Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века - Елена Никулина
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века
- Автор: Елена Никулина
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обер-секретаря Тайной конторы в Москве еще долго помнили. В 80-х годах XIX века репортер В. А. Гиляровский записал рассказ старожила-чиновника: «Я уже сорок лет живу здесь и застал еще людей, помнивших и Шешковского, и его помощников – Чередина, Агапыча и других, знавших даже самого Ваньку Каина. Помнил лучше других и рассказывал мне ужасы живший здесь в те времена еще подростком сын старшего сторожа того времени, потом наш чиновник. При нем уж пытки были реже. А как только воцарился Павел I, он приказал освободить из этих тюрем Тайной экспедиции всех, кто был заключен Екатериной II и ее предшественниками. Когда их выводили на двор, они и на людей не были похожи; кто кричит, кто неистовствует, кто падает замертво. ‹…› На дворе с них снимали цепи и развозили кого куда, больше в сумасшедший дом. ‹…› Потом, уже при Александре I, сломали дыбу, станки пыточные, чистили тюрьмы. Чередин еще распоряжался всем. Он тут и жил, при мне еще. Он рассказывал, как Пугачева при нем пытали, – это еще мой отец помнил».
Награждали Чередина не зря: за 44-летнюю службу на ответственном посту он ни разу не был в отпуске. Впрочем, до конца столетия отпусков в современном понимании и не было – так называлось временное отсутствие по личной надобности без сохранения содержания. Например, в 1720 году П. А. Толстой лично разрешил взять отпуск подканцеляристу Тихону Гуляеву только по «докучной его просьбе», чтобы он смог привезти жену из Казани. Секретарь Николай Хрущов в 1740 году после десятилетней службы впервые получил отпуск, чтобы уладить дело с наследством после смерти дяди. Но другому секретарю, Алексею Васильеву, пришлось дожидаться целый год, пока начальство не соизволило отпустить его для разбирательств по поводу беглых крестьян. А палача Федора Пушникова в 1743 году отпустили в Москву подлечиться лишь после того, как оттуда прибыл ему на замену другой «заплечный мастер» – Матвей Крылов.[129]
После секретарей на втором месте в служебной иерархии стояли канцеляристы. Так как эта должность была вне Табели о рангах, то по сенатскому указу 1737 года она была приравнена к воинскому чину сержанта. Каждый из канцеляристов ведал своим «повытьем», то есть отдельным делопроизводством. Обычно один из них назначался «быть у приходу и у расходу» – вести денежные дела канцелярии.
Ниже стояли подканцеляристы (тем же указом приравнивались к капралам), которые составляли все деловые бумаги, и копиисты. Согласно Генеральному регламенту 1720 года, «копиистам надлежит все, что отправляется в канцелярии, набело писать; того ради имеют выбраны быть добрые и исправные писцы», то есть для них было желательно обладать хорошим почерком. Однако по существующим документам трудно выделить специфический круг обязанностей конкретного канцеляриста или принцип разделения обязанностей между ними.
Обычно приказных для «тайной» службы с улицы не брали. Проводившаяся в 1737 году перепись чиновников показала, что сотрудники Тайной канцелярии набирались из старых подьячих Преображенского приказа: там начинали службу при Петре I не только секретари Н. Хрущов и Т. Гуляев, но и канцеляристы Михаил Кононов и Федор Митрофанов, подканцеляристы Иван Стрельников, Василий Прокофьев, Иван Набоков, Михаил Поплавский.[130] В дальнейшем персонал по необходимости высматривали в других учреждениях – Главной полицеймейстерской канцелярии, коллегиях, таможнях; Ушаков, используя свое служебное положение, добивался перевода толковых чиновников в свое ведомство. Однако случалось, что иные шустрые подьячие сами подавали прошения о зачислении на службу в Тайную канцелярию. Это сделал в 1739 году подканцелярист каширской воеводской канцелярии Алексей Емельянов и был принят, состоял на хорошем счету и даже отпущен на 10 дней искать своих беглых крестьян из новгородской деревни.
Во времена Анны Иоанновны каждый из служащих при зачислении давал подписку о неразглашении государственной тайны: «Под страхом смертной казни, что он, будучи в Тайной канцелярии у дел, содержал себя во всякой твердости и порятке и о имеющихся в Тайной канцелярии делах, а имянно, в какой они материи состоят, и ни о чем к тому приличном не токмо с кем разговоры имел, но и ни под каким бы видом никогда о том не упоминал, и содержал бы то все в вышшем секрете», – и обещание служить бескорыстно: «Ни х каким бы взяткам отнюдь ни под каким видом он не касался». При Екатерине II к этим обязательствам добавлялось еще требование, чтобы кандидат на должность «так же никаких выписок или копей з дел, со определеней и одним словом ни с чего ни для чево никому не давал, ни же словесно о чем-либо ни будь пересказывал».[131]
Служба не всем оказывалась по плечу. Некоторые молодые чиновники, как названные выше Михаил Хрущов и Иван Набоков, относительно быстро «за многой приказной труд» повышались в должности и чине. Из простых копиистов они становились канцелярской «белой костью». Так, за десять лет Хрущов прошел все ступени приказной лестницы и был назначен протоколистом канцелярии с жалованьем «против коллежских протоколистов, а имянно по 250 рублев в год». Следующей была уже секретарская должность, и удачливый чиновник выработал щегольскую, с завитушками, роспись «Секретарь (затем „обер-секретарь“) Михаил Хрущов».
