Обнаров - Наталья Троицкая
- Дата:20.09.2024
- Категория: Любовные романы / Современные любовные романы
- Название: Обнаров
- Автор: Наталья Троицкая
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галимский до хруста сжал пальцы, замолчал.
Отчего-то грусть этих нехитрых слов непонятным образом передалась Тае. Что в них было? Ностальгия по прошлому? Страх перед будущим? Острое ощущение мимолетности счастья? А, может быть, боязнь, что этого мира тебе одному будет слишком много, что потеряешься в нем, захлебнешься тоской, задохнешься отчаянием? Ведь жизнь для себя – все равно что песня без голоса, что рассвет без единого солнечного луча.
– У нас, у мужиков, ведь как: болит – молчим, прогибает – терпим, а рот откроем – всегда не в тему. Только без бабонек наших все давно передохли бы. Так-то! – он коснулся руки Таи, заглянул в глаза. – А где ж вы баньку-то так искусно растоплять научились, красавица?
– Бабушка научила. В деревне жила.
– В деревне. В деревне… – эхом повторил Алексей Васильевич. – Костян вроде бы житель городской, а душа деревенская. Вишь, каких вензелей из дерева наплел. И беседка, и крылечко, вот это, и колодец, и наличники на окнах дома.
– Это всё Костя?
– Доподлинно.
– Резьба просто восхитительная. Будто кружево!
– Кружево и есть. Приедет, бывало, сюда, и как пчелка, все возится, корпит над работой. Я ему говорю: «Найми, дай бутылку. Посиди сиднем. Шашлычку поешь, водочки выпей». А он: «Я, Василич, отдыхаю так. Когда руки заняты, голова пустая». С полгода эти вензеля резал. Ты ж посмотри, дочка, какая красота!
– Ой, захвалишь, Василич! Ой, захвалишь!
Оба обернулись.
По дорожке от дома к баньке шел Обнаров. На нем была потрепанная фуфайка нараспашку, видавшие виды джинсы, легкомысленная майка с волком из «Ну, погоди!» – вряд ли кто-нибудь сейчас признал бы в нем российскую знаменитость.
– О чем секретничаете? – он чмокнул Таю в щеку и сел на ступеньку рядом.
– Барышня твоя чисто Василиса Премудрая. Ты бы видел, как она печь в баньке растопила. С одной спички! А воду, воду как из колодца виртуозно достает! Ты думаешь, чем? Багром!
– Я самовар у вас в баньке видела. Кто умеет ставить самовар?
– Это Серега у нас мастер.
– Какой Серега?
– Беспалов. Он и самовар сюда притащил. Приезжает, мы чай из самовара в беседке пьем. Он совершенно мастерски самовар сапогом раздувает.
– Сапогом?!
– Ну да. Он и сапог привез. Хромовый. Там где-то, поблизости от самовара валяется.
– Это что же, если Сережи нет, вы без чая сидите?
– Мы с Костяном попробовали однажды, – сосед смущенно почесал затылок. – Дули-дули внутрь, в этот самовар…
– Нет, Василич. Мы с тобой сначала воды не туда, прямо в трубу, налили. Она наружу полилась, а мы думали, самовар прохудился, – смеясь, вспомнил Обнаров.
– Кто ж, елки-моталки, знал-то?
– А потом мы воду правильно налили, в трубу полено сунули и снизу спичками пытались его разжечь.
Тая звонко рассмеялась.
– Придется вас спасать. Сейчас углей нагребу, лучины наколю. Через двадцать минут будем пить чай из самовара. А там и банька будет готова. Только… – она вновь рассмеялась. – Умоляю вас, никакого хромового сапога!Чай пили в беседке.
В дополнение к «пошлому», как обозвал его Галимский, городскому торту, Евгения Антоновна принесла к столу горячий, только что из русской печи, рыбный пирог и обязательные, как старый символ советского достатка, шоколадные конфеты «Мишка на севере» и «Кара-Кум».
– Опять ты со своими конфетами! Эка невидаль! – ворчал на супругу Алексей Васильевич. – Прямо Костян с Таисией ухватятся за твои конфеты. Лучше б наливочки, рябиновой, захватила. На свежем воздухе, для сугреву, за милую б душу тяпнули!
– Забыла! Сейчас, сейчас принесу. Как же это я, окаянная? – сокрушалась Евгения Антоновна и проворно несла свое маленькое пухленькое тельце по тропинке назад, к дому.
– Пухлик, вокруг, через калитку, иди. В дырке, в заборе, застрянешь! Недотёпа, в самом деле… – бросал вслед супруге Алексей Васильевич, а глядел тепло и ласково.Вчетвером, за большим столом, в уютной беседке с превосходным видом на озеро, они сидели вкусно и с удовольствием. Для начала попробовали и похвалили пирог и наливочку Евгении Антоновны.
– Это из-за деда все! – скромно отмахивалась она пухлой ручкой. – Он большой любитель пирогов. Старый стал, капризный…
– Женечка, – сердечно обнимая супругу за плечи, говорил Алексей Васильевич, – причем тут пироги? Хотя бы раз прожить с тобою целую жизнь, клянусь, большего мне и не надобно!
– Ах, котяра седая! Ах, подлиза… – ласково шептала Евгения Антоновна и пухленькой ручкой гладила мужа по копне белых, как снег, волос.
Потом дружно хвалили Таю за хозяйскую жилку, за расторопность, за прекрасный стол, за кипящий на столе самовар, за радушие и гостеприимство.
Потом, как водится, выпили за молодых.
– Тьфу ты, едрёна-бандероль! Женя, чего налила-то?! – опустошив рюмку и крякнув от удовольствия, сердито спросил дед Галимский.
– Я и сама, дедун, не пойму. Горько…
– Горько, спасу нет! – лукаво поддакнул сосед. – Ох, горько! Кабы подсластить!
На два голоса Алексей Васильевич и Евгения Антоновна от души покричали молодым: «Горько!» Деваться некуда, пришлось молодым целоваться.
– Эх-ма… – глядя на них, обнимая жену за плечи, вздохнул Галимский. – Были и мы рысаками…
Нащупав под лавкой коробку, Алексей Васильевич осторожно достал ее и поставил себе на колени. Из коробки он вынул ходики с кукушкой. Часы были в виде домика шоколадного цвета, украшенного рельефной резьбой в виде еловых лап. Вверху, над белым с черными римскими цифрами циферблатом, находилась дверца, откуда каждые час и полчаса появлялась серо-белая пестрая кукушка. Внизу, из недр часового механизма, тянулись две цепи с гирями в виде еловых шишек на концах и свисал начищенный до зеркального блеска маятник.
– Вот… – Алексей Васильевич взял ходики в руки и любовно погладил. – Подарок вам от нас, от Галимских. На долгую и счастливую супружескую жизнь. Мы Женечкой думали, что подарить-то? Ты, Костян, что надо и не надо купить можешь. Не бедствуешь. Хотелось нам не просто подарок вам, ребятки, сделать, а подарок со смыслом и со значением. Эти часы были нашим с Женечкой первым приобретением. Столько всего накупили потом, а стоящее приобретение так одно и осталось. Долго, правда, мы к этому «ку-ку» привыкали. Потом привыкли. Так, год за годом, под это «ку-ку» и «куковали». Женечка мне редкие весточки с оказиями пересылает, я по миру мотаюсь. В весточках все одно: жду, скучаю, приезжай скорей. В конце приписочка: ходики без тебя спешат, видимо, приближая час нашей встречи. Из командировок возвращался, диву давались, часы ходят минута в минуту. По «Маяку» проверял. Как командировка замаячит, я еще не знаю, а часы опять наутек. Гонят время. Было, что за сутки на два часа вперед уходили! Возвращаюсь, они опять, как куранты, минута в минуту. Когда ранили меня, ходики наши встали. Женечка моя в церковь тогда первый раз пошла. Атеистка, комсомолка, а пошла. На коленях стояла, за меня молилась. Что вы думаете, молодежь?! Часы-то пошли! До сих пор тикают. Пусть теперь, ребята, у вас ходят, никогда не встают. Что б вам поменьше сложностей, побольше счастья. Чтобы, как говорится, и в горе и в радости, а все равно – вместе!
- Девятый сон Веры Павловны - Виктор Пелевин - Современная проза
- Практический курс коррекции зрения для взрослых и детей - Светлана Троицкая - Медицина
- Открывая дверь в прошлое. О любви, счастье и стране, которой больше нет на карте - Наталья Игоревна Ковалёва - Русская классическая проза
- СЛАВА РОДУ! - Михаил Задорнов - Языкознание
- Химера воспитания - Борис Поломошнов - Психология