Печенеги - Василий Васильевский
- Дата:12.08.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Печенеги
- Автор: Василий Васильевский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Половцы, о волчьих обычаях которых говорят византийские писатели, даже Боняк, в самом деле так искусно подражавший вою этих кровожадных зверей, что они охотно ему отзывались[68], были приведены в ужас поступком образованных византийцев. «Они боялись, — говорит Анна, — чтобы на следующую ночь император не сделал с ними того же, что случилось с печенегами», и при ее наступлении оставили свой лагерь, зараженный запахом трупов и крови. Они с такою неожиданной поспешностью бежали, что забыли о награде, им следующей, или, может быть, не хотели прикоснуться к ней в первую минуту ужаса. Нужно было посылать за ними погоню, чтобы вручить им то, что им следовало по уговору сверх добычи. Вероятно, для многих были не понятны побуждения императора, предписывавшие такую преувеличенную честность; он нашел не лишним публично сказать длинную «проповедь» о лжи и ее греховности.
Впрочем, не все союзники, участвовавшие в битье 29 апреля, бежали за Балканы. Те, которые остались, сначала получили щедрое угощение; внимание императора к ним простиралось так далеко, что он выдал им награду только тогда, когда они проспались от опьянения и стали хоть немного сознавать, что совершается вокруг их[69]. Важный греческий чиновник проводил их до Балканских проходов, так как они считали это нужным для своей безопасности. Но за Балканами воинственной орде была предоставлена полная свобода, и она не замедлила ей воспользоваться для того, чтобы, вслед за ушедшими ранее товарищами, устремиться на Венгрию. Едва король Ласло I успел справиться с куманами, опустошившими Трансильванскую область и некоторые восточные венгерские комитаты, как на Дунае, на юго-восточной границе, явились новые полчища той же самой Половецкой орды в сопровождении, можно догадываться, удальцов другой народности. Предводитель орды требовал у венгерского короля выдачи своих полоненных соплеменников. Ласло I, отвергнув дерзкие требования, быстро вышел навстречу врагам и разбил их наголову неподалеку от Дуная. Считая русских виновниками или, вероятно, участниками половецкого нашествия, венгерский король вслед за тем обратился немедленно против соседних русских областей. Венгерский летописец, быть может несколько хвастливый, рассказывает, что русские, сильно стесненные королем Ласло I, просили у него помилования и обещали ему полную верность и что раскаяние их было принято победителем благосклонно[70].
В начале мая император Алексей с торжеством воротился в свою столицу. Ужасные враги, которые недавно стояли под ее стенами, лежали теперь грудами трупов в долине Марицы. Только небольшая часть печенегов уцелела в греческом лагере. Эти остатки несметной прежде орды были поселены императором Алексеем на восток от реки Вардар, в Могленской области, и появились потом в рядах византийской армии, составив в ней особый род войска.
Половцы оказали громадную услугу христианскому миру. Предводители их, Боняк и Тугоркан, должны быть по справедливости названы спасителями Византийской империи. Помощь Запада, которой просил и уже ожидал император Алексей, не могла прибыть так скоро, как он это считал возможным; неоконченная борьба с императором и антипапа Климент связывали совершенно деятельность Урбана II до 1094 года, когда он восторжествовал над своими врагами и над всеми домашними затруднениями; ранее этого года умер друг Алексея, граф Роберт Фриз, союзник, быть может, более деятельный, но зато и более отдаленный. Между тем Византия, как мы знаем из прямых признаний цесаревны Анны, решительно не имела сил и средств, чтобы продолжать борьбу с двойным турецким нашествием. Предположим самый благоприятный ход дела. Константинополь мог выдержать долгую осаду, мог дождаться крестоносного ополчения; оно собралось бы скорее ввиду настоятельной и продолжающейся опасности и ради усердной мольбы византийского императора скорее, чем это последовало на самом деле. Но Первый крестовый поход имел бы несомненно совершенно другое направление и совершенно другой исход, если бы Боэмунды и Готфриды явились как спасители греческой столицы, если бы обдуманному и смелому честолюбию одного и упрямой благочестивой гордости другого не было противопоставлено ни самостоятельной византийской политики, ни самостоятельной греческой армии, если бы в распоряжении Алексея Комнина не было, как это было в 1096 году, тех печенежских наездников, которыми он так искусно пользовался, когда нужно было побудить крестоносных союзников к скорейшему удалению от стен Константинополя, к скорейшей переправе на азиатский берег Босфора, когда нужно было предупредить отклонение крестоносной рати от прямой, ей указанной дороги и от святой и высокой цели — освобождения Гроба Господня, а не Константинополя, как это предполагалось прежде и как это засело в умах крестоносных ратников.
