговоры с учениками. Например, она старалась выбирать для своего списка тех, кто считался неуспевающими уже не первый год, а значит, был выбран в качестве такового еще до нее. Но для придания серьезности этой работе, объясняет она, надо было упомянуть «хотя бы несколько новых, незатасканных имен». Поэтому Маша старалась в разных выступлениях избегать полного повторения одних и тех же имен. Кроме того, она старалась заранее поговорить с теми ребятами, чьи имена собиралась назвать, делая это в обычной обстановке, в жанре товарищеской беседы, отличающемся от авторитетного жанра. Она говорила: «Слушай, не обижайся, пожалуйста, но в моей тронной речи [выступлении на отчетном собрании школы] мне надо упомянуть тебя не в лучшем свете. Я лично против тебя ничего не имею, я к тебе хорошо отношусь. Но надо упомянуть. Ладно?» После этого «почти все нехотя соглашались», говорит Маша, «и я набирала необходимое количество имен». Подобные беседы, дружеский тон, шутливые ссылки на «тронную речь» должны были показать, что эту часть выступления следует понимать не буквально, а как формальный ритуал. Тем самым Маша стремилась выполнить сразу несколько задач: заниматься работой, которую она считала интересной и общественно важной; участвовать в воспроизводстве стандартной «проформы»; стараться не портить отношения с учениками школы; и, наконец, преследовать свои личные цели — окончить школу с золотой медалью, поступить в престижный вуз в Ленинграде, чему ее активная комсомольская деятельность, безусловно, способствовала и чего она в итоге достигла. Было бы неверно считать Машу лишь циничным карьеристом, или идеалисткой, или пассивным и безотказным человеком, которого «система» использовала в своих интересах. Маша не была циником и вполне искренне верила в важность многих задач, которыми она занималась, при этом активно игнорируя или адаптируя другие задачи и требования и к тому же, безусловно, заботясь о своих личных целях. Как и Маша, секретарь комитета комсомола НИИ Андрей, упоминавшийся выше, постоянно сталкивался со сложным выбором. С одной стороны, ему не хотелось потерять уважение коллег по институту, которых ему приходилось принуждать к выполнению рутинной и скучной работы. С другой стороны, он старался избежать выговоров от райкома за невыполненную работу. Кроме того, ему не хотелось сводить свою деятельность на посту секретаря комитета к пустой банальности, состоящей из бездумного исполнения стандартных процедур, лишенных содержательного и морального смысла, который, по мнению Андрея, в них изначально подразумевался. Андрей придумывал массу приемов того, как выходить из этого затруднительного положения, называя эти приемы своими «маленькими хитростями». Они помогали Андрею сохранять нормальные отношения и с вышестоящими комсомольскими органами, и с рядовыми комсомольцами, давая возможность выполнять, как чисто формальные поручения, в смысл которых можно было особенно не вникать, так к работу со смыслом, которую Андрей ценил. Маленькие хитрости были особенно полезны при распределении рутинных поручений среди рядовых комсомольцев, говорит Андрей:

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 147
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги