Русская история. Том. 3 - Михаил Николаевич Покровский
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Русская история. Том. 3
- Автор: Михаил Николаевич Покровский
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уступка была, таким образом, только принципиальной, но и принципиальные уступки могли внушить мысль, что стачечной борьбой можно многого добиться даже в условиях русского политического строя. Это и высказала всеми буквами «Рабочая мысль» — орган петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса (в передовице своего 4-го номера, вышедшего в октябре 1898 года): «Нет! довольно той лжи, по которой рабочее движение оттого развивается, что уже налицо политическая свобода… Нет! настоящая свобода оттого развивается, что рабочее движение двинулось и неудержимо стремится вперед! Истина в том, что всякая стачка, всякая касса, всякий рабочий союз только тогда становится «законным», когда стал делом обычным». В результате успешной наступательной стачечной борьбы 90-х годов складывалось настроение не революционно-социалистическое, а реформистское. На русской почве этот своеобразный реформизм в обстановке самодержавной монархии получил название «экономизма». В нем было, несомненно, две здоровых мысли: что основой всякого серьезного рабочего движения должна быть широкая массовая организация, и что вовлечь массы в такую организацию можно только на почве их повседневных, будничных нужд и требований. Но «экономисты» были убеждены, что этого и достаточно, — остальное само приложится; ближайшее же будущее готовило им жестокое разочарование.
Последним годом промышленного подъема был 1898-й. Показателем наступавшей реакции было повышение учетного процента на западноевропейских биржах (в Париже с 2,20 в 1898 году до 3,06 в 1899-м, в Лондоне до 3,75, в Берлине даже до 4,98, тогда как в 1895 году берлинский учетный процент был 3,15). «Зима 1899–1900 года была посвящена ликвидации предшествовавшего промышленного подъема. Из всех концов России приходили известия о застое торговли, банкротствах, безработице». В Иваново-Вознесенске «фабрики и заводы с 1 октября (1899 года) сократили свою работу, и лишний контингент рабочих увольняют на все четыре стороны…» «Иди, мол, батюшка, — спокойно приговаривает богатый фабрикант, — ты мне теперь не нужен, дела тихи». В Нижнем той же осенью «усиленно сокращали штат рабочих на Сормовских заводах и на заводе Доброва и Набгольц: сокращение это продолжалось до доброй половины зимы. Рассчитывали рабочих и на заводе Курбатова». В Туле к весне следующего года «положение рабочего населения становилось все более и более тягостным. Фабрики и заводы, писали оттуда, сокращают или вовсе приостанавливают свою деятельность, уменьшается точно так же спрос на рабочие руки; напротив, количество последних увеличивается. Многие рабочие давно уже перезаложили свои более или менее ценные вещи, даже кое-что из домашнего скарба, чтобы только не остаться без хлеба»[253]. Дальнейший ход кризиса характеризуют следующие данные:
А вместе с кризисом формировалось и революционное настроение рабочих. Уже харьковская маевка 1900 года не имела ничего общего с теми тайными собраниями, где говорилось о пользе наук, как это мы видели в Петербурге в 1891 году. Десятитысячная толпа рабочих, с красными знаменами, прошла весь город от одного конца до другого, выдержав целый ряд схваток с казаками. А в 1901 году дошла очередь и до Петербурга. Попытка отпраздновать 1 мая на Обуховском заводе привела к репрессиям, а репрессии вызвали забастовку (с чисто принципиальным требованием — 8-часового рабочего дня: такие принципиальные требования, столь отличные от требований «практических», выставляемых рабочими во время обычных экономических забастовок, сами по себе характеризуют уже движение как революционное) и демонстрацию. Толпа в несколько тысяч человек вышла на Шлиссельбургский тракт и здесь, по словам обвинительного акта, повела себя «крайне вызывающим образом, осыпала бранью и насмешками чинов полиции, по адресу же патрульных раздавались площадная ругань и крик, что ни полиция, ни солдаты ничего не значат. Скоплением народа окончательно было прекращено всякое уличное движение и остановлен проезд конных патрулей, которым толпа опускала на головы брусья шлагбаума; подошедший же вагон конной железной дороги с чинами полиции был засыпан градом заранее заготовленных камней. Заперев и забаррикадировав изнутри ворота кирпичной фабрики, толпа стала бросать камни и кирпичи; жандармы и конная стража вынуждены были отступить. Захватив пеших городовых, полицеймейстер Полибин трижды тщетно пытался подойти к воротам с целью их выломать: большинство сопровождавших его городовых получили ушибы, а сам он был сбит с ног ударами камней. Вытребовав эскадрон жандармов, две роты пехоты и отряд городовых, Полибин выстроил прибывшую на место морскую команду и открыл огонь вдоль проспекта»[254]… «Мирные социалисты» и после таких событий не теряли еще надежды, но грубость средств, пускавшихся теперь ими в ход, сама по себе достаточно ясно показывала, как много воды утекло с 80-х годов и наверху, и внизу, в рабочих массах. Тогда, в дни фабричных законов 1882–1886 годов, были реальные уступки рабочему классу — уступки, останавливавшиеся, правда, весьма рано, но манившие перспективами на дальнейшие уступки, уже гораздо более крупные. А теперь была одна видимость, шитая белыми нитками: в московские организации, связанные
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Первый русский национализм… и другие - Андрей Тесля - История
- Декабристы в Забайкалье - Алексей Васильевич Тиваненко - История / Путешествия и география
- Общество с ограниченной ответственностью (ООО): от регистрации до реорганизации - Виталий Семенихин - Юриспруденция
- Небывальщина - Павел Якушкин - Русская классическая проза