История античной литературы. Книга 2. Древний Рим - Борис Александрович Гиленсон
- Дата:16.11.2024
- Категория: История / Литературоведение
- Название: История античной литературы. Книга 2. Древний Рим
- Автор: Борис Александрович Гиленсон
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, при первом знакомстве Катулл прочел ей какой-то мгновенно придуманный стихотворный экспромт, чем ее заинтересовал. Клодия умела оценить меткое слово, живость ума. Катулл был приглашен Клодией посетить ее роскошный дом. В это время умер любимый воробей красавицы. И поэт незамедлительно отозвался на это событие двумя стихотворными миниатюрами.
Бедный птенчик, любовь моей подружки.
Милых глаз ее он был ей дороже.
Слаще меда он был и знал хозяйку,
Как родимую мать дочурка знает.
В стихотворении – катулловская ирония, легкое пародирование поминального обряда, надгробных речей; все это было высказано в шутливом и ласковом тоне. Оба стихотворения охотно цитировались в светских кругах Рима. Позднее другой замечательный поэт, Овидий, в подражание Катуллу сочинил элегию: «На смерть попугая».
«ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК». В. Брюсов назвал стихотворный цикл Катулла, посвященный Лесбии, «интимным дневником поэта». Это было уникальное явление в римской поэзии. Почти восемь десятков стихотворений стали своеобразной стенограммой любовных переживаний поэта, самых разных, счастливых и горестных, этапов романа с Лесбией, длившегося несколько лет.
Их отношения развивались стремительно. Пылкость поэта нашла у Лесбии отклик. Они стали любовниками, Катулл чувствовал себя на вершине блаженства. Казалось, что он неспособен насытиться страстью:
Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!
Пусть ворчат старики – что нам их ропот,
За него не дадим монетки медной!
Пусть восходят и вновь заходят звезды, —
Помни: только лишь день погаснет краткий,
Бесконечную ночь нам спать придется.
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь, и снова до ста.
А когда мы дойдем до многих тысяч,
Перепутаем счет, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная, сколько с тобой мы целовались.
В другом стихотворении Катулл признается, что полезней считать зыбучий песок ливийский, чем вести счет его с Лесбией поцелуям.
Возлюбленная видится ему совершенством. В одном из стихотворений упоминается Квинтия, известная прелестница: она «бела, стройна, высока». Но для Катулла не она эталон красавицы. В ней отсутствует то, что есть в Лесбии: грация, изящество, внутренняя порода женщины из патрицианского рода:
Как бы изваян весь сей образ несравненный,
И вся изящества полна,
Она все прелести красавиц всей вселенной
В себе усвоила одна.
Несомненно, Катулл, как все влюбленные, пристрастен, наделяя Клодию безупречными достоинствами. Не к таким ли, как Катулл, обращены слова Шекспира: «Любовь слепа, и нас лишает глаз». А может быть, точнее: «Сердцу не прикажешь». И об этом также есть у Шекспира:
Мои глаза в тебя не влюблены,
Они твои пороки видят ясно,
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
Цикл стихов, посвященных Лесбии, будет волновать поколения читателей не только своей пронзительной подлинностью. В нем запечатлена глубоко индивидуальная и в то же время многократно повторенная ситуация. Это о ней сказал Гейне: «Эта старая история вечно новой остается». Сначала любовь взаимна, потом один остывает, охладевает, а другой любит. В чем тому причины? Они – многообразны. Может появиться третье лицо, а может просто угаснуть чувство. В истории с Катуллом первой охладела Лесбия. Нам не дано точно знать, что произошло, да и нужно ли это? Ничто не вечно под луной. Есть мнение, что Лесбия подсознательно «мстила» Катуллу за какие-то прошлые любовные неудачи. Не исключено, что поэт ей просто надоел, что у Лесбии, не привыкшей к длительным связям, появился кто-то другой. В неразделенной любви нет победителей. Обе стороны – проигравшие. Зато в выигрыше оказывается Поэзия.
У Катулла поворот в отношениях с Лесбией выливается в такие строки:
Ты прежде, Лесбия, твердила,
Что лишь Катулл твой близкий друг
И что ни с кем иным житье тебе не мило,
Хотя б тебе Юпитер был супруг.
Не так тебя я чтил в то время,
Как чтит любовник свет пустой,
Но так же как отцом, годов несущим бремя,
Бывает зять любим иль сын родной.
Катулл испытывает чувство, многим знакомое: чем холоднее Лесбия, чем больнее уязвляет она поэта, чем она «ничтожней и пошлей», тем сильнее он к ней влечется. Но не получившая должного отклика любовь, когда один – полон страсти, а другой – остывает, обретает какое-то новое качество. Лишается былой чистоты и непосредственности:
В мечты влюбленного ты больше страсти вносишь,
Но гасишь в нем любви огонь святой.
Поэтому Катулл корит себя, причем безжалостно, за неспособность совладать с собственной страстью. Вырвать Клодию из сердца. Никто до Катулла в античной поэзии не обнажал с такой открытостью собственную болезненно мятущуюся душу:
Катулл, измученный, оставь свои бредни,
Ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.
Его гложет обида: никто так, как он, не поймет Лесбию, ни для кого она не будет так желанна. И он к себе взывает «терпеть», «быть твердым».
«И НЕНАВИЖУ, И ЛЮБЛЮ». В конце концов, безответная, попранная любовь перерастает в свою противоположность. В ненависть. И тогда-то рождается прославленное двустишие:
Odi et amo, Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior.
Вот один из переводов:
Да, ненавижу и все же люблю! Как возможно, ты спросишь?
Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь.
(Пер. А. Петровского).
Е. Корш предложил свой вариант перевода, достаточно свободный: двустишие «расширилось» до четверостишия, появились рифмы, которых нет у Катулла:
Любовь и ненависть кипят в душе моей.
Быть может, «почему?» ты спросишь. Я не знаю,
Но силу этих двух страстей
В себе я чувствую и сердцем всем страдаю.
Приведем и некоторые другие начальные строки перевода прославленного двустишия.
«Я ненавижу, люблю, люблю… зачем это делаю, спросишь?» (1850-е гг. В. Водовозов).
«Я ненавижу и вместе люблю – как же это?» (А. П. Тамбовский, 1896).
«Я ненавижу ее и люблю и, если ты спросишь…» (В. В. Уманов-Каплуновский, 1899).
«Я ненавижу и люблю…» (Згадай-Северский, 1910).
«Я, ненавидя, люблю. Зачем, быть может, ты спросишь…» (В. Байкин, 1918)
«И ненавижу ее, и люблю.
- Лосев - Аза Тахо-Годи - Биографии и Мемуары
- Непобедимые гуманисты - Ольга Грабарь - Биографии и Мемуары
- Эллинистически-римская эстетика I – II вв. н.э. - Алексей Федорович Лосев - Науки: разное
- Сергей Сергеевич Аверинцев - Сергей Аверинцев - Биографии и Мемуары
- Записи и выписки - Михаил Гаспаров - Публицистика