Велико было разочарование и сильно было неудовольствие западного рыцарства и особенно его предводителей, когда они увидели, что печенеги и турки, от которых они должны были спасать Восточную империю, находятся теперь в рядах византийской армии и что император Алексей самым постыдным и вероломным образом пользуется службой неверных язычников, высылая их против христиан, воинов креста и Гроба Христова. Но если бы грозная сила Печенежской орды не была уничтожена половецкими полками и остатки ее не были превращены в покорное орудие византийской политики, то Константинополь в конце XI столетия был бы либо турецким городом, либо столицей Латинской империи на Востоке.
Турецкий эмир Чаха, который мечтал о покорении Константинополя и уже носил титул и облачение восточных императоров, не успел привести флот на помощь своим союзникам, печенегам, весною 1091 года и тем самым осудил себя самого на гибель. В борьбе с греческими морскими силами он потерял сначала часть своих завоеваний, а потом и самую жизнь. Византийская интрига успела вооружить против него султана Никеи, на дочери которого он был женат, и опасный своей предприимчивостью враг погиб от руки своего тестя.
С таким же успехом, как враги внешние, была подавлена и внутренняя смута; заговорщики и претенденты, которые хотели воспользоваться затруднительным положением отечества и своего государя, были открыты и наказаны. По странному стечению обстоятельств, самым опасным из этих врагов оказался тот, которого Алексей считал всего менее заслуживающим серьезного внимания. Этот враг явился в половецких вежах, где, по-видимому, осталось горькое чувство неудовольствия и досады на Византию, сделавшую половцев участниками и виновниками истребления единоплеменной им Печенежской орды. В 1095 году, перед самым крестовым походом, половцы еще раз появились в пределах империи; их нашествие едва не уничтожило всех плодов той победы, которая четыре года назад была одержана при их помощи. На этом последнем эпизоде мы остановимся.
В 1090 году какой-то бродяга, человек низкого происхождения, вышедший из военного лагеря, прибывший в столицу в виде нищего, одетого в лохмотья, стал выдавать себя за одного из сыновей бывшего императора Романа Диогена, Константина, хотя сын несчастного Романа IV, носивший это имя, еще двадцать лет тому назад был убит под Антиохией в сражении с турками[71]. Самозванец стал распространять сказку о своем происхождении и о своем спасении — вероятно, из турецкого плена — сначала тайно в частных домах, а потом и публично на улицах. Нашлось немало людей, которые ему верили; несмотря на несчастный исход смелого похода в глубину Азии, имя героического Романа было популярно в народе. Самозванец 1090 года — первый, но не последний из тех искателей приключений, которые составили себе замечательную историческую карьеру, опираясь на это дорогое народу имя[72]. Император Алексей, очень подозрительно смотревший за поведением настоящих сыновей Романа, занятый другими заботами, сначала не обращал никакого внимания на бродягу, который принял чужое имя, чтобы спасти себя от голода. Но его россказни дошли до монастыря, где спасалась, постригшись в монашество, жена настоящего Константина, сестра самого Алексея по имени Феодора. Она не только не думала признавать в самозванце своего мужа, но встретила слухи о нем с негодованием и досадою, как безумную и оскорбительную сказку. Два или три раза, говорит дочь Алексея, мнимому сыну Диогена было сделано внушение, чтоб он отказался от своих неуместных речей.
Упорство самозванца, который уже был окружен толпою легковерных приверженцев, раздражило Алексея и заставило подозревать существование заговора. Очень вероятно, что в разных глухих и темных углах толковали о правах Диогенова сына на византийский престол. Чтобы прекратить все толки, задушить заговор в зародыше, Алексей велел захватить самозванца вместе с его ближайшими друзьями и подверг их унизительному, но не кровавому наказанию: всем им обрили голову и бороду и выставили их в таком виде на позорище площадной толпе, а самого лже-Диогеновича привязали сверх того к висельному столбу, чтобы навести на него больше страха[73].
- Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства - Абрам Ранович - Религиоведение
- Печенеги, торки и половцы - Петр Голубовский - История
- Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв. - Брюн Сергей Павлович - История
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Кровавое наследие - Лоэнн Гринн - Фэнтези