Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века - Ирина Щербакова
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века
- Автор: Ирина Щербакова
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тексты в этих книжицах— тярни (заговоры), зальвр (молитвы) и маани (заклинания) – Даган Бараевич составлял сам и применял, по воспоминаниям родных, для лечения, для снятия порчи и сглаза. Искусству составления заклинаний Даган Бараевич никого из родных не научил, никто из детей никогда и не интересовался его деятельностью.
Установить даже приблизительную дату их написания невозможно. Скорее всего, они сделаны в 50-60-х годах, так как более ранние записи и дневники были изъяты при обыске.
Зарождение заговоров и заклинаний как части духовной культуры – историческое явление. В округе, к счастью, всегда находился соотечественник – их хороший знаток. В период депортации такие люди стали силой, питавшей дух народа, объединявшей его, стремившейся вселять терпимость и веру в лучшие времена. Они в меру своего дара занимались врачеванием, устраняли физические и душевные страдания земляков.
Одним из таких носителей нравственных и культурных ценностей народа являлся и Даган Бараевич. По вечерам в его доме любили собираться друзья и родственники.
Стихи и песни после освобождения из лагеря он уже не писал. Десять лет сталинских лагерей отбили у него, вероятно, охоту их писать. Много еще хорошего, талантливого, значительного мог бы, наверно, создать Даган Бараевич, но он дорожил семьей, близкими и не хотел усложнять им жизнь.
Началась хрущевская «оттепель», и вся страна пришла в движение. Спецпереселенцы стали спешно покидать Сибирь, торопясь, словно боялись опоздать на последний поезд, и терпеливо сносили все тяготы долгого пути, лишь бы поскорей вернуться домой.
Даган Бараевич собирался так лихорадочно, так торопливо, что бросил почти все, что нажил: мебель продавать долго и хлопотно – раздарил. Домашнюю живность, состоявшую из коров Лыски и Рябой, погрузили в эшелон, благо проезд, как и в 1943 году, опять был за счет государства. Багажа у них было – полтора узла да двое детей.
В конце лета 1957 года семья Такаевых приехала на постоянное место жительства в Волгоградскую область. Село Луговое находится на границе с Калмыкией.
Даган Бараевич не поселился в Зургане Малодербетовского района, скорее всего, по двум причинам. Возможно, ему не хотелось встречаться с земляками, свидетельствовавшими против него на суде, чтобы не вспоминать о прошлом и не будить в душе обиды, злости или ненависти. Владимир Даганович вспоминает: «Отец был истинным интеллигентом. Никогда не сплетничал о людях, не говорил лишнего, никогда не выплескивал наружу обид и огорчений. Он всегда переживал за других людей, которые оказались в трудной или неловкой ситуации».
В то время Даган Бараевич не мог практиковать открыто. Но как бы далеко он ни жил, люди добирались к нему с самыми разными проблемами и просьбами: вылечить человека, провести обряд проводов души покойного, помочь найти потерявшуюся скотину. И для всех находились доброе слово и приветливая улыбка. Даган Бараевич и Ольга Налаевна говорили соседям, что это приехали родственники. Из-за трудностей с транспортом и дорогами многие оставались жить у Такаевых по нескольку недель, а то и месяцев. Возможно, Даган Бараевич был для них в то время последней надеждой.
На новом месте нужно было начинать все с самого начала, но Даган Бараевич не отчаивался. Он устроился чабаном. На животноводческой стоянке под жилье была приспособлена старая землянка с оплывшими от дождей и ветра глинобитными стенами, облупившейся штукатуркой внутри, приземистой крышей набекрень. Печка стояла прямо по центру этой хибарки и разделяла помещение на две импровизированные комнатки, где умещались все: в одной комнате жила семья Дагана Бараевича, в другой – подпаски, помощники чабана.
Быт калмыцких поселков всегда был непритязателен, жилые постройки большей частью убоги, удобства минимальны, все жили в очень стесненных жилищных условиях. Да и сами дома весьма просты. Их хозяевам, вероятно, казалось, будто только так все и может быть устроено. Возможно, причиной тому – остатки кочевого менталитета в сознании жителей наших мест, этим и диктуется пренебрежение излишествами в земном существовании, кратком и преходящем в масштабах вечности.
Хлебосольные и приветливые Такаевы привечали всех. У них всегда был накрыт стол, и в доме у них было полно народу: приезжали друзья, знакомые, жили родственники. Все без исключения рассказчики отмечают степенную размеренную походку, тихий, но уверенный голос хозяина, как будто он прислушивался к тому, что мало кто замечает в суете каждодневных забот. У него была удивительная черта – любому поступку людей он пытался найти оправдание.