Набоков тоже служил успешно, но занедужил. Сам граф А. И. Шувалов из Петербурга утешил подчиненного личным письмом от 8 ноября 1753 года: «Мне небезызвестно, что вы находитесь в болезни, з которой по делам тайной конторы как приговоров, так и отпусков крепить не можете». Шувалов милостиво разрешил секретарю болеть и передать свои функции протоколисту Поплавскому, но обязал: «Как только крепить в состоянии будете, то имеете находитца в должности». Правда, разрешение запоздало – секретарь умер. Дело отца успешно продолжил сын, но и с ним после 15 лет «беспорочной» службы случилась та же оказия. Подканцелярист Андрей Набоков в 1757 году просил «за имеющимися во мне головными и прочими болезньми, от которых я в здоровье своем нахожусь весьма слаб, и по строгости той канцелярии дел более быть не в состоянии», произвести его в коллежские регистраторы и отпустить на службу в Ямскую канцелярию, менее «строгую» и вредную для здоровья.[132]
Не без гордости характеризовал свою сыскную работу в послужном списке, составленном при переписи чиновников в 1754 году, ветеран-канцелярист Никита Никонович Яров (Ярой). Служить он начал в 1716 году 15-летним подьячим Преображенского приказа, пережил его упразднение в 1729 году и вновь был принят Ушаковым по его генеральскому «представлению» подканцеляристом Московской конторы Тайной канцелярии. Работником он оказался толковым и нередко ездил «по секретным делам гвардии при обер-офицерах» – побывал и на Украине, и в сибирском Березове (там находилось в ссылке опальное семейство Долгоруковых); «и те дела исправлял с ревностию и радением добропорядочно, о чем известно в Тайной канцелярии». По возвращении из Сибири «за понесенной в дальних посылках и секретных делах немалой труд» он был произведен в канцеляристы, а в 1744 году за «беспорочную» службу – в протоколисты. В последующие годы Яров трудился столь же ревностно: отправлялся с секретными поручениями в провинцию, в 1749 году был командирован «по некоторому секретному делу» в Воронеж во главе собственной «команды». Однако до секретаря в конторе он так и не дослужился, хотя в 1745–1746 годах и «правил секретарскую должность». На склоне лет, имея 37-летний стаж, Яров получил-таки чин коллежского секретаря и место в Сибирском приказе; но сына Ивана он отправил служить в родную Тайную контору и с удовлетворением узнал, что отпрыск уже вышел в подканцеляристы.[133]
Другие рядовые служители политического сыска, не обнаружившие способностей или хватки, годами исполняли свои обязанности без повышения и прибавки жалованья – и в конце концов просили об увольнении или переводе в другие учреждения, как это сделал «закосневший в подканцеляристах» и потерявший надежду на дальнейшее продвижение Степан Иванов в 1743 году. Таких отпускали – под подписку о неразглашении «ни под каким видом» сведений о прежней работе.
Бывало, что чиновники оказывались неподходящими для специфической службы. Подканцелярист Андрей Ходов был переведен на другую работу «за слабостью» – возможно, оказался излишне чувствительным; его коллега Федор Митрофанов уволен «за болезнью», а копиист Василий Турицын был замечен «в гулянье и нераченье». Однако надо сказать, что таких случаев мало – видимо, отбор в Тайную канцелярию был тщательный.
В переписи 1737 года нередко встречаются характеристики чиновников других учреждений: «пишет весьма тихо и плохо»; «в делах весьма неспособен, за что и наказан»; «стар, слаб и пьяница»; «в канцелярских делах знание и искусство имеет, токмо пьянствует»; «всегда от порученных ему дел отлучался и пьянствовал, от которого не воздержался, хотя ему и довольно времяни к тому дано» и т. п. Последняя «болезнь» являлась чем-то вроде профессионального недуга канцеляристов с обычным «лекарством» в виде батогов. Особо отличались неумеренностью в пьянстве приказные Петербургской воеводской канцелярии, где в 1737 году за взятки и растраты пошли под суд 17 должностных лиц. Из данных служебных характеристик следует, что в неумеренном питии «упражнялись» два из пяти канцеляристов, оба подканцеляриста и 13 из 17 копиистов. Поэтому начальник всей полиции империи вынужден был просить Кабинет министров прислать к нему в Главную полицеймейстерскую канцелярию хотя бы 15 трезвых подьячих, поскольку имеющиеся «за пьянством и неприлежностью весьма неисправны».[134]
- Монахи истории. Маленькие боги (Мелкие боги) - Терри Пратчетт - Юмористическая фантастика
- В шоколадном дворце - Рэй Морган - Короткие любовные романы
- На Смоленск надвигается гроза - Влада Морская - Городская фантастика / Ужасы и Мистика
- Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович - Попаданцы
- Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей - Свечин Николай - Прочая документальная литература