История Первой мировой войны - Бэзил Гарт
- Дата:07.07.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: История Первой мировой войны
- Автор: Бэзил Гарт
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же нам придется пойти еще дальше. Несомненно, если историку будущего захочется отметить какой-либо день, который оказал решающее влияние на исход Мировой войны, то ему придется остановиться на 2 августа 1914 года, так как Англия фактически вступила в войну, когда мистер Уинстон Черчилль в этот день в 1:25 утра отдал приказ о мобилизации британского флота. Этому флоту не суждено было выиграть новый Трафальгар — но суждено сделать больше кого-либо и чего-либо для завершения войны в пользу союзников.
Флот был инструментом блокады. С тех пор, как туман войны все более рассеивается под ярким светом послевоенных лет, блокада все резче и резче выявляется на горизонте истории, становясь одним из решающих факторов прошлой борьбы. Блокада была подобна тем смирительным рубашкам, которые применяются в американских тюрьмах к непокорным заключенным. Рубашка постепенно стягивается все туже и туже; вначале ограничиваются лишь движения заключенного, затем стесняется его дыхание. Чем туже стягивается рубашка и чем дольше это продолжается, тем сильнее падает способность заключенного сопротивляться и тем больше страдает он от томительного чувства сдавливания.
Беспомощность, как правило, влечет за собой отчаяние, а история подтверждает, что исход войны решается потерей надежды — но не потерей жизней! Ни один историк не сможет не оценить прямого влияния полуголодного существования германского народа на последующий взрыв «внутреннего фронта». Но, оставляя в стороне вопрос, насколько революция способствовала военному поражению Германии, посмотрим, как блокада — неизменный фактор борьбы — влияет на все рассуждения о военной обстановке.
Последний год войны усеян бесчисленными «если». Если бы Германия вместо того, чтобы бросить все свои силы и средства в ряд честолюбивых наступлений 1918 года, закрепила свои успехи на Востоке, придерживаясь на Западе обороны, могла ли она таким образом избегнуть поражения? С военной точки зрения это не вызывает почти никаких сомнений. В свете опыта 1915 года, когда союзники имели на Западе 145 дивизий против 100 германских, и когда система германских окопов представляла собой хрупкий, отнюдь не совершенный бастион по сравнению с их позициями 1918 года, трудно предположить, что союзникам удалось бы в таком случае прорвать германские линии. Пожалуй, это было бы так — даже если бы союзники выждали, пока мощный поток свежих подкреплений, вливаемых Америкой, вернет им то сравнительное численное превосходство, которым они пользовались в 1915 году.
А если это так, то, учитывая все накоплявшуюся цену тщетных атак, не пошли ли союзники случайно на компромиссный мир? Например, на мир, который взамен освобождения Бельгии и северной Франции мог уступить Германии часть или все ее завоевания на Востоке? Когда мы задаем этот вопрос и с военной точки зрения затрудняемся ответить на него благоприятно, то нам надо вспомнить о блокаде. Именно мертвая хватка британского флота при отсутствии всяких серьезных шагов к миру со стороны Антанты заставила германцев пойти на эти felo de se[113] наступления 1918 года. Германию подогнал призрак медленного истощения, кончающегося полным параличом.
Быть может, если бы Германия пошла на такую политику войны, как оборона на Западе и наступление на Востоке, сразу после Марны в 1914 году или даже после 1915 года, продолжив оборону, на которую в этом году она временно перешла, виды ее на будущее были бы более радостными, и история сложилась бы иначе. С одной стороны, Германия, несомненно, могла бы тогда осуществить свою мечту о «Mittel-Europa»[114], с другой стороны, действие блокады было бы тогда слабее, и вряд ли кольцо блокады могло быть стянуто туже, пока Америка не вмешивалась в войну. Но к 1918 году лучшие шансы уже миновали.
Другое важное «если», часто ставящееся на обсуждение, заключается в вопросе: могла ли Германия еще осенью 1918 года избежать капитуляции? Рухнул бы германский фронт, если бы война продолжалась и после 11 ноября? Была ли капитуляция неизбежной — или же германцам удалось бы отступить и прочно остановиться на своей границе?
Немцы прямо отвечают на последний вопрос «да» и обвиняют дрогнувший «внутренний фронт». Разумные и чистосердечные люди на стороне Антанты склонны признать, что с военной точки зрения это также было возможно. Но опять-таки вмешивается флот. Даже если бы германские армии и германский народ, поднявшись в сверхчеловеческом усилии на защиту своей земли, остановили союзников на своей границе, конец Германии был бы этим лишь несколько отсрочен. Самое большее, на что может пойти история — это признать, что если бы германцы туже затянули свои пояса и продержались достаточно долго, то союзникам, уже уставшим от войны, надоели новые тщетные усилия, и они пошли бы на более благоприятный для Германии мир, чем тот, который был подписан в Версале.
