Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль
- Дата:30.10.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946
- Автор: Шарль де Голль
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После завтрака Уинстон Черчилль сообщил мне, как тронут он был тем, что ему довелось увидеть и услышать. «Скажите мне, что Вас поразило больше всего?» — спросил я его. «О, единодушие! После стольких событий, когда в той же Франции и вы, и я подвергались нападкам и на словах, и в прессе, теперь же нас встречали только с энтузиазмом! Это говорит о том, что в глубине души французский народ был с Вами, служащим ему, и со мной, помогавшим Вам в этом». Черчилль добавил, что он находился под впечатлением хорошей организации всех официальных церемоний. Он признался, что британское правительство долго обсуждало вопрос о его поездке, прежде чем дать на нее согласие, настолько велико было опасение беспорядков в Париже. Теперь же он увидел, что все находились на положенных местах, толпа держалась за барьерами, разражалась овациями или хранила молчание тогда, когда это было уместно, наконец, он был доволен прекрасной выучкой войск, которую Французские внутренние силы продемонстрировали вчера на параде. «Я думал, — заявил он, — что присутствую при возрождении страны».
В течение дня в моем кабинете на улице Сент-Доминик у нас состоялось совещание, где рассматривалась возможность франко-британского сотрудничества по вопросам урегулирования мировых проблем. Вместе с Черчиллем присутствовали Иден и Дафф Купер, с моей стороны были Бидо и Массигли. На этот раз речь шла о делах, а не о личных впечатлениях, поэтому наши собеседники оказались довольно сдержанными.
В том, что касалось вооружения французской армии, они не согласились оказать нам сколько-нибудь значительную помощь и не высказали стремления присоединиться к нам в обращении за поддержкой к США. По вопросу о Германии они признали, что у Франции должна быть своя оккупационная зона, но уклонились от уточнения, какая именно. Еще меньше они хотели детально рассматривать проблему будущего правления в германских государствах, в Руре, в Рейнской области, в Сааре и т. д. Напротив, они не скрывали от нас, что в Москве, несколькими днями раньше, они согласились с планами Сталина по будущим границам России и Польши, направили в советскую столицу трех польских министров гг. Миколайчика, Ромера и Грабского, чтобы заставить их договориться с Люблинским комитетом[39], как этого требовали русские. Кроме того, они сообщили, что наконец заключили с Кремлем своего рода соглашение о разделе Балкан на две зоны влияния. «В Румынии, — сказал Черчилль, — русские будут контролировать 90 % территории, а мы, англичане, — 10 %. В Болгарии у них будет 75 %, а у нас — 25 %. Но в Греции у нас уже будет 90 %, а у них — 10 %. В Венгрии и Югославии у нас будут равные права». Всем нашим попыткам перейти к коренным вопросам по Леванту британские министры противопоставили уклончивую позицию. Они продемонстрировали то же нежелание детально обсуждать вопросы по Индокитаю и по Дальнему Востоку.
По вежливой осторожности ответов Черчилля и Идена чувствовалось, что они считали себя участниками какой-то игры, к которой мы не были допущены, и соблюдали с нами дистанцию, явно навязанную другими. Однако они заявили о своем доверии к Франции и высказали уверенность в том, что она займет свое место среди великих держав. Они предложили немедленно начать переговоры по выработке соглашения о франко-британском альянсе и даже передали нам совместное приглашение Англии, США и Советской России принять вместе с ними участие в работе Европейской комиссии в Лондоне.
Этим первым шагом не следовало пренебрегать. Но это нас совершенно не удовлетворяло. Во всяком случае, Черчилль мог убедиться из наших бесед, что мы не согласимся ни на какое другое положение, кроме полноправного членства. Продолжая затем свой визит, он также мог вынести впечатление, как это было уже продемонстрировано на Елисейских полях, что французский народ не заслуживал того, чтобы его дела решались кем-то со стороны.
12 ноября Черчилль был принят в Парижской Ратуше, где, по его просьбе, присутствовали не только представители муниципального совета, но и Национального совета Сопротивления, Парижского комитета освобождения, а также многие участники августовского восстания. «Я иду на эту встречу, — сказал он мне, — чтобы увидеть настоящих бойцов!» Может быть, при этом он лелеял и надежду встретить там также и противников де Голля. По возвращении со встречи он описал мне то удивление, которое испытал. «Я ожидал, — рассказывал он, — что встречусь с бурлящей и неорганизованной толпой повстанцев. Однако, меня встретили настоящие парламентарии, по крайней мере люди, похожие на них, республиканские гвардейцы в парадной форме отдали мне честь, и меня ввели в зал, заполненный пылкой, но ведущей себя достаточно сдержанно толпой, где ко мне с речами обратились ораторы, явно готовящиеся выставлять свои кандидатуры на выборах. Глядя на Ваших революционеров, вспоминаешь наших лейбористов! Тем лучше для общественного порядка, но все-таки жаль, что все не было так живописно, как хотелось бы». Вечером, после очередного совещания в компании с Иденом и Бидо и ужина в посольстве Великобритании, я повез Черчилля по частям нашей 1-й армии.