А сам Даган Бараевич, истосковавшийся по свободе, семейному очагу и домашнему теплу, с удовольствием делал главное дело своей жизни – растил детей. С первых же дней жизни все скарлатины и ангины своих детей всегда лечил сам. Первый рисунок дочери Булгун – кособокая елка и возле нее заяц-великан – он вставил в рамку.
На исходе хрущевской «оттепели» тема депортации калмыков опять стала запретной. За такие разговоры можно было получить клеймо антисоветчика.
Как мы уже отметили, поражение в правах, определенное в приговоре, видимо, относилось и к его инвалидности. Только по возвращении на родину он получил III, рабочую группу инвалидности. Пройти комиссию было трудно: он жил далеко от районного центра, а с транспортом было в те времена тяжело. К тому же каждый раз приходилось, кроме обязательного медицинского осмотра, добывать уйму различных справок: связан или не связан с сельским хозяйством, платишь ли налог за каждую голову скота, имеешь или нет побочные заработки и доходы. Даже требовали характеристики и прочее – факт чиновничьего произвола. Он попусту тратил много времени и сил, и половину которых не компенсировала получаемая им тогда мизерная пенсия в сорок рублей. И он махнул рукой.
Много позже сельский участковый врач, неравнодушный человек, стал писать запросы, собирать документы и добился-таки, что Дагану Бараевичу дали вторую группу инвалидности. Владимир Даганович рассказывает по этому поводу: «В 70-х годах врач Вера Михайловна (фамилии не помню) писала везде письма, и, кажется, из Алма-Аты прислали подтверждение, что отец – инвалид войны II группы. С тех пор он стал получать около ста рублей пенсии. До конца жизни он помнил ее: „Это Веры Михайловны заслуга!“
В последние годы жизни Даган Бараевич был очень болен и нуждался в лечении и уходе. Булгун Даган овна, старшая дочь, забрала родителей к себе, в городскую „двушку“, где жили они теперь впятером.
Несмотря на тесноту, в доме, как всегда, толпился народ: приходили родственники, соседи, знакомые. Даган Бараевич сильно изменился, вроде бы и ростом стал поменьше. Это был уже не тот „естся цокад йовдг кюн“, как про него всегда говорили, энергичный, сильный мужчина. Хотя 75 лет – это не так уж и много. Это обычный возраст для многих людей, особенно живущих в благополучных странах. Но ничто в жизни не проходит бесследно, особенно трудности и горести, а их на долю Дагана Бараевича выпало предостаточно: тяжелая крестьянская жизнь, война, ранения, контузия, десять лет лагерей, холод, голод, болезни сделали свое дело, превратив его раньше времени в старика.
Он с трудом передвигался по комнате, глаза его словно бы выцвели, потускнели, и, когда он пытался что-либо разглядеть, сильно щурился. Профессиональная болезнь: глаза у танкистов все время в пыли, мелькание лучей света в закрытом темном корпусе, люди слепли оттого, что по смотровым щелям били из всех видов оружия. Сделали свое дело и пытки ослепляющим светом в тюрьме, костры-„дымовухи“ и морозы в Сибири.
Короткими шаркающими шажками он выходил из своей комнаты на кухню – вот и вся прогулка. Выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, у него уже не было сил, а в доме не было лифта.
С годами старые фронтовые раны стали напоминать о себе все чаще. Когда Даган Бараевич с Ольгой Налаевной переехали в Элисту к дочери, боли в руке уже не прекращались, иногда только становясь глуше. Днем он мог застывать, долго глядя перед собой. В последние годы с ним такое случалось часто: топчется по дому по своим делам и вдруг беспомощно останавливается, словно пытается вспомнить что-то давно пережитое и мучительно-важное.
Когда болезнь опрокидывала его в забытье (приступы с годами только участились), приходя в себя, спрашивал: „Я не стонал? “ И успокаивался, получив отрицательный ответ.
Он признавался иногда, что скучает в городе по простору степи и что ему снятся ковыль, лиманы, отары и гурты и даже сусличьи бугорки. „Я чист, я готов к встрече со своим будущим, я отработал свою карму и освободился от тяжкого груза. Воспоминания мои будут лишь радостными, светлыми“, – говорил он близким. И добавлял: „А мир все-таки лучше, чем кажется нам“. Но большей частью отмалчивался. Наверное, думал о прошлом».
- Вверх по реке времени. Российские школьники об истории XX века. Сборник работ стипендиатов Фонда Михаила Прохорова – лауреатов Всероссийского исторического конкурса старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век» - Коллектив авторов - История
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Вокзал для двоих - Эльдар Рязанов - Короткие любовные романы
- Компьютерра PDA N143 (29.10.2011-04.11.2011) - Компьютерра - Прочая околокомпьтерная литература
- Сочинения. Том 5 - Гален Клавдий - Античная литература / Медицина / Науки: разное