Рассмотрев все эти «если» и учтя непосредственную причину, приведшую к миру, — морскую силу Британии, ее историческое оружие, поставим вопрос: а как именно была одержана победа? Большую роль здесь сыграли, конечно, военные действия. Но мы не должны недооценивать и невольную дань, уплаченную германцами за успехи пропаганды союзников, и в частности, британской. На последней стадии войны она особенно умело управлялась и была особенно настойчивой.
Если теперь, когда страсти успокоились, воспоминания о некоторых «фактах», которые активно эксплуатировались пропагандой, бередят наши чувства до колик в животе, следует понимать, что такие формы пропаганды не могли ни вдохновить наших людей, ни воспрепятствовать врагу. Именно то, что в основе нашей пропаганды лежали реальные факты, сыграло главную роль в восприятии ее жителями Германии, подводя их к вопросу о честности лидеров и обоснованности надежд на успех — что, в свою очередь, ослабляло их готовность к дальнейшим жертвам.
Однако, хотя мы должны признать большую ценность разборчивой пропаганды, ее эффект заключался скорее в дополнении и подкреплении наших военных успехов, нежели в прокладывании пути к ним, поскольку германская сторона активно боролась с нашей пропагандой. Важное свидетельство об этом можно найти в мемуарах принца Макса Баденского, человека, чей благородный патриотизм и искренность вызывали уважение как друзей, так и противников. Его книга — один из наиболее ценных мемуарных источников, повествующих об этой войне и изданных к настоящему времени. Неумышленно и подсознательно он указывает на неаккуратные пассажи, ударившие мимо цели, которые не оказали воздействия даже на вполне трезвых людей в тот момент, когда немецкое оружие временно находилось на подъеме.
Он указывает, что в марте 1918 года даже пацифисты громко кричали: «Долой беспокойство!.. Что нам испытания!.. Мировое господство!» Другой представитель умеренного лагеря «выпустил кота из мешка», глубокомысленно заметив: «Кажется, мы уже должны говорить не только о Лонгви и Бриэ», — демонстрируя, что опьянение пропагандой действует куда сильнее, нежели аргументация, возлагающая на Германию ответственность за возникновение войны. Тем не менее, если мы признаем ценность пропаганды, то действие ее, как это часто подтверждают и сами немцы, скорее дополняло и завершало военный успех, чем прокладывало ему дорогу. Поэтому все же именно успех оружия союзников является одной из прямых причин, приведших к капитуляции Германии 11 ноября.
Это заключение, однако, не влечет за собой необходимого или естественного следствия, что к моменту перемирия германские армии были на волосок от развала. Точно так же отсюда не следует, что заключение перемирия являлось для Антанты ошибкой, как это говорил кое-кто на стороне союзников. Громче других об этом кричали как раз те, кто предпочитал оставаться в тылу, сражаясь лишь языком.
События последних «ста дней» войны, при тщательном их изучении подтверждают бессмертный урок истории, что основной целью действий на войне является решающее влияние на психику командования и правительства противника, а не на пушечное мясо его армий. Равновесие между победой и поражением зависит от психических и моральных впечатлений и только косвенно — от физических поражений. На войне, как сказал Наполеон и повторял Фош, «имеет значение человек, а не люди».
Подтверждение этой великой истины мы находим в последней фазе войны. Как ни велик был воодушевляющий и внешний крупный успех июльского Марнского сражения, остановившего прилив германских армий, Людендорф неуклонно продолжал намечать новые планы и подготавливать свежие наступления. Хотя он и был несколько опечален, однако, не пребывал в таком отчаянии, как после своих внешне блестящих атак на реке Лис в апреле 1918 года.
Внезапная атака четырех армий у Амьена 8 августа явилась моральным ударом, который вывел германское командование из равновесия. Принц Макс правильно указывает в своих мемуарах на психологическое значение 8 августа, когда называет этот день «поворотным» пунктом для Германии. Но даже при этом понадобилось нечто большее, чтобы уверенность в поражении превратить в сознание своей беспомощности, приведшее к капитуляции. Это большее пришло не с Западного фронта, а с побочного театра военных действий, коим столь долго пренебрегали, — Салоник, над которым союзное военное командование давно уже поставило крест и который германцы ядовито прозвали своим «самым большим лагерем военнопленных». Когда Болгария вышла из строя, оказался раскрытым настежь черный ход в Австрию и Турцию, а через Австрию — и в Германию.
- Права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации: Комментарий к части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации - Вадим Погуляев - Юриспруденция
- Переводы - Бенедикт Лившиц - Поэзия
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Великий мышиный сыщик: Бэзил и Кошачья пещера - Ева Титус - Прочая детская литература / Детские остросюжетные / Детские приключения
- Ученик чародея - Наталья Авербух - Фэнтези