Весь день 13 ноября под беспрерывно падающим снегом Черчилль ездил по войскам, он увидел возрождающуюся французскую армию, ее крупные соединения в строю, функционирующие службы, штабы за работой, уверенных в себе генералов; все было готово к наступлению, которое должно было начаться на следующий день. Он был под впечатлением от увиденного и заявил, что он имел все основания доверять Франции более, чем когда бы то ни было.
Но этого чувства доверия Черчилля было недостаточно, чтобы заставить его проводить по отношению к нам политику честного сотрудничества, которая могла помочь возродить Европу и поддержать на Востоке, в Азии и в Африке престиж Запада. Его нынешняя поездка была для нас, быть может, последней возможностью заставить его раскаяться. Я не упустил этого случая и попытался повлиять на него во время бесед, которые мы вели наедине.
Я не уставал повторять Черчиллю: «Вы же видите, Франция встает на ноги. Но, как бы я в нее ни верил, быстро вернуться к своей былой мощи она не сможет. Вы, англичане, со своей стороны, заканчиваете войну в блеске славы. Однако, как бы это ни было несправедливо, Ваше положение в мире может пошатнуться, учитывая Ваши потери и расходы, центробежные силы внутри Британского Содружества и, самое главное, рост сил Америки и России, а скоро и Китая! Наши страны должны занять в этом будущем новом мире свое место, а они одновременно потеряли свою мощь. Если и дальше они будут действовать раздельно, сколько продержится каждая из них? И наоборот, пусть Англия и Франция объединятся и вместе участвуют в урегулировании проблем, которые встанут на повестку дня завтра, тогда их позиция будет достаточно весомой, чтобы без их решения или согласия ничего не предпринималось. Именно эта общая воля должна лежать в основании союза, который Вы нам предлагаете. Если же нет, то зачем подписывать документ, который будет просто двусмысленным?»
«Равновесие в Европе, — добавил я, — гарантированный мир на Рейне, независимость государств на Висле, Дунае и на Балканах, наша поддержка, в рамках содружества, тех народов, которым мы открыли путь к цивилизации во всех частях света, новая форма объединения наций, являющая собой нечто иное, чем поле раздоров для Америки и России, и, наконец, проведение политики, в которой признано главенство человеческого фактора над развитием механизации в обществе, — вот, не так ли, наши основные интересы в недалеком будущем. Так давайте объединимся и будем бороться за эти интересы вместе. Если Вы этого хотите, то я готов на это, а наши народы пойдут за нами. Америка и Россия, погрязшие в своем соперничестве, не смогут нам помешать. Впрочем, мы заручимся поддержкой многих стран и всего мирового сообщества, инстинктивно опасающихся огромных держав. В конце концов, Англия и Франция вместе приступят к строительству нового мира, как уже дважды за последние тридцать лет они вместе выступали во время войны».
Уинстон Черчилль ответил мне: «Я считаю, будьте в этом уверены, что Франция и Великобритания не должны разделяться. Вы сами свидетель тех усилий, которые я предпринимал в наиболее трудное время, чтобы не допустить этого. И сегодня также я предлагаю Вам заключить с нами принципиальный союз. Но в политике, как и в стратегии, лучше всего убеждать сильнейших, чем идти против них. В этом я и пытаюсь преуспеть. У американцев есть огромные ресурсы, которые они не всегда используют по назначению. Я же стараюсь направить их на путь истинный, не забывая при этом, естественно, извлекать пользу для своей страны. Я завязал тесные дружеские отношения с Рузвельтом, и, общаясь с ним, я избрал путь высказывания предположений, подталкивая его в нужном направлении. Что же касается России, то это огромный зверь, давно уже жаждущий добычи. Сегодня невозможно помешать ему рвать ее, тем более что он попал в самую середину стада. Но нельзя дать ему захватить все. Я пытаюсь сдерживать Сталина, у которого, помимо большого аппетита, есть и здравый смысл. И более того, после трапезы наступает время переваривания пищи. Когда придет час переваривать ее, тогда для успокоившихся русских настанет трудное время. Тогда Святому Николаю[40], возможно, удастся оживить бедных детей, которых людоед посадил в чан для засолки. А пока я участвую во всех делах, не соглашаюсь делать что-либо безвозмездно и даже получаю какие-то дивиденды».
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Приоритетные национальные проекты: идеология прорыва в будущее - Александр Иванов - Политика
- Вооруженное восстание животных - Александр Тюрин - Научная Фантастика
- Баталист. Территория команчей - Артуро Перес-Реверте - О войне / Русская классическая проза
- Станция Трудовая – территория точных измерений - Владимир Броудо - Русская современная проза