Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - Леонид Васильевич Милов
- Дата:10.09.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса
- Автор: Леонид Васильевич Милов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С возражением в адрес подобного утверждения выступил Г.Е. Кочин[2391]. Суть его возражений сводится к критичной оценке уровня производительных сил в XIV–XV вв. “Земледелие, – пишет Кочин, – как особый раздел владельческого предпринимательства требовало таких сил и средств, каких не было у землевладельцев XIV–XV вв., особенно в тех удаленных от владельческого центра волостях – селах, из которых состояла основная масса земельных владений феодалов”[2392]. Автор в итоге исследования приходит к выводу о том, что “производство зерновых хлебов в собственном хозяйстве феодалов-землевладельцев в изучаемое время занимало скромное место”[2393]. Источниковедчески работы своих оппонентов Г.Е. Кочин практически не рассматривает. Основной упрек автора сводится к следующему: “А.В. Черепнин и А.Д. Горский не отличают десятинной пашни, шестого и пятого снопа… от барщины”[2394].
Надо сказать, что упрек этот явно излишне полемичен. И только лишь А.П. Пьянков весьма категорично отстаивает тезис о традиционности практики полевой барщины начиная с XIV века[2395].
Тем не менее вопрос о степени распространения и характере полевой барщины в феодальных вотчинах XIV–XV вв. заслуживает внимания. Поскольку светские владельцы на этих работах все еще использовали труд холопов, то процесс становления полевой барщины можно проследить лишь на актах монастырей.
Наиболее раннее свидетельство уставной грамоты 1391 года о пашне на монастырь в свое время даже Б.Д. Греков расценил как полевую барщину[2396]. Это мнение, как и суждения Л.В. Черепнина и А.Д. Горского, оспорил Г.Е. Кочин, который увидел в документе лишь отражение практики так называемой “жеребьевой” или десятинной пашни[2397]. По мнению ученого, при десятинной пашне господского поля как такового не существовало, феодал ни сам, ни через свой аппарат хозяйственными полевыми работами не ведал: “Землевладелец использовал не самую рабочую силу крестьянина, а получал ее результат – готовую продукцию – зерновой хлеб на полях”[2398]. Цитируя грамоту, Г.Е. Кочин обращает внимание, что речь в ней идет не о господских особых полях, а всего лишь о “игумновом жеребии” в общем клину крестьянских полей. На первый взгляд кажется, что речь идет о тонкости, о второстепенной детали. Однако суть дела сложнее. При упрощенном подходе к явлению, когда улавливается лишь главное – “на кого” пашут, и опускаются нюансы обстоятельств пахоты, исследователь проходит мимо свидетельств конкретного механизма зарождения полевой барщины. А за этим могут скрываться реальные особенности зарождающегося господского феодального хозяйства.
Напомним контекст интересующего нас сюжета грамоты, где тяглоспособные крестьяне монастырских сел и деревень обязывались: “церковь наря-жати, монастырь и двор тынити, хоромы ставити, игумнов жеребей весь рольи орать взгоном, и сеяти, и пожати, и свести, сено косити десятинами и в двор ввести, ез бити и вешней и зимней”[2399] и т. д. Действительно, в тексте речь идет лишь о “жеребии”, а не об особых господских полях. Позднее, в XVI веке, необходимость говорить о “жеребии” отпала, так как во многих монастырях заводилась особая господская запашка. Была она, как правило, в селе, где было боярское или монастырское хозяйство (скотные дворы, конюшни и т. п.) К селу “тянули” ближайшие деревни, крестьяне которых пахали монастырскую или боярскую пашню в селе.
Наиболее ранний пример организации особого комплекса господских полей мы видим в ссылках судного списка о тяжбе Симонова монастыря с крестьянами с. Шипинского о землях Бежецкого Верха и Углича (1540 г.). В ссылках старожильцев на писцовое описание конца XV – начала XVI в. фигурирует угличский князь Андрей Васильевич, который “выменил то село у сына боярского… а дал ему государь противо того черные деревни во Княжеской волости. И приежщал… в то село пашню на государя наряжати дияк княж Ондреев – Митею звали Демидов. Да выменял… князь Ондрей Васильевич деревню Чюрилово… да выменял… деревню Степанское… и припустил, господине, те деревни к селу к пашне; да к тому… припускал к селу в пашню черные деревни; и сколько… к селу он припустил деревень в пашню, и тем… всем деревням давал дияк княж… траву по реке по Кестме… а под двором… у пашенных деревень ни у одное травы нет”[2400]. Здесь процесс выделения комплекса барских полей в селе и придача к нему рабочей силы крестьян окрестных великокняжеских деревень отражены довольно четко. Общепринятый характер такой процедуры выявляется из ответа царя Федора Ивановича на письмо митрополита Варлаама о хозяйственных неурядицах Софийского дома (1592 г.). Совет царя сводился к тому, чтобы “лутчие места, которые ныне в поместьях розданы, поймать на себя и устроить села и пашни на себя”[2401].
Что же касается “жеребия”, то в принципе вполне ясное понятие как доли в общем целом хорошо иллюстрируется материалами одного из земельных споров конца XV века (спор И.А. Носова с Я.И. Бессониевым и Ф.И. Кривым о церковной земле в Переяславском уезде – 1485–1490 гг.)[2402]. Обе стороны сошлись здесь на том, что спорный участок находится в общем массиве полей церкви Воскресенья. Расхождение спорщиков лишь в юридическом оформлении прав на участок, долю в общем массиве полей. Свидетели одной из сторон, Я.И. Бессониева и Ф.И. Кривого, утверждали на суде: “Давали, господине, отцы их игумену или попу, – кой будет игумен или поп силен, много всхочет пахати, и отцы их, господине, по четверти или по две дадут в поле вспахати, чего сами не возмогут по пахати, а к церкви, господине, земли не придавывали”. Другой спорщик – “вотчич” Ивашко (И.А. Носов) заявил: “И как яз… бил челом Григорию Васильевичу (более раннему владельцу, – Л.М.) и Григорей то мое селцо Олексеевское взял за собя, а мне… дал тут жеребей земли у церкви с попом по половинам. И как Григорей… постригся, так меня… отпустил и с тем с моим жеребием с церковным”. Возможно, Ивашко держал поместье от Григория Васильевича (не исключено, что он вообще вышел из холопов). Главное же заключается в том, что жеребей как доля юридически был не оформлен, не имел межевых границ и т. п. Это было лишь долевое участие.
Значение жеребия как доли хорошо выясняется из текста двух купчих 1525–1526 гг., по которым митрополичий боярин Р.Ф. Фомин скупил “в дом” по частям село Степановское, принадлежавшее различным представителям рода Елдегиных в Московском уезде. В одной купчей оформлена “половина” сельца, состоящая из трех жеребиев, “с всем с тем, что к тому полусельцу… к трем жеребьем из старины потягло, с лесы,
- Очерки истории средневекового Новгорода - Валентин Янин - История
- Деньги делают деньги. От зарплаты до финансовой свободы - Дмитрий Алексеевич Лебедев - Финансы
- Прайм-тайм. После 50 жизнь только начинается - Джейн Фонда - Эротика, Секс
- Музей - Виорель Ломов - Социально-психологическая
- Полное собрание законов Мерфи - Артур Блох - Прочая научная литература